«Пора делать нашу медицинскую систему человечнее», — говорит минчанка Анна Титова, одна из героинь сегодняшнего текста. И это правда. Разговоры об акушерской агрессии и насилии в белорусских роддомах — это не какие-то там «страшилки о советской пыточной медицине», как любят говорить некоторые медики с ироничной улыбкой, а признание реальной проблемы. По данным проекта «Радзіны», только 24% белорусок за последние три года действительно получили «право информированного согласия» в родах. Все остальные — 76% наших женщин — оказались в роли вещей, предметов, если хотите, «неразумных детей» без права самим принимать решения. Вполне вероятно, что все это ни разу не нарушает протокола «Медицинское наблюдение и оказание медицинской помощи женщинам в акушерстве и гинекологии», утвержденного постановлением Минздрава №17. Так, может быть, пришло время этот протокол поменять? (Документ вообще достаточно интересный, в нем, например, высшее образование считается фактором риска при беременности.) Приглашаем врачей к дискуссии и будем рады, если профессионалы откликнутся на эту публикацию.
Читать на OnlínerОпыт своих родов минчанка Александра Кшова прямо и откровенно называет насилием. Чтобы вы понимали, Александра максимально далека от образа сахарной феи, дрожащей от малейшей неприятности: до декрета она восемь лет занималась ликвидацией и банкротством предприятий — закрывала фирмы. Жесткая, мужская, по сути, работа.
Случай Александры — уникальный: после обращения в Минздрав ей вернули деньги за платные роды и признали, что «продуктивный контакт бригады дежурных врачей отсутствовал».
— Ксюша была желанным ребенком. Беременность у меня проходила отлично. Я очень хорошо себя чувствовала, работала. Никаких патологий, отклонений — вообще ничего. Я исправно ходила в женскую консультацию, сдавала все необходимые анализы… Сейчас я считаю, что этот порядок нужно упростить: столько посещений, процедур, осмотров — издевательство над женщиной и ребенком. Этого всего не должно быть при нормально текущей беременности.
— То есть система акушерского насилия выстраивается не в роддоме, а начинается еще в женской консультации?
— Именно. Меня, например, при абсолютно нормальных анализах заставляли делать тест на глюкозу — каждый час три раза подряд сдавать кровь из пальца, съедая до этого полстакана глюкозы. Зачем, если у меня абсолютно хорошие анализы и нет наследственной предрасположенности к сахарному диабету?
Увы, я была послушной беременной девочкой, а потому мне навешивали практически все. Зачем, например, сдавать анализ на группу крови? Она же не меняется в течение жизни! Но нет, будьте добры, дважды сдайте за время беременности.
Сейчас я понимаю, что можно ходить в государственную консультацию и писать отказы от лишних анализов, от всего ненужного. Понятно, что важно наблюдаться — делать кардиотокографию (КТГ) и так далее. Но не в тех количествах, которые требует поликлиника. Они очень не любят, когда ты что-то спрашиваешь. Им удобно, если ты молчишь и со всем соглашаешься.
Ох и полоскали меня на комиссиях в роддоме и Минздраве: «Поначитываются тут!» А как не читать? Если мы банально покупаем вещь в магазине или заказываем услуги, то перелопачиваем горы информации, советуемся со специалистами и друзьями, мониторим последние тенденции… Если на выходе получаем некачественный продукт, идем воевать, доказываем правоту, меняем товар. Тогда почему, когда дело касается медицины, нашего здоровья и жизни, мы все пускаем на самотек и перекладываем ответственность на врача?..
— Почему вы выбрали для себя партнерские роды?
— Честно скажу, эта идея была продиктована в первую очередь страхом. Всю беременность я очень боялась роддома. Я прочитала так много всего! Сами практикующие врачи, акушеры-гинекологи писали о том, как увольнялись из роддомов, потому что были не согласны с системой. Я очень боялась столкнуться с акушерской агрессией, навязыванием различных манипуляций и медикаментов (что, к сожалению, и произошло).
Я предложила мужу партнерские роды, и он меня поддержал. Мы пошли на специальные курсы. Засада еще в том, что в наших роддомах (ни в одном, кроме VIP-отделения «шестерки», где это стоит $1500 по курсу, и Минского областного роддома, о котором я узнала слишком поздно) нельзя заранее подписать договор с врачом, который будет принимать у тебя роды.
То есть ты приезжаешь в больницу уже с раскрытием, в схватках, в самый важный и сложный момент своей жизни, а роды у тебя принимает первая попавшаяся бригада врачей, которая дежурит на смене. Ну как так-то?
— Почему вы не стали рожать в «шестерке»?
— Тогда я была очень самонадеянна. Мне было непонятно, почему я должна платить такие деньги за естественный процесс. Поэтому от «шестерки» мы отказались. Выбрали второй роддом: он мне понравился, я там была на экскурсии. Хорошее отделение, современные платные палаты: не нужно идти в родзал во время схваток (ведь это, мягко говоря, дискомфортно, но почему-то до сих пор практикуется у нас повсеместно, даже в «шестерке»), предродовая и родовая находятся в одном месте. Очень комфортно! Платные партнерские роды стоили нам около $200 по курсу.
Я корю себя, что не настояла на «плане родов» (письменный документ, имеющий юридическую силу, в котором подробно указано, где, как и с кем вы хотите рожать. — Прим. Onliner). Это моя слабость. Сейчас я всем девочкам настоятельно рекомендую заранее составлять «план родов», отправлять его в роддом официальным письмом задолго до дня икс. Обязательно показывать главному врачу, обсуждать, утверждать.
— Итак, ваши роды. Что именно вы считаете акушерским насилием?
— Расскажу по порядку. Начала родов я очень ждала. Это был праздник, встреча с моей доченькой! Схватки начались в четыре утра 10 февраля. Я проживала их дома до девяти вечера. У меня был портативный доплер — можно сказать, мини-аппарат КТГ. Каждый час я слушала ребеночка — сердцебиение было хорошее. Себя я чувствовала тоже хорошо. Схватки шли нормально, периодичность с каждым часом нарастала. Я бы и дольше оставалась дома, но тут уже муж настоял: «Давай поедем в роддом».
Ох, как же я не хотела туда ехать! Дома находиться очень комфортно: тишина, темнота, тепло, спокойствие, расслабление. Чувствуешь себя свободно, можешь ходить, стоять, сидеть на фитболе, мычать, петь, дышать — делать все что угодно. Мои схватки переживались кайфово. Да, именно это слово — кайфово.
В роддоме все изменилось.
Когда мы приехали, раскрытие у меня было 5 сантиметров. Доктор сказал: «Хорошее раскрытие, часа через три точно родите!» Я довольная, счастливая. Пришла очень хорошая акушерка Ирина Дорофейчик — вот ей огромное человеческое спасибо!
Затем меня положили на спину на 40 минут писать КТГ. Проживать схватки, лежа на спине, — это очень больно и нефизиологично, но я терпела. Спасибо моей акушерке, она разрешала мне садиться на фитбол, закрепив датчик на животе. Тогда мне стало легче.
На самом деле в схватках нужно сидеть на фитболе или двигаться, принять удобную позу, но никак не лежать на спине. Есть ведь официальные рекомендации ВОЗ: «Не рекомендуется рутинное выполнение КТГ плода для оценки его состояния во время спонтанных родов у здоровых беременных женщин. Для оценки состояния плода рекомендуется периодически проводить аускультацию плода с помощью доплеровского УЗИ-аппарата или стетоскопа Пинара»; «У женщин с низким риском осложнений необходимо поощрять подвижность и вертикальное положение во время родов».
Пришел мой доктор — очень молодой врач. От силы час я провела в своей палате, а потом он, ничего не объясняя, увел меня в другую. Одну, без мужа. Я не понимала, зачем меня уводят. Меня посадили на кресло. Вокруг — три врача. Один из них осмотрел меня: «Раскрытие — 7—8 сантиметров». То есть за час увеличилось на 2—3 сантиметра — отлично! Схватки работают, пузырь цел, КТГ хорошая. Но уважаемые врачи предлагают проколоть пузырь, так как «он свое уже отработал и не несет никакой пользы». Я сопротивлялась (ну, насколько может сопротивляться рожающая женщина). Говорила, что прокол остановит родовую деятельность, усилит боль при схватках, увеличит вероятность инфицирования. Это вызвало у них откровенный смех: «Какие глупости! Да этот пузырь не нужен ни для чего!» Ну как так? Во всей мировой литературе написано совершенно иначе!
И вот я лежу на гинекологическом кресле с раскрытием 8 сантиметров, у меня схватки, надо мной три мужика, мужа рядом нет — как вы думаете, прокололи мне пузырь или нет? Конечно прокололи. Более того, дали потом подписать бумагу о том, что я сама согласилась! Оказывается, это был «консилиум». А я считаю, что это насилие над женщиной.
Возможно, это даже не вина врачей. Потому что они действуют по протоколу, по инструкции. Но тогда давайте пересматривать протоколы — насколько они соответствуют сегодняшнему дню?
Мое заявление в Минздрав — это не претензия или жалоба, а манифест, призыв к здравому смыслу: давайте менять систему! У меня нет желания кого-то наказать, казнить. Даже деньги свои возвращать я не собиралась. Я просто хочу что-то изменить. Я и дальше собираюсь жить в этой стране, беременеть, рожать детей. Я хочу приехать в любой роддом и родить в безопасности, чувствовать себя комфортно, чтобы соблюдались физиологические запросы женщины.
После прокола пузыря все пошло по сценарию роддома — так, как удобно врачам: прекращение схваток — окситоцин — адская боль — выдавливание ребенка — эпизиотомия (разрез промежности) без согласия и предупреждения…
Бригада уложилась в график дежурства. Они могут себя поздравить. А с какими чувствами осталась я?..
Каждый раз, когда молодой доктор заходил в палату и осматривал меня, схватки прекращались. Конечно, я уже боялась этого человека, после прокола пузыря у меня была позиция: доктор — мой враг. Зачем он заходил каждые 40 минут? Ведь рекомендации ВОЗ говорят четко и ясно: «Пальцевое вагинальное исследование проводится с четырехчасовым (!) интервалом». Это же элементарно: стресс и следующий за ним выброс адреналина прекращают родовую деятельность. Если у кошки начались роды и вдруг за ней погналась собака, роды прекратятся. В этом смысле женский организм устроен точно так же.
Самый ад был уже на кресле, когда меня заставляли тужиться, а я не могла. Конечно, мое тело еще не было готово. Мне ведь искусственно, с помощью окситоцина ускорили роды. Самое жестокое — доктор давил мне на живот локтем. Я считаю, что это был прием Кристеллера, который запрещен в Беларуси. Но на комиссии потом мне рассказали, что это был вовсе не прием Кристеллера, а «упор рукой для дна матки с целью правильного распределения вектора силы при потугах». Это было дико больно. Я кричала, пыталась убрать локоть, муж защищал: «Уберите руки, ей же больно!» Бесполезно. Ребенка из меня буквально выдавили.
Когда Ксюшу положили мне на живот, я прижала ее к себе и сказала: «Доченька, прости меня, пожалуйста…»
После родов мое состояние было катастрофическим. Это унижение, это чувство, будто тебя изнасиловали!.. Три дня я втихаря плакала в роддоме, запершись в туалете. Не могла наслаждаться материнством. Капилляры от перенапряжения у меня полопались, глаза красные, как у вампира, заплаканные… Да уж, жуткое зрелище.
Решение о том, что я выскажу свои претензии, мы с мужем приняли сразу. В итоге Минздрав признал, что была нарушена интимность родов. А роддом согласился с этим фактом только за дверями комиссии, в письменном же ответе не признал ничего: «Спасибо за обращение». Хотя деньги они все-таки вернули.
Я надеюсь, что деятельность Вероники Завьяловой (руководительницы проекта «Радзіны». — Прим. Onliner), которая защищает права женщин в родах, что-то изменит. И через пару лет в любом роддоме Беларуси можно будет родить спокойно, не боясь, что тебя покалечат или надругаются. Я верю в светлое будущее. Поэтому и даю вам интервью. Мое заявление в Минздрав — это прецедент. Я не думала, что оно создаст такой ажиотаж. Мне писали подруги, знакомые и незнакомые женщины: «Саша, у меня были точно такие же роды!», «Саша, я боюсь рожать!», «Саша, что делать? Я сейчас беременна вторым, не знаю, куда идти, у меня паника!», «Я не хочу рожать, за вторым не пойду, потому что не смогу пережить то, что пережила в первых родах». Я в шоке. Девчонки, почему вы молчите, ну почему? Ведь можно сделать этот мир лучше. Это наша с вами ответственность. Пишите отзывы, электронные письма в роддома после родов. Врачам пора получить честную обратную связь.
Анне Титовой 40 лет, и сейчас она помогает женщинам, потерявшим детей во время беременности и родов. Анна стала экспертом в такой отчаянной теме не случайно: личная трагедия заставила кардинально изменить взгляд на происходящее в белорусских больницах.
Первого ребенка Анна родила в 22 года. Это был опыт благополучных партнерских родов в минской «двойке».
— Все прошло прекрасно, потому что я была настроена позитивно. Мы с мужем окончили курсы по подготовке к партнерским родам — тогда это только-только начиналось, модная была тема. Я хотела, чтобы рядом был муж — поддерживал и защищал. Роды прошли хорошо, легко. У меня было чувство эйфории. И мнение по поводу роддома сложилось благоприятное.
Первый брак закончился разводом. Прошло 15 лет, наступил 2016 год. Анна носила долгожданную беременность от второго мужа.
— Всю беременность я наблюдалась у гинеколога в женской консультации. Выполняла все рекомендации врача, кроме одного-единственного: я не делала УЗИ. Для себя я решила: какие бы ни были генетические нарушения, это будет мой ребенок, и избавляться от него я не собираюсь. Это была очень долгожданная девочка!
Мы вели четкий мониторинг, писали КТГ каждую неделю, чтобы исключить нарушения со стороны плаценты и так далее. В 38 недель я перестала чувствовать шевеления ребенка и сразу же поехала в поликлинику сделать КТГ. Запись показала, что сердце ребенка не бьется. Меня немедленно повели в соседний кабинет на УЗИ. Там подтвердили: сердце не бьется, ребенок мертв. На скорой тут же повезли в больницу.
В роддоме меня сразу встретили с обвинением в смерти ребенка. Еще не было ни результатов анализов, ни экспертизы, ни вскрытия, но меня уже обвинили!
Я считаю, что это настолько непрофессионально! Этот ребенок был очень долгожданным, очень. Я ждала его не девять месяцев, а 12 лет!..
Вскрытие потом показало, что причина смерти — фетоматеринская трансфузия. Никто не знает, что это такое и почему происходит. Это невозможно диагностировать и профилактировать. Мембрана в плаценте прорывается, и вся кровь от ребенка переливается матери. Ребенок умирает от обескровливания. Фетоматеринская трансфузия — редчайший случай, один на сто тысяч родов. При этом у меня все анализы и обследования были прекрасные. Не было только УЗИ. Но заведующая отделением посчитала это основанием, чтобы обвинить меня в произошедшем.
Мне непонятно, почему медработники считают себя вправе комментировать, высказывать мнение, обвинять женщину в смерти ребенка и в тех вещах, которые от нее не зависят. Никакая адекватная женщина не будет желать плохого собственному ребенку.
Затем мне начали стимуляцию искусственных родов. Начались схватки, мне вскрыли плодный пузырь, и заведующая, когда увидела абсолютно чистые околоплодные воды, только тогда сказала: «Примите мои соболезнования». Она поняла, что ребенок умер по непонятной причине. Потому что если бы были какие-то патологии со стороны плаценты, то воды были бы зеленые.
На осмотре присутствовали иностранные студенты. Они смотрели пораженными глазами, удивляясь, каким тоном говорит со мной заведующая. Осматривали на кресле меня очень жестко, чтобы стимулировать раскрытие шейки. «Мне больно!» — говорила я. «Женщина, что вы дергаетесь, лежите спокойно!» — слышала в ответ. Никто меня не спрашивал, можно ли присутствовать студентам во время осмотра. Меня даже не предупредили.
Я чувствовала себя обезьянкой в зоопарке. Понимаю, это редкий случай — антенатальная гибель плода. Но можно было бы хотя бы спросить!
Роды длились два часа. Меня положили на спину и вручную раскрывали шейку матки. Сказать, что это больно, — ничего не сказать. Это боль до потери сознания. У меня стояла белая пелена перед глазами. Зубы крошились от боли. Зачем так делать с человеком, я не могу понять. Зачем так издеваться? У меня не было температуры, чтобы можно было говорить об инфекции или опасности для жизни. Ребенок умер недавно, не было разложения, риска заражения крови или чего-то еще. Так к чему такая спешка? Я просила сделать обезболивание — мне в катетер на руке ввели парацетамол. Это издевательство. От парацетамола обезболивающего эффекта ноль. Такие роды должны вестись под эпидуральной анестезией. Даже если, с точки зрения врачей, нужно было срочно родоразрешать, сделайте анестезию. Зачем издеваться над женщиной? Они прекрасно знают, что это очень больно. Так зачем? Потому что через часик нужно пойти кофейку попить?! Иначе как садизмом я это назвать не могу.
Когда в процесс родов вмешиваются со всех сторон, очень часто начинаются проблемы во втором периоде. Потуг нет, они останавливаются. Да, мне раскрыли вручную шейку, но потуг не было. Еще бы, они должны начаться часов через восемь, но никак не через два. Меня повели на кресло, положили, сказали: «Тужьтесь». Своими естественными силами женщина не может вытужить ребенка, это должна сделать матка, когда придет время. При этом у меня был прекрасный опыт первых родов, я отлично знаю, как нужно тужиться. В этот раз у меня от напряжения начали лопаться капилляры в глазах и на груди, но ничего не получалось. Тогда они сделали очень просто — применили прием Кристеллера: стали выдавливать ребенка, нажимая локтями на живот. Не спросив и не предупредив, сделали эпизиотомию, которую я чувствовала потом полтора года. Зачем это нужно было делать? Для чего? Потому что им очень хотелось побыстрее со мной закончить и пойти пить кофе?
Когда родился ребенок, я попросила мне его показать. Но нет. Акушерка что-то пробормотала, пришел анестезиолог и «выключил» меня. Мне сделали чистку. Так положено по протоколу. Мне даже не дали посмотреть на моего ребенка! Что за отношение к человеку?! Это мой ребенок, моя девочка. Я так и не увидела ее.
После приема Кристеллера у меня была огромная гематома от груди до самого низа. К животу невозможно было прикоснуться. В ноге появился тромб. На следующий день меня уже везли в операционную, чтобы спасать жизнь. Прооперировали и положили в реанимацию. Муж был в шоке. Он потерял ребенка и чуть не потерял жену.
Из больницы меня выписали только на десятые сутки после родов. Когда мы забирали свою девочку из морга, лаборант сказал: «Не раскрывайте, не смотрите». Ее даже не положили в холодильник. Хотя я в роддоме говорила, что хочу похоронить своего ребенка. Я была в шоке. Вот попробовали бы они не положить в холодильник тело какого-нибудь другого человека! Почему такое отношение?! Я так и не смогла увидеть свою девочку…
— После этого страшного опыта вы решились на еще одну беременность?
— Да. Мы с мужем очень хотели ребенка. И через три с половиной месяца я снова забеременела. Это был 2017 год. Когда я пришла в женскую консультацию, мне стали высказывать, что я слишком быстро забеременела и не имею на это права, потому что «повышаю риски материнской смертности». Мне так и хотелось сказать: «А не ваше это дело, когда я буду рожать!» В 40 лет вероятность забеременеть — 5%. А после беременности яичники простимулированы длительным прогестероновым циклом, и вероятность стать мамой выше. Я не упускала эту возможность. И я не буду спрашивать врачей, когда им удобно.
Моя третья беременность была абсолютно здоровой. Все скрининги и анализы, в том числе УЗИ, были сделаны. Но перед родами, за две недели, меня положили на сохранение и предложили искусственно стимулировать роды, чтобы перестраховаться. Делать этого мне абсолютно не хотелось, я понимала, что это вмешательство. В больницу я приехала с «планом родов», и там на меня смотрели как на больную. У них нет даже представления о том, что роженица может иметь свой собственный взгляд на роды. Собрали целую комиссию, пригласили меня, стали задавать вопросы вроде «А вы знаете, что такое эпизиотомия?», «А прием Кристеллера?». Я объяснила, почему отказалась от окситоцина и эпизиотомии (кроме случаев, угрожающих жизни ребенка). В «плане родов» было написано, что я категорически против приема Кристеллера, а в случае реанимации можно использовать щипцы и вакуум, как это делается в Европе. Врачи сказали: «Мы, конечно, не европейский роддом, но все ваши пожелания постараемся выполнить. Ведь можно не нести этот документ на подпись главврача, правда?» Я ответила: «Конечно, если вы обязуетесь выполнить мои пожелания, то подпись не обязательна, к чему устраивать бюрократию». Потом я об этом пожалела. Потому что они все равно не сделали так, как я просила.
Роды были партнерские, мы с мужем были в палате вдвоем. Я просила выключать свет, потому что дело происходило ночью. Но никто не слушал меня. Когда начались потуги, врач все равно положила мне руки на живот, хотя я просила не использовать прием Кристеллера. Мы с мужем просили сделать небольшое отсроченное перерезание пуповины — об этом тоже «забыли», хотя все четко было написано в «плане родов». Так родился мой сын.
Мне непонятно, почему они считают, будто роженицы настолько дремучие и невежественные и не знают, как нужно рожать. Это были мои третьи роды. И я не уверена, что акушерка и врач-гинеколог рожали сами хотя бы три раза. У меня опыт однозначно больше, чем у них.
Я согласилась на это интервью не потому, что мне хочется обличить кого-то (я специально не называю номера роддомов, где прошли мои вторые и третьи роды), а чтобы система менялась. Без обратной связи это невозможно. Мне очень хочется, чтобы они услышали нас — простых, обычных женщин. Сейчас большинство белорусок рожают всего лишь один раз в жизни. Очень хочется, чтобы это не было трешем, чтобы они не проходили через тот ад, через который прошла я.
Я сильная. Я решилась родить еще. А ведь многие женщины больше никогда не отважатся. Особенно если в роддомах будут общаться с мамами, которые потеряли детей, так, как разговаривали со мной… После того, что я пережила во вторых своих родах, я очень поняла тех женщин, которые рожают дома. Это не «больные сектантки» или «экзальтированные фанатички». Очень часто это женщины, которые перенесли тяжелую травму в роддоме и не хотят туда возвращаться.
Важно, чтобы с той стороны услышали, они ведь тоже женщины. Мы хотим не бороться с медициной, а сотрудничать: проводим обучающие семинары для медработников, издаем брошюры для женщин, потерявших детей в перинатальный период, бесплатно оказываем психологическую помощь. В конце концов, у нас общие цели: чтобы женщины узнали радость материнства. А для этого медицинскую систему пора менять, делать ее человечнее.
Помочь проекту «Потерянное материнство» вы можете, перечислив деньги на счет ОО «Рождение»: УНП 805003951, р/с BY82AKBB30152147700096000000, Минское областное управление №500 ОАО «АСБ Беларусбанк», код банка AKBBBY2X, УНП 100325912. Назначение платежа: добровольное пожертвование на уставную деятельность от Ф. И. О.
Организовать для себя гуманные условия в родах можно по ссылке.
Написать электронное обращение в роддом после родов — здесь.
Связаться с редакцией — по электронной почте shumitskaya@gmail.com.
Читайте также:
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. va@onliner.by