Ночь таяла в осеннем рассвете, растворялась, как молоко в чашке кофе. Нормальный сентябрь уже бы радовал светом, но сегодня солнце предпочло поваляться подольше — на его месте многие поступили бы так же. Влага густела, превращалась в тонкие острые капли, которые царапали стены церкви. Кто-то открыл дверь — наружу, как пар из бани, вырвался теплый желтый свет. Внутри остались десятки искалеченных — духовно, эмоционально или физически. Бывшие преступники, бездомные, наркоманы и алкоголики — мы в поселении сломленных. Сто двадцать раздавленных и уничтоженных, но принявших это как данность. Сто двадцать измазанных в грязи судеб. Сто двадцать историй. Сегодня мы в одном из самых пасмурных мест страны.
Читать на OnlínerБиблейские сцены под куполом. Десятки человек на коленях, монахини у входа. Удивительным образом вписывающиеся в весь этот антураж Nike и Adidas на спинах двух мужчин, стоящих в самом центре. Это необычная служба.
Плотный поток церковных песнопений мелкой дрожью расходится по стенам. Все собравшиеся хорошо понимают суть церемонии и складно выполняют нужные действа — эти люди здесь добровольно и не просто так.
Я пытаюсь по лицам прочесть их истории. Мужчина с грубыми чертами лица — явно бездомный, а его сосед с силиконом в кулаке наверняка долго сидел. Но физические «шрамы» остались далеко не у всех. Некоторые выглядят совершенно обычно — можно только гадать, что привело их сюда.
— Мы потеряны, не нужны своим семьям. Но здесь мы находим спасение.
Это замечательное место, нет такого нигде в мире. Тут ищут приют алкоголики, наркоманы, убийцы, и никто не понимает, как все живут вместе. Вы бы послушали, как отпетые хулиганы поют литургию! — Сергей изящно ведет беседу, отвечая на вопросы эмоционально и чуть игриво.
Он почти не сохранил зубов — осталось только два клыка, — но они не делают его похожим на зверя.
Мужчина улыбается и с вдохновением читает стих бельгийского поэта об искушениях и соблазнах, написанный в XV веке. Следом приводит цитату Александра Дольского о важности осознании пути.
Сергей свой путь осознал, хотя здесь он и не заканчивается. Уже много лет он живет на мужском подворье при монастыре в Лысой Горе.
Это огромная территория под Минском, где за 20 лет образовался целый город для тех, кому обычный мир оказался не по размеру.
Зимой здесь живет около 200 человек, сейчас — примерно 120. Отчаявшиеся просят принять их и обязуются соблюдать правила. Из разрешенного — только курение. За пьянку, драку и другие проступки выгоняют и отправляют в «бан» на несколько месяцев.
Многие братья эти правила выучили и иногда сами «изгоняются» на неделю-другую, чтобы отвести душу и вываляться в своем грехе. Оклемавшись, снова приходят сюда.
Сергей рассказывает свою историю. Мы верим — хотя, может, и не стоило бы.
Его жену убили, мужчина остался с 3-летним ребенком. Начались запои. Спьяну упал с табуретки и порвал связки на ноге. Ребенка пришлось отдать сестре, а самому — искать пути для спасения.
— Колодищи, электричка, 18-й автобус, монастырь — все просто. Миша поехал к тетке в Томск, ему сейчас 13 — поздний ребенок. Родня моя вся в Эстонии — я в Беларусь во время перестройки приехал за женой. Знаете, я когда-то был совершенно благополучным человеком. Когда умер отец, мне стало понятно, что я следующий. Потом жена. Потом травма. И вот я здесь, — это короткая выжимка из рассказа Сергея. Подробностей куда больше, вот только сути они не меняют.
Сергей говорит, что в монастыре его считают оппозиционером: в отличие от остальных, мужчина считает это место лишь промежуточной точкой и убежден, что каждый житель этого необычного поселения должен однажды вернуться к жизни. Не все с этим согласны: многие из местных обитателей пробовали начать все заново десятки раз, но снова оказывались здесь.
— Однажды я уйду в мир. Думаю, в эту пятницу.
У меня еще есть обязательства: у меня сын, и я должен однажды к нему приехать. Да, ему уже не нужен батька, но я хочу наладить отношения. А пока поеду в сельскую местность, буду работать.
Я боюсь того, что будет за пределами монастыря. И часто срываюсь — примерно каждые полгода. Пью, потом возвращаюсь. У нас тут все с проблемами. Но здесь я не пью: мне стыдно. Я же вообще никогда не жил по законам или понятиям, только по совести. Здесь она просыпается. Здесь другим стал — спокойным, уверенным.
Больше я боюсь только одного: открою дверь в царствие небесное, а там все наши уже. Все подворье. И все уже раскаялись, а я опять опоздал.
Солнце все же продирает глаза и сквозь прищур смотрит на потрескавшуюся скульптуру ангела с голубем в руках. Саша — ее антипод: он хорошо выглядит и скромно улыбается, но где-то внутри него много трещин и царапин.
На подворье он уже 20 лет, если не считать срывов на запои. Он проводит нам экскурсию по территории и в какой-то момент все же решается рассказать свою печальную историю.
— Я пил 20 лет почти каждый день. Горячка была. Просыпаюсь — стоит стол накрытый, водочка «потеет». А мне хреново, ужас просто. Я поднимаюсь, пытаюсь взять бутылку, а потом понимаю, что ничего этого нет. А потом черти…
Я всерьез верил, что в подвале моего дома сидят демоны и радуются, что скоро меня заберут.
Это очень страшно: ты же на полном серьезе думаешь, что это реально. А в наркологию я звонить стеснялся, в итоге ждал, пока само пройдет, — Саша не очень хочет говорить об этом, но говорит — может, так легче. Это финал его приключений, завязка была куда веселее.
Александр служил в Афганистане, был комиссован по ранению. В Москве открыл небольшую школу рукопашного боя, потом организовал охранную фирму, начал неплохо зарабатывать. Спился.
— У нас с женой была квартира в Москве, машина. Дачу хотели строить. Потом ей надоело, развелись.
Московскую квартиру продали, я переехал в Минск. Купил новую квартиру, потом и ее пропил. Лет восемь на эти деньги бухал. С женой мы общаться перестали, с детьми тоже.
Сейчас дети хорошо устроены: дочь в Италии живет, сын уже три фантастические книги написал. Общаться со мной он не хочет. Дочь как-то к бабушке приезжала, со мной тоже встретилась. Я 20 лет ее не видел. Когда в первый раз встретились, я думал, вообще… Ладно, давайте я про наш питомник расскажу.
В последнее время запоев у Саши не бывает, но срывы случаются регулярно. Он случайно встречает старых друзей и решает оторваться. Это всегда происходит спонтанно, но всегда случается — примерно каждые полгода он ставит в своей трезвой жизни запятые.
Александр ведет нас по территории. Ее непросто даже обойти. Здесь работают швейная фабрика, пилорама, есть конюшня и ферма, свечное и иконное производства, теплицы, огромные поля.
И мы наверняка что-то забыли — это целый город со своим управлением, законодательной и исполнительной системой, системой жилфонда и инфраструктурой.
Везде работают братья. Некоторым из них платят зарплату, другие трудятся за кров и еду. Мужчин одевают, лечат, обстирывают. «Даже сигареты выдают. Как сыр в масле», — говорит Саша.
Промышленная база здесь мощная: только свечей делают около 50 тыс. в день, их отправляют даже во Францию. Должно быть, это приносит хорошую прибыль для содержания обездоленных, но подсчеты оставим людям в этом сведущим.
Некоторые братья сумели вернуться в мир, но продолжают ездить сюда на работу. Здесь они получают зарплату и моральную поддержку. На парковке стоят их машины, некоторые очень даже приличные.
А еще 20 лет назад здесь было болото. Часть построек возводилась силами братьев, много помогали и сестры, живущие при монастыре.
«Не фотографируйте меня, пожалуйста, я в розыске», — шутит (наверное) монахиня, которая показывает нам теплицы — крайне аккуратные и ухоженные. Овощи отсюда идут на стол для жителей городка.
Столовая чистая и аккуратная. Сегодня на обед щи. Братья сами наливают их в свои тарелки, поют «Отче наш» и молча стучат ложками о металлическую посуду. Вся трапеза сопровождается молитвой.
Над столовой находится гостиница для родственников и гостей. Она бесплатная, с холлом в азиатском стиле (среди монахинь есть профессиональные художницы).
Надо сказать, что условия здесь, в принципе, очень даже, все крайне прилично. Даже на производстве чисто, как на хороших европейских заводах. Только работники там своеобразные.
В одном из кабинетов нас встречает темнокожий мужчина, который красит деревянные крестики. Говорить с нами он не хочет, да и не слишком умеет: выучить русский он так и не сумел.
— Он из Эфиопии. В советское время приехал сюда по обмену, у них там началась революция.
А его тут забыли, как старую лопату.
Он долгое время по Комаровке скитался, потом ему кто-то наш монастырь посоветовал. Ему помогли сделать ВНЖ, он поддерживает общение со своей общиной, но в Эфиопию ему, наверное, никак: вряд ли там его пропажу оценят, — рассказывает нам Руслан.
У Руслана на руке татуировка свастики, на пальце обручальное кольцо. На звонке «Прыгнуть со скалы» «Короля и Шута», в записной книжке телефоны бывшей жены и детей.
Новая жизнь много лет вытесняет старую, но у этого процесса нет финала, противостояние никогда не закончится, и Руслан с этим смирился. Недавно он женился на работнице столовой из монастыря. Пара ушла в мир, но осталась работать на подворье. Пытаются строить все заново. Он пришел сюда, когда ему не было и 30. К этому времени парень уже успел вложить много сил в саморазрушение и понять, что надо что-то предпринимать.
— Немножко неформалил в молодости: я из гродненской панк-тусовки. Пиво, травка, все такое. Потом начались проблемы.
С наркотиками не особо, больше с алкоголем. К 30 уже были нехилые запои. Скандалы, приводы, со всех работ меня увольняли. Несколько раз лежал в наркологии. Потом депрессия — мог не вставать с постели днями. А позже в голове что-то щелкнуло.
С женой Руслан разошелся, у него осталось двое детей. Отношения с ними наладить пока не получается: простить отца они не смогли.
— Во время последнего разговора жена сказала, что давно меня простила. У нее все хорошо, новая семья. С детьми сложнее. Сыну уже 17, я в последний раз с ним общался примерно год назад: он позвонил и попросил положить денег на телефон — вот и все. Нужно время, на все нужно время.
Я же первые годы здесь тоже шел молиться, а потом бухать.
Осознание того, что так делать не надо, пришло только года четыре назад. Что-то сломалось внутри, что-то испугало. Сейчас я продолжаю свое исцеление, я не ставлю на себе крест.
В ночь с пятницы на субботу священник почти не спит: служба — исповедь — причастие — еще одна служба, уже утренняя. Неподготовленному уху трудно распознать все слова и уловить смысл таинства, выхватить удается только самые простые и понятные истины.
«Возлюбите друг друга во единомыслии», — возглашает священник. Несколько мужчин единомоментно складывают руки за спину — то ли по привычке из прошлой жизни, то ли так просто удобнее.
Можно бесконечно всматриваться в лица братьев, но все равно ничего не понять.
С наступлением холодов их станет куда больше: сюда придут бездомные, которым больше негде спрятаться. Потом весна позовет их на улицу, многие вернутся к привычному образу жизни. Но кто-то все же найдет себя. Их будет не много, но они все же будут.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by