Страну и город делают люди, которые там живут. Люди, с которыми говорим мы, не только живут в Минске, но и уже давно пытаются сделать здесь крутую движуху. Так, чтобы хорошо и весело стало всем. Вместе с Samsung в проекте «Десятилетие» мы говорим с лидером «Бассоты», диджеем Макса Коржа и ню-фотографом про город тогда и сейчас, людей, которые в нем живут, проблемы и достоинства нашего дома.
Читать на Onlíner— Я очень хорошо помню 2010 год. Я много играл, и для меня это был период, когда случился максимум работы. В то время было много серийных проектов. Например, на «Белой веже» были R&B-вечеринки под названием «Жара» — каждую среду мы собирали там больше тысячи человек. По четвергам тусовки были в «Африке», и там тоже собиралось несколько сотен. Мне кажется, по будням мы собирали больше народу, чем некоторые по выходным. В понедельник и вторник были студенческие тусовки — бо́льшую часть недели я за ночь успевал играть в двух-трех клубах.
Тогда было четкое понимание, кто куда ходит. Мне нравится R&B, я хожу на техно — у каждого была своя публика. Наверное, на вкусы влиял возраст. Когда люди становятся постарше, их больше тянет в спокойные места: у нас были алкоголь и танцы, а в более «взрослых» местах людям не хотелось дергаться — они брали коктейль и танцевали спокойно. У нас были пьянки, угар. При этом пить в клубе было дорого, и человек напивался за углом, а дальше главное — зайти внутрь, потому что на входе был фейсконтроль и огромная очередь. Я пару раз сам видел, как люди не доживали даже до входа в клуб.
Это было золотое время хип-хопа и R&B, и до 2014 года вся эта музыка была плотно в трендах. А потом на смену клубам пришли бары. Мне кажется, что проблема была не в самих клубах: в то время «убили» должность арт-директора. В нулевых этот человек поднимал клуб. Например, когда открывался «НЛО», за этим четко стоял арт-директор: было понятно, для кого и для чего это заведение, каких туда тягать артистов. Переломный момент — это резкий скачок доллара. Люди просто начали бояться тратить деньги, и в клубах пропала должность арт-директора как таковая. В каждом заведении были ретровечеринки, какие-то солянки, и все от этого устали. Вдобавок в клубах начали делать непонятные концерты за огромные деньги и привозить артистов на 40 минут. На диджеев в принципе перестали ходить: люди приходили тупо в два часа ночи на выступление артиста и потом сразу уходили из клуба.
Клубы начали закрываться, в них появились бесплатные списки, людей прямо веником гнали. Примерно в это время и началась эпоха баров. Людям хотелось больше уюта, посидеть вечером и выпить с друзьями. Появилась Зыбицкая, расцвела Октябрьская — началась новая эпоха. Очень много мест, у каждого своя тусовка. Я не считаю, что бары прямо убили клубы. Они сами себя убили. У нас если открывается клуб, то сразу какой-то мегадорогой. Я, например, не хочу идти в пафосное место: я могу себе это позволить, но чувствую себя в таком заведении не в своей тарелке. Новому поколению весь этот понт и пафос не нужен абсолютно.
Сейчас «выпалить» богатого человека можно, наверное, по каким-то брендам: ты видишь и понимаешь, что эта куртка стоит больше $400. При этом она не будет в стразах и золоте.
В клубах была проблема: как мне идти туда в туфлях и при этом танцевать? В Минске хватало историй, когда человека не пускали в ночной клуб в дорогих кроссовках. У меня есть кроссовки, которые стоят больше $300. Мне в них удобно, они смотрятся отлично — я не хочу идти в ночной клуб в туфлях и тем более не хочу надевать костюм, в котором и танцевать-то неудобно. Бары взяли простотой и отсутствием вот этого жесткого фейсконтроля. У людей свобода выбора, баров открылось очень много — везде свой движ. Зыба и Октябрьская очень разные. Зыба — это масс-маркет, куда может прийти любой. Туда ходят просто выпить и потусоваться, там не нужна какая-то заумная музыка. А Октябрьская — она для тех, кто по урбану угорает. Это другая культура, и там человек четко знает, куда и зачем он идет. Мне нравятся обе улицы — главное, чтобы было весело и прикольно. Чтобы люди пришли, отдохнули и получили кайф.
В каждой тусовке должен быть лидер и нужен энтузиазм. Если человек идейный, он горы свернет. Я десять лет назад был в одном клубе — убитом, ужасном. Вернулся сейчас — там ничего не поменялось. То есть люди не хотят даже вложить деньги в то, чтобы сделать свой бизнес лучше. А поменяют только тогда, когда все окончательно развалится. Это закон физики: если будешь что-то делать, будет и отдача.
Мне кажется, что все впереди. Я рад, что пошло движение, потому что раньше артистов можно было пересчитать по пальцам: будто бы стояло какое-то клеймо, мол, у нас ничего хорошего быть не может. А сейчас вообще выстрелить, в принципе, легко — просто нужно сделать хит и грамотно его «посеять», чтобы люди услышали. При этом я считаю, что сейчас переизбыток артистов. Это не касается Беларуси, это про СНГ. Думаю, скоро произойдет смена стиля, а в Беларуси очень много ребят, которые умеют делать качественный продукт.
Я уверен, что Макс Корж, Олег ЛСП просто попали в нишу, которая была свободной. Нужно найти свой путь, либо попадешь в общий котел и там растворишься.
В нулевых мы были какой-то копией Москвы. Там гламур — здесь тоже. Я бы хотел, чтобы у нас был свой, минский стиль. Чтобы мы задавали культуру, чтобы нас сразу можно было отличить от других. Чтобы было больше крутых ребят, чтобы они развивались и нас узнавали лучше.
— С 2010 по 2014 год я жил в Китае. У меня там была очень бурная жизнь: я успел поработать промоутером, диджеем, дизайнером, преподавателем английского у китайских детей. Но бо́льшую часть времени был аниматором: приезжаешь, тебе дают костюм, и ты едешь в какую-нибудь деревуху в клуб, владелец которого гоняет на Lamborghini. Бухаешь, тусуешься… Привязки к выходным нет, так что ты выезжаешь в понедельник и всю неделю летаешь по городам на самолете: не успел протрезветь, как тебя посадили на борт, потом едешь пять часов на автобусе и снова начинаешь заново. Бывало, что так я нон-стопом работал три месяца.
Я вернулся в Минск из Шанхая — кипящего города. Сижу в понедельник и думаю: «Что здесь делать?» Вечеринки, как и сейчас, были только в пятницу и субботу, но у меня определенные музыкальные предпочтения, а такие тусовки случались раз в два месяца. В основном были только трэп, дабстеп, драм-н-бэйс, даже техно в городе было очень мало. Тогда на Тракторном работал клуб Shelter, и вот там проходили дурные тусовки. На октябрьской были «Хулиган» и «Штирлиц», начинался весь этот ажиотаж с секретными паролями. Помню, я тогда зашел в клуб, а там какая-то трэп-туса. Поднимаюсь на второй этаж — прямо передо мной за столиком раскуриваются с какой-то «легалкой». Я ушел домой, потому что было вообще не прикольно.
Пик «спайсов» пришелся на время, когда я уезжал в Китай. Вернулся, и все это дело немного подутихло, хотя достать «легалку» все равно было легко. Конечно, это влияло на то, как люди вели себя на вечеринках: многие были постоянно упороты. Такие люди и сейчас есть, потому что, если человек захочет, он все равно достанет дурь. Просто тогда было пожестче.
Я застал хайлайт Октябрьской. Это было три года назад, здесь стояла терраса «Хулигана», и вся улица гудела: люди тусили под открытым небом. По одну сторону дороги тусовалась тысяча человек, на другой стороне какие-то байкеры на мотоциклах газовали. Была куча народу, все веселились и угорали… Я думал, что эта уличная атмосфера здесь и останется навсегда. Но, видишь, Октябрьская превратилась в большую закусочную. Пока что.
Те, кому на первых тусовках было по 18, сейчас уже 24-летние. Но взрослость приходит с опытом, а не с годами. Кто-то просто обленился и начал брюзжать. Люди в 24 года говорят, что они старые для рейвов. В смысле? Я смотрю Boiler Room, а там 70-летние чуваки на диджейке пляшут. Молодые появляются постоянно, а те, кто якобы повзрослел, начинают уходить в техно — в более популярную движуху. Им хочется спокойно стоять со стаканчиком и трясти плечами влево-вправо. Люди уходят либо туда, либо в работу и очень редко остаются на «Бассоте» хотя бы до 25 лет. Это естественный процесс. При этом разговоры в курилке не поменялись. Люди встречаются и говорят про личную жизнь. Просто десять лет назад ты обсуждал, как с пацанами на районе в футбич поиграл и к вам прицепилась банда фанатов. А сейчас говоришь о том, как в чате кто-то какой-то мемасик скинул.
Однажды я пришел в «Хулиган», посмотрел по сторонам и увидел, что в тусовке просто громадное количество творческих личностей. Вот этот — художник, этот резкой по дереву занимается, этот — писатель. Я присмотрелся и понял, что все пространство клуба забито крутыми ребятами, о которых у нас мало кто знает, но которые делают реально крутые штуки, которые вызывают восторг по всему миру. Получается, что туса максимально мощная. А вот хейта меньше не стало.
И я заметил, что хейт — это автоматическая реакция. Если человек хейтит что-то, это совсем не значит, что ему это не нравится. Это просто его первая автоматическая реакция — рефлекс.
Я очень много времени провожу на Октябрьской, и здесь случилось много визуальных изменений после фестиваля Vulica Brazil. Но в самом городе стерильно чисто. Все приезжают и говорят: «Вау, какая чистота!» Но это стерильность, которая на какое-то время скрывает истинное положение вещей. Вот будет идти парень, который напишет на заборе слово, максимально описывающее положение вещей в стране, а следом это увидит иностранец, который прочитает и поймет какие-то вещи про Беларусь. Но у нас все вылизано, все чисто: бумажка упадет — ее уберут через пять минут. Визуальное творчество разрешено только в рамках фестиваля… Понятно, что за десять лет многое изменилось, но я не скажу, что это какие-то стремительные изменения. Все очень медленно, потихонечку.
Вообще, Октябрьская — это островок творческой интеллигенции. Если человек хочет нажраться и набухаться, то его ты встретишь на Зыбицкой. А здесь люди знакомятся, общаются, придумывают какие-то проекты. Поэтому и иностранцы, которые здесь оказываются, немножко в шоке. Здорово, что сюда никто не лезет.
Нынешние 17-летние способны на многое. У них ценности и интересы, правда, немножко другие: они иначе распределяют свою энергию. В основном эта энергия уходит в диджитал. Мы еще можем отложить телефон в сторонку, пойти на пробежку, на велике покататься или на природу выбраться с друзьями. Нынешние подростки другие, но я не вижу в этом проблемы: каждое десятилетие имеет свои особенности. Хейтить их за это нет смысла, нужно просто принять их особенности. У каждого поколения есть свои ориентиры, и главное, чтобы авторитетные для них люди не двигали жесткие материальные ценности: побольше денег себе набрать, побольше сук вокруг себя… Нынешнее поколение — это наших рук дело. Просто мы постоянно заняты какими-то делами и не уделяем им достаточно времени, а они ищут себя. Старшие хейтят, а молодые еще больше отворачиваются и уходят — находят место, где они могут самовыражаться так, как хотят, и где их за это никто не осудит.
Когда я был в Украине, я почувствовал очень похожую на белорусскую славянскую простоту. Думаю, что в какой-то момент здесь произойдет что-то такое, после чего из страны многие поуезжают, а здесь останутся инициаторы, патриоты, которые сделают этот город очень мощным культурно. Когда у тебя нет ничего, тебе нечего терять и ты можешь делать все, что хочешь. Делать максимально свое. Здесь будет очень много творческих людей, бизнесменов, сумасшедших идей. А еще IT-сфера. Есть вероятность, что Беларусь станет «Кремниевой долиной» в таких масштабах, что весь мир поедет сюда. Я вижу прекрасное будущее, но и без проблем мы не останемся.
— В 2010 году я училась в колледже искусств «Парнат» и вообще никуда не ходила: все свободное время проводила только в мастерской. Тусовки, движ проходили как-то мимо меня. Помню, что в Минске было серо и грустно, помню, было желание куда-нибудь иммигрировать, подальше и надолго. Желание это не отпускало примерно до 2017 года, когда я перестала ныть и включила активный режим. Благодаря режиму все поменялось, и у меня случилась большая перестройка, проснулся какой-то творческий национализм. Пещера разрушилась, и я начала работать интенсивнее, творить, получать фидбэк и максимальное удовольствие от того, что делаю. К тому же Минск еще никогда не был настолько быстро меняющимся, развивающимся и прогрессивным городом — это мотивирует, вдохновляет делать еще больше.
Поколение Z действует и думает иначе: я хочу, я могу, я не боюсь. Нарциссизм, эгоизм, толерантность, движение, активность, бесстрашие — вот за что я их уважаю! Ребята не опасаются последствий. В Минске сейчас серьезная движуха. Ты просто растворяешься в происходящем, а город меняется и принимает людей, которые делают что-то новое.
Весь скепсис — от неуверенности. Есть забитые, неуверенные, агрессивные люди. Хейтеры найдутся всегда, что бы ты ни делал. Когда я работала над проектом «Инверсия», в соцсетях на меня вылилось много дерьма. Человек за день до выставки писал: «Я вызову ментов, и вашу выставку очень быстро закроют». Мол, как можно демонстрировать голые тела в культурной части Минска? Просто оголенное тело — это для некоторых провокация. В итоге агрессия проецируется на автора: «Я сделаю тебе плохо, потому что ты фотографируешь голых женщин». Почему? Не понимаю, как у людей в голове работает этот механизм… Я занимаюсь ню-фотографией, нагое тело является моим инструментом свободы. Пока в нашем обществе есть проблема в восприятии свободы творческого самовыражения, в восприятии свободы в целом.
Как-то я решила месяц пожить в Берлине, чтобы как-то оправдать мое желание иммигрировать. В итоге поняла: там классно потусить, отдохнуть, но прочувствовать народ мне не удалось. А мое творчество нуждается в максимальном коннекте с людьми… Ничего поделать не могу: я чувствую наших людей и люблю их. Чтобы найти коннект с людьми из другого общества, мне потребуется намного больше времени, чем месяц или даже год. Поэтому я заскучала и приехала обратно в Минск.
Да, Берлин — это отличное место для художника: никто не осудит тебя и не накажет — самовыражайся так, как хочешь. Я была в немецком клубе «Кит-Кат» — это свингер-клуб, где ты должен соблюдать особый, так скажем, «дресс-код» и правила. Мы с подругой решили взглянуть, что такое свободный ночной Берлин.
Мы зашли, одежду у нас забрали, телефон забрали. Смотрим: бар, рядом на диване оргия из 15 человек, недалеко кто-то сидит выпивает, общается — уют, комфорт, атмосферка. При этом там к тебе никогда никто в жизни не подойдет и не начнет лапать, приставать: секс везде, но только если ты сама его захочешь. Пошло? Вульгарно? Нет! На Зыбицкой пошлости, вульгарности, неуважения к личности и нарушения личного пространства гораздо больше, чем в свингерском клубе в Берлине.
Говорят, что Октябрьская — это «маленький Берлин». Это преувеличение. Да, заводской дух, белорусское техно из окон цеха дают такую ассоциацию. Но Октябрьская — это Октябрьская, именно наше место, глоток свежего воздуха, душа Минска.
Вообще, Минск и люди, которые в нем обитают, нуждаются в любви. А людей, жаждущих творить и создавать, все больше. Все горят, все горит!
Samsung Electronics — мировой лидер в области электронных технологий. 50 лет создаем будущее. 10 лет помогаем миллионам пользователей добиваться большего благодаря смартфонам Samsung Galaxy.
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by