В конце 90-х на Гомельщине происходило много важного. Расстреляли из автоматов авторитета Кабана. Приступили к строительству первого ледового дворца. Начали громить морозовскую банду (и примкнувших милиционеров с чиновниками). Провели первый конкурс бизнесменов... Все эти вехи важны и нуждаются в тщательной исторической документации. Мы же пока поинтересуемся, как поживают (и поживают ли) деловые люди из той тревожной и славной эпохи.
Читать на OnlínerВпервые определять лучшего предпринимателя на Гомельщине придумали в конце 90-х. Тогда еще живы были воспоминания о временах, когда за отличный труд платили орденами.
Наложили традицию на новую реальность. В первый раз региональных ударников капиталистического труда выбрали в 1998-м. Но тогда конкурс не получил большого размаха, его мало кто помнит. Зато через год получилось мощно и красиво. Звание «Лучший предприниматель 1999 года» присваивали в Общественно-культурном центре — с музыкой, сервизами, начальниками.
С тех пор некоторые бизнесмены из числа выходивших на сцену растворились во времени. Другие, наоборот, расцвели… Тогда было 11 номинаций, но нас в первую очередь интересуют производители.
Что вообще за «Кентавр БелПоль»? Что производил? Сегодня никто не помнит. А сам Пигулевский — не говорит. Вздыхает: это личное, не надо ворошить.
Того бизнеса у него больше нет, но сам Анатолий Пигулевский никуда не делся и продолжает активную деятельность. Только уже в другой сфере.
Оказывается, это его агроусадьба «Панский сад» (масштабом больше похожая на санаторий) стоит на берегу Припяти в Мозырском районе. Мы про нее рассказывали.
Кроме того, «потихоньку» выращивает кукурузу и голубику на своих 100 гектарах. Сетует только, что нет уже былого здоровья и энтузиазма:
— Когда-то я становился с рабочими и работал вместе с ними. И глядя на меня, они работали в пять раз лучше. А теперь все какое-то вялотекущее…
Лучший производитель 1999 года утверждает, что не занимается бизнесом:
— Где там у меня бизнес? Я крестьянин: посеял, убрал, попытался продать. Вот сейчас выбиваю деньги за свои семена — а мне их просто не отдают, ничем, ни рублями, ни продукцией.
То, что рассказывает о тяжестях жизни Анатолий Пигулевский, не совсем вяжется с процветающим видом его «санатория».
— Ай, иногда думаю, что продал бы за одну базовую, — признается крестьянин. — Слишком много хлопот. Люди приезжают отдыхать — со всеми вытекающими последствиями. Это бессонные ночи, постоянное беспокойство. За 12 лет насмотрелся на многое.
У нас сердце кровью обливается от мысли, что такая красота будет продана. На предложение просто нанять уже наконец управляющего, который справлялся бы с вытекающими последствиями, Анатолий Пигулевский рассказывает притчу:
— У пана была собака. Он заметил, что она худеет, хотя мясо псарю выделяется регулярно. Пан нанял человека, который следил бы, как кормят эту собачку. Она стала худеть еще сильнее. Нанял третьего человека, чтоб глядел за этими двумя. Собачка сдохла.
Вот поэтому мы не держим сторожей и наемных управляющих.
Как бы то ни было, «небизнес» Пигулевского сегодня приносит деньги ему и налоги казне. Хоть это совсем не то, за что он в незапамятные времена получил диплом под аплодисменты.
Буровая компания «Дельта» основана в 1990 году в деревне Борщевка Речицкого района. С тех пор дислокацию не меняла, только разрослась многократно. Даже номер мобильника у гендиректора ни разу не менялся. Он настаивает: «Приезжай, надо, чтоб ты увидел!»
В 90-е тут было скромное производственное здание и площадка, заставленная советской техникой. Теперь — контора в «колониальном» стиле с золотыми перилами и совсем другие машины в парке.
— Во! — радуется Николай Черношей, добравшись до кучки неказистых ЗИЛов, которые притаились за новой техникой. — Это старые машины, которые в 90-е распродавало Минобороны. Они уже тогда были старыми, на них мы начинали работать. Да они и сейчас в рабочем состоянии, садись и бури. Только незачем… Надо бы отдать кому.
За 20 лет накопились различия — в масштабах, технике, зарплатах, специфике спроса. Тогда бурили в основном водяные скважины — теперь на это направление приходится процентов 5 объема. Заказчикам уже нужны шурфы под сваи.
Сегодня у «Дельты» все импортное, дорогое, слишком умное и в гораздо больших количествах. В Борщевке малая часть техники, приехавшая на профилактику и ремонт, основное — в местах работы. В Беларуси заказов почти не осталось, что могли — уже пробурили. Главные заказы — там, где газ и желательно вечная мерзлота.
В коридорах — галереи снимков, которые делал лично Николай Черношей в Якутии, на Ямале и бог знает где еще.
С 1999 года, когда вручали титул, в «Дельте» работало около сотни человек. Теперь 600 — с учетом филиалов в России и Казахстане. Причем, как бы далеко ни располагалось место бурения, принципиально работают только белорусы.
— Не проще там местных нанять?
— Ну да, попробуй поработай с местными, — не верит в их талант Черношей. — В общем, наши надежней. Мы сами готовим кадры. Когда надо, набираем толковых трактористов и учим, чтобы человек стал специалистом, который нам нужен. Только нормального не так-то просто найти…
По словам Николая Черношея, буровики, которые работают в России, получают от 5 тысяч белорусских рублей в месяц. Кормят на объектах бесплатно, возят бесплатно, одеждой обеспечивают.
Так выглядит столовая на базе. Здесь компенсируют 80% стоимости обеда («Если вообще бесплатно сделать, получится бардак», — считает Черношей).
Старожилы фирмы говорят, что в конце 90-х получали около 100 долларов — это считалось много.
Николай Черношей выигрывал региональный предпринимательский конкурс каждый год, пока он проводился, — всего 18 раз. Говорит, каких-то льгот, кроме морального удовлетворения, за это не полагалось.
Кстати, «Дельта» — та самая организация, которая бурила шурфы для прославленного гомельского флагштока.
— Вы ж в курсе, какой шум был по этому поводу. Как вы в это вообще ввязались?
— С нашей стороны это была благотворительность. А из-за чего шум вообще? Ведь это государственный символ…
Николай Черношей говорит, что скважины под сваи для флагштока — это такой подарок всем нам. По крайней мере, он за эту работу денег не брал.
Шруб никуда не делся, его хозяйство все годы показывает, как надо работать. Но есть конкретные претензии, сейчас доберемся до них.
В конце 90-х у Михаила Шруба было 150 гектаров и 10 работников (включая его). Эпический скандал случился, когда выяснилось, что соседний колхоз, у которого в 10 раз больше земли, производит столько же продукции. Потом произошло небывалое присоединение колхоза вместе со всеми работниками к фермеру.
Из небольшого овощеводческого хозяйства за 20 лет выросло многоотраслевое автоматизированное предприятие с фермами, хранилищами, переработкой, общепитом. Теперь здесь работают 170 человек.
— Если колхоз производил 600 тонн молока в год, то сейчас мы это количество даем за две недели, — сравнивает Шруб «тогда» и «теперь».
Похожие пропорции получаются и по другим видам продукции.
Сейчас фермер по горло в очередной стройке: возводится новая крутая ферма.
Что не так?
— Я вижу, что по сравнению с 90-ми моральная и практическая поддержка бизнеса пошла на спад, — неожиданно сообщает Михаил Шруб. — Мне-то грех обижаться, но речь и не обо мне. Частные предприятия находятся в неравных условиях по сравнению с государственными, не получают того, что получают колхозы. А неравные условия хозяйствования все искажают, мешают развитию бизнеса.
Нынешний закон о крестьянском (фермерском) хозяйстве выхолощен и не обеспечивает никакой стартовой поддержки. Чтобы добиться выделения земли, фермеру надо получить согласие того же колхоза, где эта земля находится. А зачем тому давать такое согласие человеку, который будет работать лучше? В результате выделяются бросовые земли. Я не жалуюсь, но нам, например, дали землю за 70 километров, другой участок — еще за 70.
Я думаю, такое положение надо поменять, потому что оно делает нашу жизнь хуже. Причем не мою личную жизнь и не жизнь фермеров — а сельского хозяйства в целом. Не дает эффективно развиваться.
У Валентина Бутковского на гудке стоят «Госцi» ансамбля «Крамбамбуля» — песня примерно из тех времен, которые нас интересуют. Также из тех времен его металлический диплом и бизнес. Бутковский по-прежнему делает надгробия. Но уже занимается далеко не только этим.
Вообще-то, он еще в 1998-м стал лучшим предпринимателем на национальном уровне, не только областном. Для бизнеса из маленького райцентра это очень лихо. Кстати, конкурс тогда организовывало Министерство предпринимательства и инвестиций — было у нас такое с 1992 до 2001 года.
— Как это выглядело?.. Красиво выглядело, — вспоминает предприниматель первое награждение, после которого было еще множество. — Президент Александр Григорьевич Лукашенко принимал предпринимателей в своей резиденции. Еще была встреча в ресторане «Каменный цветок»…
Ни министерства, ни «Цветка» в прежнем виде уже нет.
Легендарный минский ресторан «Каменная кветка» теперь выглядит так.
А бизнес Бутковского — есть.
— С тех пор мы выросли многократно, вооружились оборудованием. Теперь и брусчатку выпускаем, и плитку, прочие изделия. Пошли дальше — появились цеха керамики, столярный, металлоконструкций цех появился. Добавились другие виды деятельности. Например, теперь у нас своя торговая сеть, есть два кафе, две агроусадьбы. Еще создали собственную службу быта.
Служба быта, про которую говорит Бутковский, это то, чем по канону должны заниматься напрочь убыточные и социально ориентированные сельские КБО. Парикмахерские, ремонт обуви, химчистка и прочая «заготовка дикоросов»…
Говорит, хотел доказать, что «бытовка» не обязана быть убыточной. Доказал. Не в минусе, но сверхприбылей тут не получается:
— Ну, есть услуги, которые «вышли из коммунизма»…
— Вам же это повесили? Зачем вам такое?
— Да нет, никто не вешал, сами взяли. Власти потом у нас семинары проводили, чтобы показать, как это может быть. Вообще-то, государство во многих регионах уже и отказалось от этого. А мы оставили себе. И люди заняты, уже лет по 15 некоторые работают.
Для Гомельщины важная часть реальности — бандиты, которые к концу 90-х во многих местах уже вымерли, но у нас цвели и пахли в тесной случке с властью. Чтобы далеко не ходить, в соседнем Мозыре еще в начале века действовала организация «Ушатые». Коснулось это дело Лельчиц?
— Было… Частично… — о таком не полагается рассказывать слишком подробно. — Приходили людишки, просили денег. Это началось, как только мы открыли магазин в Гомеле. Я пока оттуда до Лельчиц своих доехал, так уже пять бригад приходило. В общем, мы ничего им не дали.
— Так можно было?
— Ну, я им так объяснил: я — лучший предприниматель. До этого был лучшим комсомольцем, партийным работником. Теперь сам буду лучшим бандитом, хотите — приезжайте к нам, в Лельчицы. Были некоторые моменты — но не решились они.
Бутковский, являясь одним из самых крутых предпринимателей страны, оценивает изменение бизнес-среды за последние 20 лет вполне положительно. Говорит, главное, что теперь чувствует себя спокойно:
— Ушел «тот» рэкет. При этом мы защищены и от государственного рэкета — я имею в виду налоги, проверки, санстанции и прочее.
Трех победителей мы так и не нашли.
Фирма «БелПак» из Рогачева («Лучший организатор рабочих мест») не оставила следов ни на бумаге, ни в интернете, ни в памяти старожилов.
Гомельская фирма «МТВ» под руководством Андрея Грушевского («Лучший налогоплательщик») когда-то выпускала настоящий пломбир — пока маркетологи и улучшатели не испортили наше мороженое. Теперь про «МТВ» напоминает надпись на сайте Kartoteka.by: ликвидирована в 2015 году.
Еще один бизнес, который убило время, — немецко-белорусская фирма «Сосновый бор». Располагалась под Светлогорском, занималась деревообработкой. Ее директор Григорий Мазейко по итогам 1999 года признан лучшим частником-экспортером.
В те годы мы активно гнали дерево за границу, распробовав это направление экспорта. СП «Сосновый бор» было создано в 1989-м под крылом «Гомсельмаша», получило от него рабочую силу и инфраструктуру, а от немцев — оборудование. Лес сюда везли со всей области. 95% продукции (в основном клееный мебельный щит и мебель) шло на экспорт. Крупнейшим клиентом «Соснового бора» была IKEA. Здесь работали больше 500 человек.
А потом шведы ужесточили требования к сырью, и все кончилось. В 2015-м принято решение о ликвидации предприятия, которое уже практически не работало. 30 октября 2020 года должна была завершиться процедура банкротства.
Григорий Мазейко уволился еще в 2003-м. В 2017-м он умер.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by