В Орше на месте каких-то промышленных забросов сейчас готовится площадка под грозное и красивое производство. Гомельская (вообще-то, уже нет) фирма «Линия сноса» будет тут крушить-ломать все на свете, перерабатывать ненужные здания в труху стройматериалы — это востребованная услуга. Но у директора фирмы Юрия Сулима есть еще одна идея. На нее он просит у страны (нас с вами) $3 млн. С жаром и цифрами убеждает: дело позарез нужное всем. Окей, надо дать! Или нет, постойте.
На бывшей территории Оршанского водоканала теперь с большим старанием воспроизведена ядерная пустыня или типа того. Вокруг какие-то бетонные призраки умерших предприятий.
Их надо сносить, чтобы не позориться перед археологами будущего.
Зато есть железная дорога, она нам пригодится.
Недавно 7,6 гектара этой мертвой земли выделили фирме «Линия сноса». Под мокрою телегою рабочие лежат, шепчут (в лад) про «через четыре года здесь будет город-сад»… На самом деле не через четыре.
Участок уже почти разровняли, строят весовую, другие необходимые штуки (к моменту публикации, наверное, уже построили).
Тут будут как раз утилизировать строительные отходы со всей области и не только. Их надо утилизировать, чтобы на месте развалин построить новый прекрасный оршанский мир — в соответствии с высочайшими директивами.
Чтобы получить представление о «Линии сноса» вообще, можно посмотреть довольно красивый проморолик. Эта компания родом из Гомеля, теперь зарегистрирована в Орше. Если коротко: с помощью циклопических механизмов дробят бетон и дерево, перерабатывают все это в полезные материалы. Теперь что-то похожее будет и в Орше.
Но, помимо переработки строительных отходов, есть еще одно очень масштабное дело, которым хочет заняться руководство «Линии сноса».
Важно понимать: речь пойдет про давно работающую и не бедствующую компанию. Но и выложить собственные (или кредитные) $3 млн на новый проект тут не готовы. Тем более что, по убеждению директора, имеют право на эти деньги в виде субсидии.
Директор «Линии сноса» Юрий Сулим намерен создать и поддерживать целую национальную систему сбора и утилизации масляных фильтров.
Исходили из того, что в стране более 4,5 млн грузовых и легковых машин. Кроме них, еще несметная и трудно учитываемая куча механизмов с двигателями внутреннего сгорания — от маленьких генераторов до локомотивов, теплоходов и самолетов. Во всех есть масляные фильтры.
Куда они деваются — важный вопрос. И особенно — куда пропадают ежегодные несколько тысяч тонн отработки из этих фильтров.
— Сегодня в стране нет предприятия, которое в достаточных объемах может все это перерабатывать, — объясняет помощник директора Василий Костюкевич. — По идее, такие отходы должны захораниваться с выполнением ряда требований. Если это действительно происходит, там уже залежи должны быть…
Если залежи действительно существуют, их неплохо бы эксгумировать. Но вообще, в «Линии сноса» уверены, что значительная часть масла так или иначе оказывается в грунте. Переживают.
— Старый масляный фильтр — неважно, автомобиля, тепловоза или самолета — это металл, бумага и, собственно, остатки масла, — объясняет Костюкевич. — Все это надо разделить.
Но сначала надо собрать, не залив по пути родину маслом.
— Должна быть система сбора, — продолжает помощник директора. — Заключается договор (с нами), ставятся специальные бочки на СТО, в гаражных кооперативах. Из этих емкостей мы все забираем, привозим сюда. Выгружаем в специальный бункер, оттуда — в дробилку. Там железо отделяется, центрифуга отжимает масло…
Металл потом можно продать (по низкой внутренней цене) металлургам, масло — тоже продать на переработку, бумагу (за какие-то копейки) — на топливо цементным заводам. Отходов нет.
— Считали по минимуму, — говорит Василий Костюкевич. — Каждый автомобиль должен полтора раза в год поменять масляный фильтр. Соответственно, получается 8 млн штук в год. Каждый в среднем — 750 граммов. Сюда входят 350 граммов металла, до 300 граммов масла и остальное — бумага.
По расчетам авторов идеи, металла можно достать около 3000 тонн в год. Для понимания количества: жлобинскому БМЗ это на несколько часов работы. Получается относительно немного. Но пока мы это железо фактически выбрасываем. И покупаем лом втридорога за валюту.
Второй важный продукт — масло. Из условных 8 млн ежегодных фильтров, по расчетам «Линии сноса», можно выдавить примерно 2400 тонн. Но кому оно надо? Костюкевич утверждает, что еще как надо. По его данным, минимум пять белорусских фирм покупают отработку в России — чистят, что-то добавляют, снова пускают в оборот в виде солидола и прочих смазок.
Когда бродим по окрестностям будущей промплощадки, едва не вляпываемся в просторную лужу мазута. Она красиво переливается на солнце.
Краеведы вряд ли знают, когда и как образовался конкретно этот пруд, но, говорят, несколько лет назад была смешная история: туда угодил человек. Якобы что-то воровал в промзоне, потом удирал от сторожей да и влип (очкарик). Доставали долго и мучительно, не факт, что он с тех пор отмылся.
— Вот от этого мы и хотим избавить страну, — резюмирует Костюкевич, трогая массу палочкой.
Да, мы в курсе, что это далеко не единственная такая лужа в стране. Природа их возникновения — старая загадка. Вот бы узнать, что (или кто) там скопилось на дне — из тех, кого не успела выудить милиция.
Да мы сами знаем, что тема автомобильных расходников давно висит в воздухе. Скоро раздавит нас всех. Машин все больше, всякой дряни после них — тоже.
Всю дрянь (а есть еще, например, электролиты, резина, металл, стекло) Сулим взять на себя пока не готов. А вот фильтрами заняться согласен.
Ну согласен — берись, в чем проблема? Не все так просто. Дело в том, что все рассказанное выше — теория.
Ни бочек, ни специальных машин, ни центрифуги у Сулима нет. Есть идея, с которой он бьется в многочисленные двери.
Оборудование надо сначала купить и смонтировать. В сумму входят 16 специальных грузовиков для сбора фильтров по всей стране, а также сама линия по переработке с сопутствующими строениями и инфраструктурой.
На это мы должны дать $3 млн.
Сулим претендует на деньги Инновационного фонда. Напомним, что это такое. В эту копилку откладывается часть прибыли белорусских предприятий. Понятно, что все это делается в расчете на рабочие места, налоги и прочую раскрутку экономики. Похожие механизмы стимулирования есть у многих стран.
Простым языком, это наши с вами деньги, которые мы согласны фактически дарить фирмам — но не каким попало. Взамен они обязаны создать выгодное нам производство. Оговорены критерии:
Право принимать решение о том, кому давать, а кому нет, мы предоставили Госкомитету по науке и технике — потому что они умные.
У «Линии сноса» проблемы возникли с инновационностью и окупаемостью. То есть они-то считают, что все в порядке, да только те, кому дано право оценивать, не согласны.
Металл — наиболее ценный ресурс, который можно извлечь из фильтра. Чермет — дефицитный товар. Но есть нюанс.
— Если бы нам позволили продавать это железо по мировой рыночной цене, то вопросов бы не было, это нам выгодно, — объясняет Костюкевич. — Но в стране установлена внутренняя цена, дороже которой мы не имеем продавать. Настоящая биржевая цена, по которой белорусские предприятия покупают лом за границей, раза в четыре выше.
Итак, продавая металл по рыночной цене, фирма могла бы нормально заработать, но так нельзя. Надо отдавать стране по фиксированной. На масле и жмыхе тоже много не заработаешь. Какой тогда коммерческий смысл, кроме мыслей о родине?
Василий Костюкевич объясняет:
— Производитель либо продавец фильтра в цену сразу закладывает стоимость утилизации — 3%. Условно, если вы покупаете фильтр за 10 рублей, туда уже забито 30 копеек на переработку.
Вот на эти условные 30 копеек «Линия сноса» и претендует.
— Сильно хитро получается! Вы просите $3 млн субсидии и плюс еще эти 30 копеек…
Помощник директора напоминает: взамен мы получим (не существующую пока в стране) крайне важную услугу. Пока же ничто не мешает втихаря выбросить фильтр в мусорку, чтобы не платить опосредованно, как сегодня, коммунальщикам 115 рублей с тонны за сбор и утилизацию (по сути, бесполезное захоронение).
— Государству необходимо такое предприятие, — уверен Костюкевич.
То, о чем максимально простыми словами толкует нам Костюкевич на будущей промплощадке, на самом деле оформлено в основательный бизнес-план.
С ним натерпелись. Юрий Сулим рассказывает, что изначально разработку бизнес-плана заказали Белорусскому институту системного анализа и информационного обеспечения научно-технической сферы (БелИСА). На полпути получили заключение: затраты получаются больше выручки, дальнейшая разработка бизнес-плана нецелесообразна; готовы вернуть аванс, потому что продолжать бесполезно.
Тогда в «Линии сноса» принялись разрабатывать план самостоятельно. По их расчетам выходит, что все рентабельно. Да только для того, чтобы проект вынести на обсуждение ГКНТ, мнение Сулима не требуется. А требуется заключение того самого БелИСА. А он против: «…Расчеты позволяют сделать вывод, что на протяжении всего периода реализации данный проект будет убыточным. Представление на рассмотрение ГКНТ для прохождения государственной экспертизы считаем преждевременным».
Сулим пожаловался на исполнителей вице-премьеру (уже бывшему) Ляшенко: «показали свою некомпетентность», для разработки бизнес-проекта «привлекали людей не поймешь откуда».
В итоге Сулим написал в КГК, прокуратуру, Минприроды, Гомельский облисполком (изначально проект пытались продвигать там), объединение предпринимателей, Госкомитет по науке и технике, премьеру Румасу, в Совет Республики, Администрацию президента и так далее. Постепенно не осталось в стране ни одного человека, кому Сулим еще не написал.
Этот спор невозможно закончить… Если вы пробрались через эти аббревиатуры, вас уже ничем не сломить.
Одна из причин, по которой «Линии сноса» отказываются давать $3 млн, — отсутствие инновационности.
Идея с фильтрами — это вообще инновация? В «Линии сноса» уверены, что безусловно. Но они заинтересованная сторона.
В положении об инновационных фондах инновационность описывают так: «создание и внедрение технологий и (или) новой для Беларуси и (или) мировой экономики продукции».
— Инновация — это то, чего нет в стране, — у Василия Костюкевича формулировка простая. — Например, несколько лет назад мы купили машину по переработке древесины. Со всей страны огромные пни привозили к нам, а до этого просто закапывали. Тогда эта машина была единственной в стране — значит, инновационной.
Осталось, чтобы с переработчиками отходов согласились те, кто принимает решения. Но у них свои резоны и доводы.
Что получается в сухом остатке (кроме железа, бумажного жмыха и масляной отработки), если все пойдет так, как обещает Сулим:
Если что-то упустили — поправьте.
Также надо помнить, что эти выкладки основаны преимущественно на подсчетах самой «Линии сноса». Напомним, стороннее ведомство, которому мы дали право выносить решение, в эти подсчеты не верит. Но и Сулим сомневается в компетентности тех, кто считал.
Похоже, нужна еще одна организация, которая пересчитает выводы предыдущих.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by