«Я засыпаю и просыпаюсь с молотком под подушкой. Утром бегу к детям: живы или нет?» Жертвы домашнего насилия о жизни в аду

Источник: Полина Шумицкая. Фото: Александр Ружечка
15 марта 2018 в 8:00

Этот дом в Боровлянах ничем не отличается от других. Крыша и стены, двери и окна. Пять комнат, большая гостиная, кухня. Нормальность обстановки никак не говорит о том, в каких диких ситуациях попадают сюда женщины. Оля (все имена изменены) смогла добраться до убежища только с помощью милиции: муж избил ее и запер в квартире, фактически держал в плену. Марина две недели ночевала в машине, прежде чем поняла: все, хватит, это край! Юная Катя сбежала сюда от матери: та пила столько, что оставаться с ней было опасно. Оксана оказалась в SOS-доме, когда муж пообещал убить ее на глазах у детей.

Читать на Onlíner

Все эти женщины бежали от насилия. Потерянные и отчаявшиеся, израненные и разочаровавшиеся в попытках отыскать справедливость, они все же имеют достаточно мужества, чтобы сказать: «Хватит! Со мной так больше нельзя! Нельзя указывать, как мне жить, только потому, что я женщина. Нельзя прикасаться к моему телу, наносить мне раны и брать меня силой только потому, что я твоя жена. Нельзя шантажировать меня детьми, деньгами и квартирой. Нет! Я больше такого не позволю!»

Желание отстоять себя объединяет тех, кто пришел в SOS-дом в Боровлянах — убежище для женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. К сожалению, белорусское общество настолько равнодушно к домашнему насилию (а местами даже жестоко), что всем этим женщинам, которым хотелось в отчаянии выйти на главную улицу и кричать «Люди, помогите!», стоило немалых усилий переступить через стыд и признаться: да, моя семья неблагополучная, да, я засыпаю с молотком под подушкой на случай изнасилования, да, на моем теле есть синяки — и это не случайная травма. Убежище приняло первых потерпевших в октябре 2016 года. Это были беременные женщины и женщины с детьми из Минской области. Такая возможность появилась благодаря проекту «Безопасность. Право на жизнь без насилия», который запустила «SOS-Детская деревня Боровляны» и профинансировал Европейский союз. Но в апреле 2018-го грант закончится, и деньги для работы SOS-дома придется искать внутри страны.

«Я же мужчина! Всю неделю работал. Что, выпить не могу?!»

Оксане 39 лет. Половину из них она прожила в браке с Алексеем. Три недели назад супруги наконец-то получили развод. «Наконец-то» — потому что в хрониках этого брака есть принудительное лечение мужа от алкоголизма в ЛТП, наркологический центр, десятки заявлений в милицию, удары и запугивания. Однако с разводом история насилия не закончилась. Наоборот, ситуация становится все больше похожей на беспросветный тупик.

— Я родилась в небольшом поселке. В Минск уехала еще студенткой, хотела поскорее стать независимой от родителей. Когда познакомилась с Лешей, он казался мне самостоятельным, сильным, целеустремленным — прямая противоположность маменькиному сынку. Как же дело дошло до того, что сейчас мужику 43 года, а он не работает (уволили его по статье за прогулы после двухмесячного запоя), целыми днями лежит на кровати, слушает музыку и с остервенением повторяет: «Не работал, не работаю и работать не буду! Содержала меня? Вот и дальше содержи! За квартиру кредит ты платить всю жизнь будешь! И ничего ты мне не сделаешь!»? — задается вопросом Оксана.

Я не была в розовых очках, когда выходила за него замуж. Да, я видела, что он порой злится и сливает негатив на других людей. Но была уверена, что меня это никогда не коснется. Как и в любой стандартной белорусской семье, муж выпивал по праздникам. Это было нормально. Потом он стал покупать пиво по выходным. Я пыталась его ограничивать, но он жестко одергивал меня: «Я же мужчина! Всю неделю работал. Что, выпить не могу?!» И действительно, разве он не мог? Сейчас я спрашиваю себя: был ли он пивным алкоголиком? Да, был. Со временем ему не нужна была компания для того, чтобы напиться пивом. Конечно, я видела, что у него запои. Мы ходили к наркологу, лечились, кодировались. На одиннадцатом году жизни даже обвенчались. Думала, он что-то осознает. Не вышло… Я пробовала и уговоры, и упреки, даже хотела подать на развод. Но тут как раз подошла наша очередь на строительство квартиры. А мы всю жизнь с мужем и двумя детьми ютились в маленькой комнатке в квартире его родителей. Я так мечтала о собственном жилье! Ради этого я не стала разводиться.

«Он умеет бить так, чтобы не оставалось следов»

На самом деле льготные кредиты на жилье на 40 лет (а именно такой выплачивает Оксана) — это самая настоящая ловушка для жертв домашнего насилия. Продать квартиру нельзя, пока кредит полностью не погашен. А заплатить всю сумму сразу — невыполнимая задача для женщины, которая вынуждена содержать семью в одностороннем порядке. Вот жены с детьми и остаются на одной арене с агрессором.

— Уже пятый год мы с Лешей и дочками живем в просторной трехкомнатной квартире в Минском районе. Но мечта о собственном жилье обернулась самым настоящим ужасом. Отделившись от родителей, Леша стал напиваться так, что просто падал у двери. Запои не прекращались. Он стал агрессивным. Гонялся за мной по квартире с табуреткой. Ночью он мог поднять меня с криком: «Дай денег!» А где ж их взять, если детей нужно кормить, а он все пропил? С 2015 года я выплачиваю кредит за квартиру, оплачиваю коммунальные, все остальное. А зарплата у меня была 500 рублей. Мы еле выживали!


Он запугивал меня: «Побью так, что ни один косметолог, ни один хирург не соберет твое лицо по частям. А я красиво сяду, как пацан!» Мы с девочками могли по три ночи подряд не спать. Вызовем милицию — ну заберут его на сутки, а потом выпустят. Он еще более злой возвращается. А когда мы с детьми сутками в страхе не спим, свекровь говорит: «Ну подумаешь, какие проблемы! Все терпят, и ты потерпи». И в милиции то же самое: «Подумаешь, он вам сказал „С…ка, зарежу!“. Мало ли чего мужчина не скажет в сердцах. Забудьте, не ссорьтесь». Никто не хочет заниматься алкоголиком, все умывают руки! Я бесконечно хожу по всяким инстанциям, но все без толку. От этого мне обидно. А у Леши второе образование — юридическое, он всегда повторяет: «Я знаю закон, ты мне ничего не сделаешь». Он даже бить умеет так, чтобы не оставалось следов.

И все же обращения Оксаны в милицию сделали свое дело, хотя эффект был не тот, который ожидала женщина: семье поставили метку «социально опасное положение» и пригрозили забрать детей, если ссоры и насилие в доме не прекратятся. Тогда, в самый пик агрессии, когда Алексей стал угрожать ножом, Оксана забрала детей и на неделю переехала в SOS-дом. Это было в январе 2017-го.

— Я совсем потерялась, не знала, куда идти и что делать дальше. Как стыдно мне было обратиться в убежище! Я морально не могла смириться с тем, что нужно идти и от кого-то принять помощь. Здоровая, трудоспособная, а оказалась в такой ситуации… «Я сильная, сама со всем справлюсь!» — вот как меня приучили мыслить. Признать, что мы неблагополучная семья, было невыносимо! Я отказывалась это принять. А на самом деле мне хотелось кричать! Идти за помощью везде и всюду.

«Я вынуждена ходить на работу, а в голове постоянно вопрос: живы ли дети?»

Короткой передышкой Оксана называет время, которое Алексей провел на принудительном лечении от алкоголизма в ЛТП, — в общей сложности два года. Но 15 февраля супруг, хотя уже и бывший, вернулся домой. Не впустить его в квартиру Оксана не имеет права.

— Мы с детьми с ужасом ждали того момента, когда он вернется из ЛТП. Наша жизнь сегодня — это просто ад. Младшая дочь забивается в уголок под плед и просит ложиться спать с ней. А ей ведь уже почти 9 лет. Бывший муж постоянно угрожает мне: «Я не успокоюсь, пока не оставлю руины от квартиры». И это не блеф. Он уже разгромил два телевизора, принтер, ноутбук. Милиция приезжала, сказала: «Это совместно нажитое имущество, он имеет право». Подождите, а у меня и детей есть какие-то права?!

— Я засыпаю и просыпаюсь с деревянным молотком под подушкой. Утром бегу к девочкам: живы или нет? Вы можете понять такую жизнь? — Оксане трудно сдерживать слезы. — Я вынуждена ходить на работу, а в голове постоянно вопрос: живы ли дети? С тех пор как бывший муж вернулся из ЛТП, я боюсь изнасилования. «Только бы не пришел ночью, только бы не пришел!» — молюсь я каждый раз и крепче сжимаю колотушку.

Сейчас я не вижу выхода из этой ситуации. Нам не разъехаться: за квартиру платить 40 лет. А даже если и найдется покупатель, который согласится погасить всю сумму кредита в счет покупки, ее рыночная цена такая, что не хватает на две отдельные «однушки». Единственный выход — забрать детей и уехать к родителям в крошечную квартиру в деревне. Но как там жить?

Мне хочется выйти и кричать: «Люди, помогите!» Это просто адская жизнь.

«Из приюта в приют… Собачонки мы, что ли?»

Кате 24 года, но выглядит она куда моложе. Совсем еще девочка. Вообще-то, у Кати есть родители, а у ее пятилетнего сына Игоря — отец. Но в реальной жизни вышло так, что девушка и ее мальчик совсем одни.

— Мне было 15 лет, когда маму лишили родительских прав. Она пьет. Я официально сирота. Вообще-то, не люблю об этом рассказывать… У меня нет обиды на маму. Ну, получилось у нее так. Не справилась она, были тяжелые моменты, поэтому пить начала, — опускает глаза Катя. — Было бы у меня все хорошо, я бы ей помогла. Но прямо сейчас я себе самой помочь не могу. Пытаюсь сделать все, чтобы ребенку хоть как-то было хорошо.

Кате нравилось учиться в школе, но после девяти классов ей пришлось пойти работать: надо было выживать. Уже в 15 лет она стояла у конвейера в кондитерском цеху в своем поселке. Официальной корочки об образовании нет, зато в трудовой записано: кондитер четвертого разряда. В 20 лет Катя родила сына. С отцом ребенка жить не стала: говорит, «так получилось». Пришлось остаться в квартире у пьющей матери.

— Обстановка там была совсем неадекватная для ребенка, и мне с сыном предложили переехать сюда, в SOS-дом. Мы прожили здесь достаточно долго — восемь месяцев. Но в родительской квартире за это время ничего не изменилось: мама как вела себя, так и ведет. С общежитием тоже не получилось. Мы с сыном съехали на съемную квартиру, потому что для меня и так сделали исключение: в приюте можно останавливаться максимум на шесть месяцев. Я устроилась на работу помощником воспитателя в детском саду, но зарплата не такая большая — 270 рублей. С деньгами стало совсем плохо, не было средств, чтобы снимать квартиру. Пожили мы с Игорьком у знакомых. Но у знакомых тоже много не поживешь.

Сейчас мы с сыном в приюте уже второй раз. Идти больше некуда. Я собираю документы, делаю все возможное, чтобы мне от работы дали общежитие. Пока не получается… Из-за долгов за «коммуналку», которую мама не оплачивала, нас с Игорьком выселили из маминой квартиры заочно, без предоставления другого жилья. Фактически мы бомжи, — пытается рассмеяться Катя, а по щеке бежит слеза-предательница.

— Где и как жить дальше, если честно, я не знаю. Пока мы здесь. Я пытаюсь что-то делать. Подала на обжалование судебного решения по выселению. Но чего я этим добьюсь? Задолженность там очень большая, общая сумма долга вместе с пеней — около $80 тыс., и я не знаю, как столько выплатить. Простите, что пла́чу, мне неловко. Я пла́чу от усталости. Я не хотела себе и сыну такой жизни, а получается так… Ходишь-ходишь, просишь-просишь, а толку никакого. Комнат, говорят, нигде нет свободных. Хотя по закону сироте обязаны предоставить хоть какое-то жилье. А получается, что выселили и взамен ничего не дали. И в SOS-доме тоже долго жить не будешь. Из приюта в приют. Ну это же… Собачонки мы, что ли? — опускает голову на ладони Катя.

«Доктора, инспекторы, учителя — мы все поддерживаем эту порочную систему насилия своим равнодушием»

Мне не хочется, чтобы истории Оксаны и Кати казались безнадежными. Правда в том, что женщины, попавшие в приют, действительно переживают отчаяние. Но, как любит говорить социальный педагог проекта «Безопасность. Право на жизнь без насилия» Инна Михасенко, безвыходных ситуаций не бывает.

— За полтора года работы проекта приют в SOS-доме получили 29 женщин и около 50 детей. Каждую из них я лично встречаю и заселяю. Поверьте, за все время у нас ни разу не было безвыходных ситуаций. Да, как только женщина приезжает, она в эмоциональном ступоре: слезы, боль, непонимание того, что делать дальше. Это нормально. Мы ведем комплексную работу с пострадавшими от домашнего насилия. То есть приют дает им не только безопасность, крышу над головой, еду, деньги, но и бесплатные консультации психолога, психотерапевта. Изменение своей жизни — это долгий и трудный путь. Есть женщины, которые прошли нашу программу и решили проблемы с насилием. Например, одна наша подопечная принудительно выселила мужа из квартиры. Дошла до конца! Но есть и те, кто возвращается в ситуацию насилия. В любом случае женщине предстоит сделать выбор самой, — констатирует Инна Михасенко.

Проблема в том, что женщины в Беларуси боятся говорить о насилии в семье. Главный страх — «У меня отберут детей!». Но это волнение на самом деле необоснованно. Достаточно обратиться к нам, и ни о каком изъятии детей из семьи не будет и речи. Вторая причина — стыд. Женщинам невыносимо сложно признать: да, я ищу помощи в приюте. Страшно озвучить это окружающим. Да и госструктуры поддерживают такое положение дел: лучше молчи, меньше будет проблем.

Увы, таков наш менталитет: я сильная, я все смогу сама! Преодолеть такую установку способны не многие. А даже если и преодолевают, то сталкиваются с тем, что их не слышат. Например, приходит женщина на прием к врачу с вывихом руки. «Как получена травма?» — спрашивает доктор. «Муж», — умирая от стыда, односложно отвечает пациентка. «А, ну ясно. Запишем: несчастный случай. Свободна. Следующая!» Она же призналась, может быть, впервые в жизни, заговорила о домашнем насилии! Но ее никто не услышал.

Доктора, инспекторы, учителя — мы все поддерживаем эту порочную систему насилия своим равнодушием. Если бы хотя бы кто-то не остался безразличен! Пришла женщина к гинекологу, он видит разрывы и травмы — ну дай ты ей визитку с номером телефонной линии для пострадавших от домашнего насилия. А дальше уже выбор за женщиной: прийти в приют или нет. «Вы готовы идти до конца? Придется пройти семь кругов ада», — предупреждаю я тех, кто решил спастись от агрессора. Они думают, это пафосные слова. Нет, это правда жизни. Чтобы избавиться от насилия, придется заплатить большую цену, придется идти до конца.

«Несправедливость ситуации заключается в том, что в отношении агрессоров у нас ничего не действует»

— Давать убежище женщинам, оказавшимся в ситуации насилия, — это не изобретение нашей организации. Вообще-то, в каждом районе Минска и Минской области есть государственная кризисная комната. Единственный нюанс — находиться в ней можно не больше десяти дней, — объясняет ведущий специалист по проектной деятельности «SOS-Детская деревня Боровляны» Ольга Попова. — В Минске женщины могут обратиться в приют «Радислава», а в нашем SOS-доме двери открыты для жительниц Минской области. Они могут жить в SOS-доме до года, а сопровождаем семью мы в среднем в течение полутора лет.

Наша главная цель — восполнить ресурс. Женщины приходят настолько истощенные и потерянные! И только после того, как мы дадим им ресурс, они способны простраивать ближайшую перспективу своей жизни.

Несправедливость ситуации заключается в том, что с жертвами насилия мы работаем, и достаточно долго, а вот в отношении агрессоров у нас ничего не действует, кроме защитного предписания. Нет места, куда отправляли бы агрессоров. Кроме административных мер, к ним ничего не применяют. А когда я была с визитом по обмену опытом в Австрии, то увидела совсем другое: если только в семье появляется намек на угрозу насилия, в течение 48 часов выдается охранный ордер в отношении агрессора. На 14 дней его изолируют, предоставляют ночлег в специальном помещении. Если же ситуация патовая и женщина с детьми ищет убежище, то ей находят приют, максимально близкий к месту учебы детей, чтобы они не теряли свое привычное окружение.

Нам же, к сожалению, не дают даже двух-трех мест в детском саду в Боровлянах, и мамам из нашего убежища приходится возить детей в садики по всему Минскому району. А ведь транспортное сообщение тут, будем честны, совершенно никудышное. Женщины вынуждены покидать SOS-дом и возвращаться в ситуацию насилия просто потому, что для детей нет места в садике. Это не поддается никакой логике!


Onliner.by продолжает публиковать цикл статей под названием «Насилие рядом». Увы, жестокость, упомянутая, казалось бы, только в фильмах и книгах, может происходить за любой стеной, буквально на расстоянии вытянутой руки. Домашнее, офисное, физическое, экономическое, эмоциональное, сексуальное принуждение со стороны мужчин и женщин, взрослых и детей — мы говорим о каждом виде насилия, задаем вопросы и описываем реальные истории белорусов.

Наша главная цель — это не разобраться с извечными «Что делать?» и «Кто виноват?», а почувствовать сострадание к тем, кто столкнулся с насилием и оказался беззащитен, дать им наконец право голоса. Свои истории вы можете присылать на shumitskaya@gmail.com.

Читайте также:

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

В меру новостей, в меру мемов и много веселья в нашем сообществе в VK

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by