Сегодня, лениво врубая по пути на работу «битлов» в условном Spotify или скидывая альбом другу, вы вряд ли переживаете о том, что можете сесть за это действие в тюрьму. А вот для наших бабушек и дедушек когда-то это было осознанным риском. Быть меломаном в СССР было занятием сложным, дорогим и иногда даже опасным. Но еще и крайне романтичным и увлекательным. Наш сегодняшний герой кутил с первыми советскими хиппи, ловил волны запрещенной станции «Голос Америки», покупал у иностранных студентов и моряков пластинки по цене в половину зарплаты среднего рабочего — в общем, ему точно есть что рассказать об этом времени. За этими рассказами мы и приехали к Олегу с его большой коллекцией винила в Жодино. Попытаемся узнать, каково было быть меломаном 50 лет назад и почему пластинки снова становятся такими популярными.
Читать на OnlínerИгла патефона опустилась на шеллачную советскую пластинку. Заиграли детские частушки. Откуда именно шел звук, не сразу понятно. Если устройство этой загадочной штуки вас раньше не сильно интересовало, скорее всего, удивит тот факт, что ей не нужно электричество. Это буквально механическая беспроводная колонка эпохи наших прадедушек. С ней даже можно было ходить по улице, как сейчас это делают современные школьники, подбивая ногами пакет со сменкой под жесткий фонк. Разве что было чуть менее удобно и репертуар, разумеется, был другой.
— Точно такой же патефон моя бабушка зарыла в землю, когда в Жодино пришли немцы, а потом откопала и обменяла на мешок картошки в голодные годы. Представьте, он остался полностью рабочим после нескольких лет в земле и помог моей семье выжить.
Бо́льшую часть из своих 70 лет Олег «сходит с ума по музыке» и коллекционирует винил. Наш разговор мы начали с частушек и патефона просто для того, чтобы соблюсти хронологию. Подобная пластинка когда-то стала первой из прослушанных им в детстве.
Потом, в 17 лет, были Beatles и Rolling Stones, потом Led Zeppelin — и пошло-поехало. Даже сейчас он не может остановиться: в плей-листе его iPhone альбомы уже современных Tame Impala и King Gizzard & The Lizard Wizard. И если вы разбираетесь в инди-роке, скорее всего, вы сейчас одобрительно и с уважением закивали головой. Сосед Олега тоже, вероятно, сейчас кивает головой в такт музыке: он уже давно смирился с тем, насколько громко играет мощная Hi-Fi-система.
— Кстати, после переезда сосед, было дело, ходил ругаться, даже милицию вызывал. Но я сразу объяснил, что ему очень не повезло. Я меломан, а значит, больной человек, и уже 40 лет в этой квартире громко играет музыка. И будет играть. В итоге мы нашли общий язык — теперь я могу хулиганить спокойно, но в меру и не поздно. В конце концов, музыка у меня играет неплохая.
В двух больших стеллажах по обе стороны дивана в алфавитном порядке расставлены сотни дорогих и культовых пластинок — от Нины Симон и сольников Пола Маккартни до редкого альбома немецкой группы Can, о которой, казалось, у нас знают три с половиной человека. Но начнем мы кое с чего другого.
— Музыка умеет сохранять воспоминания. Я вот помню, под какую песню я впервые поцеловался: группа Sweet, трек Funny Funny. Включаю — и у меня сразу картинка перед глазами: мне 17, она играет из моего модного транзисторного приемника, а я целую девчонку в подъезде. Для таких магических моментов люди и пишут песни. Давайте поставим ее и начнем беседовать.
Итак, смоделируем ситуацию. Вы меломан, рожденный в СССР в середине прошлого века. Вы молоды, и как-то так сложилось, что вы хотите слушать не Леонида Утесова с Клавдией Шульженко, а условных The Beatles, Pink Floyd и The Doors. В ЦУМе вам их пластинки точно не продадут. Что же вам делать?
— Пластинки нужно было заказывать у приезжих студентов, моряков или посольских детей — в общем, у всех, кто мог выезжать за границу. Стоило это кучу денег — по 50 рублей за штуку. Потом эти пластинки множество раз переписывались на магнитофоны. Друзьям — бесплатно, знакомым — за 3 рубля. Во всем Жодино было около 50 таких же помешанных на музыке, так что все друг друга плюс-минус знали.
Вспоминая песню Гребенщикова «Я инженер на сотню рублей», делаем вывод, что средняя зарплата молодого специалиста составляла ровно две заграничные пластинки. Олег говорит, что даже работать сварщиком на БелАЗ пошел в первую очередь для того, чтобы иметь возможность покупать любимую музыку. Так что да, увлечение это было экстремально дорогое.
— Поэтому больших коллекций дома никто и не держал: купил, похвастался друзьям, перезаписал на пленку — и продаешь кому-то, чтобы купить что-то новое.
Процесс «перезаписывания» — это, кстати, отдельный ритуал. Сегодня скинуть другу понравившийся альбом — дело пары кликов. В 1970-е же это выглядело так: пластинка включается на полную громкость, к источнику звука подключается бобинный магнитофон. Весь альбом проигрывается от начала до конца, а в это время «донор» и «реципиент» вместе слушают музыку, выпивают, кайфуют и обсуждают услышанное. Можно даже громко разговаривать, перезаписи это не помешает.
Разумеется, все это было занятием не очень легальным. На языке закона 50-летней давности такая деятельность называлась спекуляцией. Наказывалось такое не то чтобы слишком строго, особенно в случае с музыкой, но реальный срок можно было схлопотать, если слишком обнаглеть.
— В Восточном районе Минска обитали такие братья Рабиновичи — главные музыкальные спекулянты столицы в семидесятых. Их родственники жили в США, и поэтому им всегда доставались самые свежие пластинки. В их квартиру съезжались меломаны со всей страны, а работа там никогда не прекращалась: братья постоянно делали копии и что-то перезаписывали. Все об этом знали, и их очень долго не трогали. Но к Олимпиаде-80 проводили зачистку, и Рабиновичей все-таки посадили. Не надолго — вроде на пару лет. Потом, как вышли, они сразу в Америку и уехали.
Тем не менее, несмотря на опасность, у Олега дома часто собиралась большая компания ценителей музыки. Ребята веселились, обменивались винилом, журналами и даже самиздатом книг — биографий любимых групп. Не Солженицын, конечно, но звучит тоже серьезно. Мужчина показывает фотографии.
— Так, вот первый жодинский хиппи — хороший парень был. Он отрицал работу, но при этом у него всегда находились деньги на новую музыку. Вот это мы выступаем с нашей группой «Три слона». Играли в основном каверы на «битлов». Я был Джоном, разумеется. А это мой лучший друг, Мишка. Он фанател от «роллингов», но мы насчет этого не ругались никогда. А еще он косвенно замешан в истории о том, как из-за моих пластинок в Жодино чуть гражданская война среди меломанов не началась. Но это история не для протокола.
Помимо пластинок, был еще один — не очень законный — способ для советского человека послушать актуальную западную музыку — поймать волну «Голоса Америки». Вернее, даже не волну, а то, что от нее оставалось: глушили станцию нещадно — по понятным причинам. Однако иногда что-то прорывалось в эфир, и можно было записать песню или хорошую программу о музыке, которые регулярно выходили там специально для привлечения советской молодежи. Олег тоже неоднократно крутил ручку приемника в поисках заветных частот. И даже вел специальную тетрадочку, в которую выписывал все понравившиеся песни из эфира и описывал свои впечатления от них. Случайно наткнулись на страничку с той самой Fanny Fanny — кажется, в 1971 году она действительно была очень популярна. «Глушат, гады!!!» — так прерывается плей-лист того дня. Сколько боли в этой надписи.
— Был эфир, который я помню до сих пор. Шестое ноября, вечер, 18:15 — вот, у меня даже время написано. Все шипит, и с учетом того, что на следующий день главный коммунистический праздник, надежды на хороший сигнал мало. Но вдруг все помехи прекращаются, и звук становится чистейшим — ровно на полтора часа. В эти полтора часа шла программа о The Beatles. Потом снова начали глушить, и до самой перестройки я больше никогда такого идеального звука не слышал.
Когда Олег начинает говорить про The Beatles, у него на глазах выступают слезы. «Песня „Девушка“ — вокально-инструментальный ансамбль, Англия» — так сухо был подписан первый трек ливерпульцев, который он услышал. Знаменитую Girl запихнули в самый конец сборника зарубежных хитов от фирмы «Мелодия», но знающие люди сразу поняли, кто это, и раскупили весь тираж.
— Это была любовь с первых нот. Я стал искать любые их фотографии, переводить тексты песен, завел для них отдельный фотоальбом.
Мы же тогда даже не знали толком, как они выглядят. Помню, впервые увидел «битлов» в движении, когда мы ходили с братом в кинотеатр на фильм «Спорт, спорт, спорт». Там был маленький фрагмент их выступления, и мы специально взяли с собой фотоаппарат, чтобы его запечатлеть. Мне, кстати, тогда не очень понравилось. Я думал, они серьезные, а они покривляться любили, подурачиться — сперва было непривычно. Я-то их вот какими видел тогда!
Олег достает и показывает нам огромный портрет всех четырех «битлов» в «психоделическом стиле», который нарисовал сам почти 50 лет назад.
— Черты лиц, может, не самые похожие, но… Мне было 18, и я рисовал их характеры, понимаете? Такой вот артефакт эпохи.
Еще у Олега есть не менее впечатляющая картина про The Doors. Удивительный и трогательный способ отдать дань уважения любимым артистам, конечно.
В восьмидесятых, с началом перестройки дела у советских меломанов резко улучшились. «Голос Америки» перестали глушить, за увлечение западной музыкой больше не гоняли, даже наоборот — стали уважать и негласно поддерживать. А вот эпоха винила постепенно приходила в упадок. Кому нужны громоздкие и дорогие пластинки, когда появились маленькие блестящие CD — с идеальным звуком, абсолютно идентичным в каждой копии?
— Девять из десяти меломанов купились на это, и я в том числе. Это было безумно для нас: теперь альбомы можно скупать десятками и слушать запоем в лучшем качестве.
Олег распродал всю свою коллекцию пластинок, оставив себе только десятку самых любимых и необычных. Среди них, например, был знаменитый альбом Sticky Fingers от Rolling Stones с не менее знаменитой обложкой-ширинкой от Энди Уорхола.
— Каждая девушка, что была у меня в гостях, не могла удержаться и не проверить, что же там в джинсах у Кита Ричардса, — шутит Олег.
Вырученные от проданного винила деньги ушли на диски. Олег с большим желанием восполнял пробелы, прослушивая более тонкие и «гурманские» альбомы, которые раньше не имели шансов дойти до СССР. Однако со временем он начал ощущать какой-то подвох. И не он один.
— Вот включаю я The Beatles на CD — и не то. Вроде звучит громче, ярче, четче — но не то. С новой музыкой все было в порядке: ее-то не с чем сравнить. А вот слушая альбомы, которые раньше были у меня на пластинках, я понимал, что ничего не чувствую. И все меломаны, с которыми я общался на эту тему, говорили о том же. Причем все возвращалось на свои места, стоило только снова перейти на винил.
То, о чем говорит Олег, не снобизм старых аудиофилов и не классическое «в детстве трава зеленее». С переходом на CD старые альбомы действительно зазвучали по-другому. Записи заново проходили через процедуру ремастеринга и компрессии: волну усиливали, подтягивали к одной громкости (а человеческое ухо любит, когда громче), нежные и тихие моменты становились ярче и заметнее. Это, конечно, круто, но лишает изначальную запись динамики — все равно что ваш старый друг в один день внезапно начнет общаться с вами исключительно криком. Вероятно, вы заметите разницу, верно? Но всем было по большому счету плевать: громкая музыка банально лучше продавалась. Страдали только аудиофилы, слышащие разницу. Те, кому интересно, могут поподробнее почитать про так называемую войну громкостей и то, к чему она привела.
— В общем, я себя сильно ругал, что оказался не таким дальновидным и похоронил винил слишком рано. Со временем я пришел к тому, что начал собирать коллекцию заново. Причем специально искал издания именного того года и пресса, что были у меня до распродажи.
Тем временем никому не нужные западные пластинки наводнили Союз. Сюда же приехало и топовое оборудование для их отштамповки с разорившихся европейских виниловых заводов, что помогло открыть собственное производство. Олег показывает нам копию знаменитой Abbey Road, отпечатанной на заводе Beloton в Витебске.
— Между прочим, очень неплохо звучит. Само производство просуществовало недолго, но оборудование там было из Германии, и все витебские пластинки того периода высоко ценятся.
Более того, если вы когда-либо находили на чердаке дачи пластинки с переведенными на русский язык обложками, то мы очень надеемся, что вы их не выкинули: сейчас за такие копии готовы очень много платить на Западе.
— Это была попытка обойти авторское право, выпускать музыку без лицензии. В девяностых производители посчитали, что, изменив обложку и переведя название, решат все юридические вопросы. Конечно, все было не так просто, но памятник эпохи получился отменный.
На Discogs коллекционеры сейчас готовы драться за такие пластинки.
В 2000-х винил снова воскрес из пепла и начал цениться. Как и коллекция Олега. Сейчас у мужчины около тысячи пластинок. Он считает, что это идеальная цифра. Те, кто собрал больше, вероятно, даже не успеют их всех с толком и расстановкой прослушать. Так, скорее для цифры и для галочки. Олега же это не интересует. Гораздо круче как сейчас: налить хорошего тайского чая, поставить пластинку и кайфовать, даже лишний раз не моргая, чтобы ничего не упустить. Каждый раз, когда Олег ставил песню, мы дослушивали до конца всю сторону, не произнося ни слова. Вот сейчас, например, подходит к концу дебютный альбом легендарных King Crimson. И то ли чай в голову ударил, то ли музыка, но назад в реальность возвращаться не хотелось совсем.
— Знаете, я не музыкант — и даже рад этому. Потому что я не понимаю, как это все сделано и сыграно, для меня это все — магия. Я не хочу ее разгадывать, я хочу ей наслаждаться, — успел подытожить Олег, прежде чем игла соскочила с окончившейся борозды. Добавить было нечего.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by