Когда у 27-летней Ольги из Гродно спрашивают, кем она работает, ответ обычно шокирует. Невысокую блондинку с длинными волосами проще представить мастером маникюра, чем врачом-патологоанатомом. На выходных девушка катается на мотоцикле, занимается бегом и волейболом, а в будни вскрывает трупы. Мы поговорили о том, почему Ольга выбрала такую необычную профессию, правда ли, что патологоанатомы вообще не испытывают брезгливости, и как перестать бояться смерти.
Читать на OnlínerОльга согласилась на интервью не сразу, раздумывала почти год. В один из дней мы все же дождались приглашения в морг — это было волнительно. Как ни странно, в коридорах пахло чем-то очень приятным и даже вкусным (никакого намека на то, что в этих стенах препарируют трупы). В общем, если бы не надпись у входа, мы бы решили, что это обычная поликлиника.
— Все почему-то думают, что патологоанатомическое бюро входит в состав больниц, но это не так. Мы отдельная государственная структура, просто размещаемся на их территории, — рассказывает Ольга.
К слову, о стереотипах. Представление о том, что патологоанатом — это обязательно мужчина в кровавом фартуке, давно устарело. По словам Ольги, с каждым годом в медицину приходит все больше женщин, а в ее профессии их абсолютное большинство. Главное здесь — обладать определенным опытом и знаниями, а вся «грязная» работа, как правило, ложится на плечи санитаров.
«Ангел смерти» (так девушка подписана в Instagram) родилась в маленькой деревне Некраши. В детстве девочка любила собирать гербарий и… мертвых шмелей. Кроме того, в ее коллекцию попадали бабочки, черви, божьи коровки и другие насекомые. Все эти «находки» Оля аккуратно складывала и хранила в качестве экспонатов. На вопрос «Зачем?» отвечает: «Красиво…»
В девятом классе девушка искренне полюбила биологию, а еще подсела на сериал «Доктор Хаус», который отчасти и повлиял на ее решение стать патологоанатомом. Дальше — золотая медаль, красный диплом и первое рабочее место. К слову, в гродненском бюро Ольга трудится почти пять лет.
— Пожалуй, весь университет знал, что есть такая Оля, которая мечтает стать патологоанатомом, — смеется белоруска. — Другие варианты я даже не рассматривала. И если многие забыли про свои мечты уже на втором-третьем курсе, я дошла до конца.
Часто профессию патологоанатома сравнивают с судмедэкспертом. Девушка объясняет, что разница есть. Обычно при насильственной смерти человеком занимается судмедэксперт, а в остальных случаях — патологоанатом. Есть и еще одно важное отличие: 70% работы Ольги составляют не вскрытия, а прижизненная диагностика — биопсия. Проще говоря, это биоматериалы, которые привозят в бюро для исследований (родинки, полипы, опухоли яичников, аппендикс и так далее). Это нужно для того, чтобы поставить диагноз и определить дальнейшее лечение (чем занимается уже врач-клиницист). Девушка говорит, что из-за этой особенности патологоанатомов часто называют «работниками закулисья».
— Поставить правильный диагноз — огромная ответственность, поскольку от этого зависит судьба человека. Каждый день нам доставляют материал «с операционного стола». То есть пациент в прямом смысле слова лежит и ждет, когда патологоанатом определит характер новообразования: злокачественное оно или нет. Это называется экстренная биопсия, на нее дается 20 минут. А дальше хирург определяет тактику и объем оперативного вмешательства. Если мы обнаружим злокачественную опухоль, скорее всего, орган удалят, — объясняет Ольга.
Посреди беседы девушка предлагает показать, как выглядит сам процесс работы с человеческими тканями. Мы вновь ныряем в длинный коридор, а затем оказываемся в кабинете со специальным аппаратом — криостатом. Именно на нем делают срезы для той самой биопсии «с операционного стола».
Происходит это отчасти автоматически, так как вручную создать срез толщиной менее 5 микрон физически невозможно. Для наглядности нам приносят фрагмент матки размером с пару горошин и «загружают» его на держатель. Далее материал замораживается, и лаборант на аппарате делает срез, чтобы перенести его на стекло. Позже он попадет под микроскоп патологоанатома.
Но это еще не все. Чтобы хорошо рассмотреть клетки, ткани окрашивают специальным красителем (обычно розовым или синим). Это делается из-за того, что обескровленные органы имеют серый цвет, а тонкий срез и вовсе прозрачный. Проще говоря, если его не подкрасить или сделать слишком толстым, врач ничего не увидит. Такие стекла в морге хранятся около 70 лет.
Как рассмотреть на этих срезах болезнь? По словам Ольги, ретинобластома (злокачественная опухоль сетчатки глаза у детей) чем-то похожа на цветочное поле, а лимфома Беркитта (рак лимфатической системы) — на звездное небо. Опухоль полового тяжа напоминает Ольге лунные кратеры, а кристаллы при подагре — снежинки. Понятно, что в реальной жизни у всех этих болезней нет никакого романтического флера.
— Бывает, что визуально картина ничем не примечательна, но стоит взглянуть на ткани под микроскопом, и все приобретает совершенно другой вид. Чем злокачественнее опухоль, тем она красивее, — удивляет белоруска.
Мы решаем убедиться сами и садимся за микроскоп. Сперва нам показывают стекло с раком толстой кишки, затем кожу и яичники. Увлекательно, но ничего не понятно. Ольга добавляет, что иногда приходится рассматривать до 1000 таких «картинок» в день. Главная задача — ничего не перепутать и сопоставить картину из архива в голове с реальным диагнозом.
Около 30% работы врача-патологоанатома составляет аутопсия, то есть вскрытие мертвого человека. Его делают в случаях, которые регламентированы законом: например, если человек умер от неуточненного заболевания или в связи с оперативным вмешательством. Сюда же относятся смерти беременных и младенцев до года.
Вскрытие проводят в помещении, куда нас не пустили, — секционном зале. Весь процесс, увы, мы описать не можем: медицинская этика. По словам Ольги, возле трупов никто не позволяет себе перекусов (как это часто показывают в фильмах), а руки у врача отнюдь не по локоть в крови. Патологоанатом обязательно работает в средствах индивидуальной защиты: это халат, перчатки, фартук, нарукавники, бахилы, защитные очки, маска или респиратор.
Сперва врач производит «макроскопическое описание», то есть оценивает тело визуально, после чего смотрит органы и записывает все патологические изменения. Среди инструментов, с которыми приходится работать, нож, ножницы, зонд, линейка, скальпель, пинцет и держатель.
— Все как у врачей других специальностей, — отмечает Ольга.
— Считаете свою работу опасной? — спрашиваем мы.
— Конечно. Мы постоянно контактируем с инфекционными агентами, в том числе с ВИЧ, гепатитом. Если пациент до суток находился в больнице, мы можем не знать, чем он болен. Для этого и существуют средства индивидуальной защиты. Кроме того, не стоит забывать: к нам поступает послеоперационный материал, который идет с кровью.
Другим фактором опасности выступают химические вещества: формалин, аммиак, ксилол и так далее. Вот почему это считается работой во вредных условиях.
Интересно, что свое первое собственноручное вскрытие девушка не помнит. По ее словам, обычно такие пациенты оставляют либо очень хорошие эмоции, либо плохие. В том случае, судя по всему, было что-то посередине. Зато первую аутопсию под присмотром опытных врачей в университете Ольга вспоминает в деталях: «Понравились процесс и загадочная атмосфера».
Что касается брезгливости, то ее нет и не было ни в каком проявлении. Чувствительным людям просто не подходит медицина, считает белоруска.
Белоруска сравнивает свою профессию с детективом, которому нужно сложить все элементы пазла и восстановить хронологию событий. Задача патологоанатома — не только установить причину смерти, но и выяснить, какие заболевания к ней привели. Однако больше всего Ольга интересуется изучением рака.
— Никто до сих пор так достоверно и не понял, из-за чего у того или иного человека развивается опухоль. И вообще, чем реже встречается заболевание, тем интереснее с ним работать, — заверяет белоруска.
— Было такое, что слышали странные звуки по вечерам? — нагнетаем мы.
— Увы, это тоже стереотип. По крайней мере лично я с таким не сталкивалась. А если бы и столкнулась, то мертвые меня не пугают. Вот старости я боюсь, да, а смерти — нет.
Самому старому пациенту в практике Ольги было 98 лет. С детьми она не работает, поскольку этим занимается другое отделение бюро. Но говорит, что смогла бы: «Умирают все, с этим нужно смириться».
Размышляя на тему смерти, белоруска утверждает, что никогда ее не боялась. Куда страшнее старость, из-за которой человек теряет массу возможностей. По словам Ольги, если бы можно было выбрать способ смерти, она хотела бы уйти во сне. Второй вариант — умереть от какой-нибудь редкой опухоли, чтобы «в процессе вскрытия врачу было интересно».
В свободное от работы время жизнь девушки бьет ключом. В списке увлечений — езда на мотоцикле, тренажерный зал, волейбол, большой и настольный теннис, плавание, путешествия, вокал. Не обходится и без экстремального отдыха: белоруска любит прыгать с веревкой и парашютом, а однажды даже решилась на погружение с аквалангом, не умея плавать. Если на это нет сил, Ольга едет за тишиной на родной хутор к родителям или… просто спит.
— Моя работа дает возможность жить на полную катушку. Банально, но ты действительно стараешься кайфовать по максимуму. Бывает, домой приползаю почти мертвая, но вместе с тем понимаю: я жива, — говорит белоруска.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by