В сентябре 2012 года в одном из самых известных клубов Минска разразился скандал. Владельца Юрия Данькова задержали и приговорили к 8 годам лишения свободы по семи статьям, среди которых уклонение от налогов, вовлечение в проституцию, подделка документов и так далее. Сам Даньков свою вину не признал и не признает до сих пор. Собирается бороться дальше и обращаться в международные суды. О своем деле, семье, друзьях и сроке сразу же после освобождения Юрий рассказал в эксклюзивном интервью Onliner.
Читать на OnlínerЮрий Даньков владел Dankoff Club, который раньше находился на улице Мясникова, 25. Более 20 лет заведение было одним из крупнейших развлекательных центров Минска. В комплекс входили казино Dankoff Club, стриптиз-клуб «Vенеция», ресторан Dankoff Club, салон красоты и спа-салон For Men. Как говорит сам Юрий Петрович, этот салон и довел его до тюрьмы.
В биографии бывшего бизнесмена есть и еще один интересный факт: в 2001 году он пытался стать кандидатом в президенты, но не смог предоставить в ЦИК необходимое для выдвижения количество подписей. До этого он был депутатом Минского городского совета депутатов. «Голосуйте за Данькова — будет все у вас толково» — таков был лозунг его предвыборной кампании.
Сейчас Юрию Петровичу 56 лет. У него два высших образования и звание кандидата наук, доктора философии. Он женат, имеет четверых детей и подчеркивает: от одной жены.
Данькова задержали в сентябре 2012 года. Изначально Следственный комитет заявлял о том, что мужчину подозревали в «использовании проституции и создании условий для занятия проституцией должностным лицом». Затем его обвиняли в уклонении от уплаты налогов с 2007 по 2012 год и называли сумму ущерба государству в 918,1 млн неденоминированных рублей (91,81 тыс. деноминированных).
Потом появилось еще пять статей, по одной из которых бизнесмена оправдали. Дело Данькова начали рассматривать 18 сентября 2013 года на закрытом заседании. В итоге суд Московского района признал бывшего бизнесмена виновным по следующим статьям Уголовного кодекса:
Судья Наталья Кузнецова приговорила Данькова к 8 годам колонии усиленного режима с конфискацией имущества и лишения права в течение 5 лет занимать должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных функций. По иску прокурора с бизнесмена взыскали 1,104 млрд в доход государства и 10 млн в пользу потерпевшей.
С Юрием Даньковым мы встречаемся на Институте культуры, возле Дома быта. Он только-только вышел на свободу и приехал из Гомеля. Несколько лет назад ему смягчили наказание, переведя в колонию-поселение, а в этом году отпустили на 11 месяцев раньше из-за амнистии. Несмотря на то что он только из колонии, Даньков успел переодеться — на нем пиджак, рубашка, брюки и часы Patek Philippe.
— Я еще дома не был, только-только приехал. (Мой собеседник выглядит подтянутым и бодрым, сразу и не скажешь, что ему 56. — Прим. Onliner.) Тюрьма консервирует.
— Вы не признавали себя виновным ни на суде, ни потом. Изменилась ли ваша позиция сейчас?
— Я до сих пор не согласен с приговором. Я обжаловал его, мы с адвокатом прошли все инстанции, но тщетно. Сейчас будем дальше работать по этому вопросу. Думаем обращаться в Европейский суд по правам человека (правда, Беларусь пока не подпадает под юрисдикцию Европейского суда по правам человека — прим. Onliner).
Я по каждой статье могу объяснить свою позицию. К примеру, уклонение от уплаты налогов: так нам насчитали такие суммы на те чаевые, которые получали наши стриптизерши — каким образом я мог проследить подобные вещи? Или статьи по поводу проституции: так если бы там была проституция, то за 20 лет существования клуба, поверьте, улица красных фонарей была бы на Мясникова. И потом, моя жена осталась со мной, не ушла. А это наводит на мысли, что никакой проституции там не было.
Вы поймите, я это и следователям объяснял: есть в бизнесе нюансы, есть работа с клиентами, есть флирт. Это не сексуальные отношения, это флиртовые отношения. Почему люди приходят в стриптиз, почему они приходят в клубы? Потому что они хотят почувствовать себя кем-то и чем-то, чего в семье недополучают. Если есть такие возможности. Ведь все работники — это психологи: ты можешь грубить, капризничать, но тебя все равно любят и хорошо относятся. А ведь с родственниками не так: ты похамишь, погрубишь — и они обидятся.
Под проституцию и «иные услуги сексуального характера» подогнали нашу услугу по тантрическому массажу в мужском салоне. Я отправил девочек обучаться на массажные курсы, а потом выяснилось, что эти девочки ранее привлекались за проституцию. Незадолго до того, как они пришли к нам на работу, у них был по этому поводу штраф. Но я об этом узнал, уже будучи под следствием. Как я мог их проверить? Кстати, мы запрашивали эти протоколы для предоставления в суд, но их не предоставили.
Что касается подделки документов, служебного подлога и фальсификации доказательств, то эти три статьи все касаются одной и той же ситуации. У меня шабашил без оформления один работник. Работал хорошо, на совесть, никаких проблем. Потом он пришел и попросил характеристику для суда, чтобы его не лишили родительских прав. Мы сделали запись в трудовую книжку о том, что он у нас работал, и выдали ему характеристику.
В целом же, на мой взгляд, никаких весомых доказательств не было, были только доказательства, связанные с умыслом. Обвинение говорило, что у меня был умысел. Больше ничего не было.
— Вас еще обвиняли в том, что вы хранили, а потом и публично демонстрировали порно…
— Оправдали меня потом по этой статье. Потому что под порно правоохранители подразумевали видеоуроки того самого тантрического массажа. Даже суд потом пришел к выводу, что это не порнография.
— На суде вы говорили, что вас подставили, что проститутки были подставными, что дело сфабриковано при участии какой-то турецкой группировки. Вы остались при этом же мнении?
— Я до сих пор считаю, что это чистый «оперской замут». Правоохранителям, видимо, нужно было крупное дело в сфере развлечений.
— Что это за потерпевшая, которой вы должны были выплатить 10 млн неденоминированных рублей компенсации? Вы знали ее до суда?
— Это наша сотрудница. Она окончила училище, отучившись на повара, и работала в «Ренессансе». Она была интересная по всем позициям, и, когда ей был предложен массаж, она дала добро. Уже во время следствия я узнал, что у нее ранее, еще до работы у нас, был штраф за проституцию.
— Вместе с вами по делу проходил житель Гомеля. Кто это?
— Это и есть тот строитель, который у меня работал и которому я давал характеристику.
— Прокурор выставил вам иск на сумму больше миллиарда неденоминированных рублей. Хватило ли, чтобы рассчитаться с государством и с той девушкой? Ваша жена говорила в одном из интервью, что дочь из Англии помогала ей деньгами.
— Да, к счастью, бизнеса хватило, чтобы покрыть все эти суммы. А дочка помогала оплачивать судебные издержки, за что ей большое спасибо!
— У вас конфисковали все полностью, ничего не осталось?
— Да, была полная конфискация, забрали все. Кроме квартиры, которая на супруге, ее оставили.
— Интересовались дальнейшей судьбой Dankoff Club? Все-таки вложили в него всю душу.
— Слышал, что здание клуба стояло около пяти лет пустующим, потом в нем планировали сделать гостиницу. Я скажу так: взяли — пускай пользуются.
— То есть у вас нет обид после всего, что случилось?
— Нет, я их отпустил. Я даже благодарен, что эта ситуация произошла. Я иначе посмотрел на жизнь, пропустил через себя другие интересы к ней. Потому что эта сладостная жизнь — она порой поднадоедает, а когда попадаешь в жизнь, полную борьбы, то начинаешь иначе себя чувствовать и понимать. Даже в последнем слове я сказал, что благодарен им за все, что они совершили, отпустил, сказал им: с богом. А сам пустился в путешествие по этой пенитенциарной системе — посмотреть, что оно такое вообще есть и как это через себя пропустить. И вынес для себя много положительного.
— Вас приговорили к 8 годам колонии усиленного режима. Насколько суровые были условия и в каких колониях вы все это время находились?
— Ровно год я был на «Володарке» под следствием. Полгода я находился в Жодино, пока рассматривали кассацию. Потом два с половиной года сидел в колонии усиленного режима, что в Вейно под Могилевом. Что такое усиленный режим? Это меньше свиданий с родственниками, меньше посылок, применение амнистии и так далее. В общем-то, разница в этом, а весь остальной быт общий. Там я пробыл половину срока и смог претендовать на замену режима наказания.
Что интересно, когда я был депутатом Минского городского совета (с 1999 по 2003 год), то как раз занимался пенитенциарной системой. В это время мы, депутаты, как раз добились увеличения веса передач с 7 до 30 килограммов в месяц. Кроме того, мы ходили на «Володарку», устраивали благотворительные акции на праздники. На Пасху раздавали куличи и яйца для заключенных и шоколад для малолетних. Зайдешь раз в месяц, поговоришь. А потом я попал в камеру с человеком, которого как раз угощал этим шоколадом. Он сам меня вспомнил и подошел.
— Что за люди с вами сидели?
— Очень разные. Были и по громким и резонансным делам. Бывали ситуации, когда я находился в «кубрике» единственный из экономических, а остальные — за убийство.
— И как это — общаться с тем, кто кого-то убил? Не было страшно?
— Старался со всеми общаться толерантно и вежливо. Были сложности в том, что некоторые, кто на свободе не мог общаться с людьми определенного уровня, с которыми общался я, «подкусывали», цеплялись и смотрели на мою реакцию. Другие, наоборот, радовались, что судьба свела. Третьи просто нормально относились. Порой приходилось сдерживать себя и эмоционально, и морально, принимать это как испытание. Слава богу, оно прошло и закончилось.
— Как вам удалось попасть в колонию-поселение при таких-то статьях?
— Прошла половина срока, мне смягчили режим. Такая мера предусмотрена законодательством. Ты пишешь заявление, и комиссия решает, может перевести тебя или нет. В моем случае комиссия дала добро, и меня перевели в поселок Гезгалы Гродненской области. В колонии-поселении разрешают дважды в год ездить в отпуск на срок до пяти дней.
Так вот, я приехал в Минск, зашел к адвокату, который меня защищал, и сказал, что недоволен его работой. Потом я узнал, что он написал заявление, будто бы я угрожал. Из-за этого в качестве наказания или «взбадривания» меня перевели в Ветку. Как они сказали, для дальнейшего изучения моего психологического состояния. Только благодаря нашим отцам и дедам, победившим фашизм, была объявлена амнистия и мне уменьшили срок на год.
— Чем вы занимались во время заключения?
— Я работал в колхозах животноводом на фермах, кормил бычков, коров, телят, убирал за ними. В газете «Ветковский вестник» даже есть статья про меня — называется «Вторая жизнь Маши». Она о том, как я с другими заключенными спасал породистую кобылу. У нее были проблемы с копытами, и мы за ней ухаживали, лечили ее.
Чем еще занимался? Очень много читал. Научно-популярную литературу, много художественной, философской и эзотерической. Еще научился играть на синтезаторе и петь, могу теперь в караоке зарабатывать призы. Когда я приехал в Ветку, организовывали выездные концерты.
— Каково это, когда вы, успешный и популярный бизнесмен, работаете в коровнике? Вы сами же городской, наверное, даже не очень представляли себе такой труд?
— Тяжело, да. Хороший фитнес, все атлетически сложенные парни, не пьют, не употребляют наркотики, не тратят силы на секс — резерв нации (смеется. — Прим. Onliner). А если серьезно, наверное, сыграло роль то, что я ездил к тетке в деревню на лето. Мы там, кроме прочего, и за лошадьми ухаживали.
Кстати, хочу добавить, за работу в колонии-поселении нам платили гораздо больше денег, чем в колонии закрытого типа. Для сравнения: в колонии закрытого типа я получал 1 копейку в месяц, а тут — целую минималку. Мы иногда зарабатывали даже больше, чем местные жители. Поскольку мы были «государевы люди», нам не имели права платить меньше минимальной зарплаты, нас защищал закон. Спасибо президенту.
— О чем мечтали в заключении?
— Знаете, как-то об этом и не думал. Я был сильно увлечен своим саморазвитием и исправлением себя. Когда объявили амнистию, я был даже удивлен, что попал под нее. Не рассчитывал, если честно.
— Вы думали о том, что будете делать на свободе и чем займетесь?
— В последнем слове на суде я говорил, что пенитенциарная система себя изжила. Сегодня она несовременна, люди там хорошие, но сама система, на мой взгляд, полная дрянь. Слово «тюрьма» должно исчезнуть из языка. Знаете, когда на время апелляции я был переведен в Жодино, мне пришло письмо, написанное детской рукой, где значился адрес: «тюрьма №8». У меня просто покатились слезы.
Это слово должно быть заменено. Сейчас уже не тот мир. Это раньше людей кидали в ямы, сажали в подвалы — и это считалось тюрьмой, потому что были другие устои, было насилие над человеком. Сегодня же мы цивилизованные люди. И система называется исправительной, а не уничижительной.
— Какую альтернативу вы предлагаете?
— Должен быть, наверное, какой-то «преобразовательский центр», должно быть преобразование личности, какое-то общественное объединение. Я придумал название «СиМПЛ», что расшифровывается как социальное и моральное преобразование личности. Это должна быть система, которая поможет личности исправиться и расти, чтобы люди сюда не возвращались. Ведь почему человек попадает в тюрьму? Не оттого, что он хочет этого, а потому, что не умеет заработать денег и принять устои социального образа жизни.
Мы должны сделать так, чтобы люди, находящиеся в местах лишения свободы, производили некий социальный продукт, который реабилитировал бы их перед обществом, чтобы человек вышел оттуда новым. Также он не должен терять связь с родственниками и семьей. Во время моего ареста детям было 10, 12, 16 и 20 лет. Разрыв этого социума привел к тому, что сегодня у меня нет семейного чувства плеча. Они выросли автономно.
Какое отношение к лишению свободы имеет лишение свиданий с неблизкими родственниками и друзьями? При чем здесь лишение телефонных разговоров? Так мы исправляем или мы издеваемся над человеком и создаем условия страдания? Зачем же тогда мы говорим, что это исправительный процесс? Давайте назовем его истязательным.
Человек должен выйти на свободу высокообразованным, со знанием иностранного языка, с уже приобретенным жильем, чтобы у него были деньги, был завтрашний день. На протяжении всего срока с ним должны работать психологи, психоаналитики на должном уровне, должны быть нормальные медицина и образование и так далее.
Медики уже подняли вопрос о здоровье освобождающихся, на лечение которых нужно было тратить деньги. Так дешевле же их накормить нормальной пищей, чем лечить. И сегодня в тюрьме кормят хорошо, иногда трудно понять, кормят колбасой с макаронами или макаронами с колбасой.
Так и для общества: лучше вместе с осужденным ему же помочь, а не наоборот. Потому что испокон веков христианство относилось к ним сострадательно. И на разные христианские праздники всегда несли еду, этапируемым также передавали продукты и одежду. А у нас сегодня довели ситуацию до того, что люди чураются освободившихся из мест заключения. Хотя на последнем совещании даже президент обратил на это внимание, заявив, что нужно к таким людям относиться человечнее. Ведь, как говорит народная мудрость, «от сумы и от тюрьмы не зарекайся».
— Если не выйдет, вернетесь в бизнес?
— В течение пяти лет я не могу занимать руководящие должности. Теперь раз в три месяца я буду должен приходить в милицию отмечаться, приносить справку с работы и должностную инструкцию — и так пять лет. Поэтому директором своей компании стать не могу. Но это вопрос решаемый: становишься учредителем, нанимаешь директора — и все. И опять же этот запрет относится только к территории Беларуси. Но если нашей стране не нужны специалисты, значит, их примут в других странах.
— Вы собираетесь уехать? Ваша жена говорила, что ее в Беларуси держите только вы, а так она бы давно эмигрировала…
— Нет, никуда не собираюсь. Моя цель — организовать это общественное объединение «СиМПЛ» и добиться того, чтобы человек, совершивший преступление, мог создать некий социальный продукт, реабилитирующий его перед обществом.
— Где сейчас ваша семья, дети? Как они отнеслись к вашему делу, поддерживали ли?
— Когда меня арестовали, младшей дочери было 10 лет, сыну — 12, средней дочери — 16, старшей — 20. Старшая Юлия у меня в Англии, она училась на пластического хирурга, сейчас нормально работает и зарабатывает. Настя закончила учиться и поехала работать в Арабские Эмираты. Георгий сейчас учится в Варшаве. Младшая дочь поехала учиться тоже в Англию.
Жена осталась в Беларуси, тут же остался и отец, ему сейчас 89 лет. Слава господу, что я увидел его и он меня дождался. Как и жена дождалась. Хотя ей было очень тяжело. Наталью вымотали так, что, когда потом я увидел ее, просто заплакал. Жаль, что собака и кот не дождались, умерли. Им было по 15 лет.
Знаете, за эти семь лет я насмотрелся всякого. Приходили эти алиментщики или обязанные, которых привлекали за долги, а потом оказывалось, что они платят алименты не за своих детей, что у них ДНК не совпадают. Я послушал эти истории и, когда мне разрешили чаще звонить, позвонил жене — поблагодарил, что она родила мне моих детей. Они все очень сильно помогали мне и поддерживали.
Прямо сегодня дети и жена уехали в Европу, они вернутся только через месяц. Все это я время буду здесь с отцом. Будем с ним сидеть вместе, разговаривать, смотреть друг на друга. Уделю ему много времени и внимания.
— А как отношения с друзьями? Остались ли они?
— Скажу так: те, кто в клубе рассчитывался и вел себя уважительно, те и остались помогать. А те, кто приходил на халяву, только сочувствовали на словах.
И что удивительно, остались друзьями люди из общественного объединения «Эгида». Они с самого начала ареста помогали всем чем могли: помогали морально, написали ходатайство в суд с моей характеристикой. На протяжении всего срока они присылали открытки. И даже в спасении лошади Маши они принимали большое участие, купив ей сбрую: хомут, дугу, седло, уздечку и так далее.
— Вы не задавались вопросом, почему все случилось так и для чего это было именно вам?
— С точки зрения вселенских законов оно к этому шло, чего греха таить. Где-то нужно было быть повнимательнее, где-то тверже, настойчивее. Почему мне было легко отбывать срок? Потому что у меня не было вины перед собой и людьми. Меня ничего не угнетало, как тех убийц, которые, отрезвев, осознали, что сделали. А вообще, случившееся я принимал как волю божью и как ступени для более высокой степени развития.
— Если бы была возможность вернуть время обратно, что бы вы сделали? Уехали бы с деньгами за границу?
— Да нет. Деньги не играют роли ни здесь, ни там. Интересен сам процесс жизни. Интересно побывать в других статусах. Кстати, в своей книге Дейл Карнеги пишет, что мужчины подвержены самым опасным испытаниям в возрасте с 50 до 55 лет. Меня закрыли в 49 и освободили в 56. Эта группа лиц, которая меня посадила, фактически спасла меня и сохранила. Может, они и правда наши благодетели, как говорит президент. Спасибо им, и им с этим жить. С богом!
Читайте также:
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by