Однажды школьница Лиза из Екатеринбурга стала знаменитой благодаря своим ироничным песням. Сейчас она учится в Москве, записывает дуэт с Noize MC и рассуждает о современном искусстве интереснее, чем иной обладатель ученой степени. В проекте «Поколение» говорим с 19-летней студенткой о поклонниках Гоши Рубчинского, Гнойном как герое нашего времени и знакомстве родителей с Pharaoh.
Читать на OnlínerКомпозиции Лизы Монеточки растиражировались в сети в прошлом году. Милые песенки, исполненные почти детским голосом под аккомпанемент фортепиано, сквозили совсем взрослой иронией и стебали все на свете. Вряд ли кто-то всерьез воспринял название ее дебютного альбома «Психоделический клауд-рэп». В общем, школьница превратилась в интернет-феномен и сейчас активно выступает, записывает дуэты с известными российскими артистами и учится на продюсерском во ВГИКе. 22 октября Монеточка выступит в минском клубе Re:Public.
Я росла в очень хорошем и милом районе Екатеринбурга. Хочется что-нибудь рассказать про тяжелое детство, но ничего такого у меня не было. Хорошая семья, хороший спальный район недалеко от центра. Я вся в отца. Он очень похож на меня и внешне, и по характеру. Мама — умная женщина, а папа — упертый. Ему никогда не фартит, в отличие от мамы, он выбирает какие-то хитрые пути. Человек он очень трудоспособный и этим всегда восхищает меня.
Мы с папой не очень-то дружны. С мамой у нас милые отношения, а вот с папой можем иметь какие-то конфликты — как в мексиканских сериалах. Иногда это происходит из-за политики, иногда — из-за бытовых вопросов, иногда можем друг друга случайно обидеть. Зато когда помиримся, мне с ним интереснее всего общаться — по лесу носиться и все такое.
Когда я была маленькая, у нас появился компьютер. Я очень любила делать презентации, бизнес-планы разных ресторанов. Писала какие-то песни, стишки, пыталась делать спектакли. Или в учительницу очень здорово было играть: журнал, придуманные фамилии, оценки. Со сверстниками мы носились по гаражам, бегали, прыгали — я даже особо не помню, как это было.
В первый класс я пошла в школу с художественным уклоном. Просто это было очень близко к дому: единственная хорошая школа рядом. Не было какого-то фактора отбора. Брали, конечно, не всех: смотрели пальцы, ритм проверяли, чтобы человек мог на инструменте играть.
Но дети там не особо музыкой увлекались — почти все посжигали свои ноты, когда окончили школу. Я была в числе тех четырех человек, которые этого не сделали.
Я почувствовала разницу, когда поступила в другую школу — СУНЦ (Специализированный учебно-научный центр Уральского федерального университета. — Прим. Onliner.by). Вот там началось все самое клевое: и разговорчики стали посерьезнее, и развлечения какие-то интересные появились. В СУНЦе все закрутилось, понеслось — мы со сверстниками отрывались.
Детская среда очень жестокая. В обычной школе уж точно: подростки все злые, им нужно что-то доказывать, соперничать, выстраивать иерархию. Для меня было открытием, что не все дети такие и что в коллективе можно не притворяться, не корчить из себя что-то, не дружить с кем-то, чтобы тебя просто не трогали. В СУНЦе было по-другому, и я почувствовала себя очень свободной — сразу песенки захотелось писать, выражать себя таким способом. Я перестала бояться.
Там более адекватные и взрослые люди, у которых уже есть какая-то цель, они чего-то уже добились — хотя бы в эту школу поступили. У меня комплекса отличницы не было, а многие девочки очень сильно плакали: в СУНЦ поступили якобы самые умные, «сливки». А там все такие! И у тебя однажды случается не пятерка, а тройка. Столько было слез! Но я никогда не была отличницей и на пятерки не училась, поэтому мне было без разницы.
Бывало такое, что мы смеялись над учителем. Но это случалось, когда географичка нам рассказывала, что земной шар делится на Европу и Азию. Плюс она еще психолог, учитель по ритмике и накануне 8 Марта вся такая в дурацкой завивке рассказывала: «Девочки, найдите себе богатого мужа!» Как можно такого человека ставить себе в пример и хотеть быть на него похожим? Такие учителя встречались и в СУНЦе, но там, конечно, были немножко другие странности. Всегда дети посмеются над учителем, у которого нет авторитета. С другой стороны, всегда были учителя, у которых стыдно было не выполнить домашнее задание. Не потому, что он потом двойку поставит, а потому, что он крутой чувак и упасть в его глазах не хочется.
Я помню, как начала играть. Но в этом не было ничего такого: это не интересно и не драматично. Просто мы с друзьями прогуливали английский язык, и я решила посвятить песню своим любимым одноклассникам. Написала на перемене текст, дома подобрала ноты, записала на диктофон и выложила. Одноклассникам понравилось, они сказали: «Вау, мы не ожидали! Как интересно звучит, мы такого до этого не слышали». Я «запилила» еще песню, и все потихонечку вот так и разрослось.
А когда разрослось, я испытала сильный стресс. В школе меня никто за косички не дергал, не дразнил, с родителями отношения были отличные, они мне давали полную свободу выбора — росла я в достаточно тепличных условиях и была не в курсе, что меня можно ненавидеть и всерьез желать мне смерти. Я с этим никогда не сталкивалась. Ты такая растешь в любви и даже не знаешь, что тебя можно настолько ненавидеть.
Существует один пабличек во «ВКонтакте», и я была его большой поклонницей. А они написали, что Лиза такая-то, ее продали или купили, продюсерский проект — обвинили меня во всех грехах человечества. В общем, не очень-то она умная, и рифмы у нее глагольные. Короче, много всякого хейта, причем достаточно обоснованного, а это всегда неприятно: у меня ведь реально были глагольные рифмы.
Меня это тронуло, и я написала администратору паблика: «Мне интересно, почему вы все это делаете». Это вылилось в долгую беседу, и под конец мы с этим человеком уже стали приятелями. Я просто всегда напрямую спрашиваю людей.
Не очень хорошо, когда артист начинает развиваться с резкого скачка. Это не очень правильно, а для детской психики — вообще опасно. Когда тебя начинают узнавать на улице или в школе поют твои песни, это немножко неестественно. Я бы хотела, чтобы все было постепенно. Вот сейчас примерно такое состояние, и мне оно очень нравится.
Мне кажется, что перепады настроения случаются у каждого творческого человека. Даже если ты какой-то суперартист, тебя может заставить задуматься какой-то гневный комментарий. Сегодня у тебя отличное настроение, а завтра кажется, что творчество — это вообще не твое, что тебе нужно перестать этим заниматься. Как себя мотивировать? А никак. Если тебя еще нужно как-то мотивировать, то, может, оно и правда не твое. Я пою, потому что не могу не петь. Как умею. Нет у меня хорошего микрофона? Буду на таком. Не получается вот это? Буду вот так. Мотивация — это про что-то другое. Даже не знаю, про что именно.
Когда мои песни получили массовое распространение, это было неожиданно, но приятно. Как и любому человеку. Мне писало очень много людей, кучу рэперов.
Но необычное предложение было одно: мне написал Дмитрий Энтео. Вот с Энтео у нас возникли бы, конечно, вопросы, поэтому я все-таки отказалась от сотрудничества.
До того как я начала выступать, папа слушал только Шнура. А когда я стала заниматься творчеством, ему пришлось ездить со мной и все такое, потому что я была маленькая и глупая и меня надо было возить на концерты. И папе пришлось быть там со мной, знакомиться со всякими Pharaoh, узнавать эту тусовку. Про Pharaoh он сказал так: «Обычный приятный мальчик». Ничего такого. Но Pharaoh ведь не будет проявлять свою сущность при моих родителях. Это было просто вежливое знакомство: обменялись контактами, пообещали в случае чего помочь, похвалили друг друга, как настоящие артисты, и разошлись.
Раньше я мечтала стать учительницей русской литературы. Наверное, сама бы все-таки пошла на филолога, просто мне все начали говорить — и бабушка, и мама, и папа, и все мои друзья, и музыканты, — что я могу быть учительницей, но по-другому, для большего количества людей. Все мне это твердили, и я поступила на продюсерский во ВГИК. Как раз заинтересовалась классическим кино, и все как-то совпало. Вообще, я не знаю, как у меня повернется жизнь. С детским желанием стать космонавтом или балериной ты живешь всю жизнь. Все равно в голове есть эта мысль: «Если появится возможность…» Может быть, через много лет я буду преподавать что-то в творческой сфере, если все у меня пойдет нормально. Мне это будет приятно.
На концертах я могу сказать: «А вот сейчас мы поем такие слова…» И все поют эти слова и счастливы! У некоторых я вижу осмысленность, они понимают, что поют. А некоторые… Начинают зиговать на песне «Мама, я не зигую». Я сразу понимаю: ничего не дошло, все было зря — надо писать еще одну песню про эти зиги. А бывает, что люди находят в песне смысл, который я даже не отрефлексировала. Они иногда очень хорошо и внятно все это излагают, и тогда я понимаю, что реально человек докопался!
Мое поколение такое же, как и любое другое. Всегда молодые люди все двигают, пытаются все переворачивать. Может быть, оно отличается тем, что появился интернет… Я не знаю, как это описать, но, когда мой папа в молодости слушал «Чайф», ему было вообще по барабану, что носят музыканты группы. А сейчас мои друзья слушают Pharaoh, и для них принципиально важно, во что он одет. Постмодернизм, короче говоря.
Сейчас одежда для меня — это такая необходимость. Если бы можно было носить какое-нибудь платье каждый день и не менять его, я бы это делала. Я не то чтобы себя как-то выражаю через одежду. Песня «Гоша Рубчинский» — это, конечно же, стеб. Мне это не близко. Недавно вышел большой документальный фильм про Гошу Рубчинского, после которого все сразу становится ясно. Это отдельная категория людей, которые тусуются в определенных местах и одеваются определенным образом. Каста, попасть в которую очень сложно — хотя бы побриться налысо для начала.
У них у всех в фильме спрашивают: «Что вы здесь делаете, чем занимаетесь?» А они отвечают: «Это новая культура, мы все переворачиваем, мы такие прекрасные, сказочные». А когда спрашивают, что же конкретно вы переворачиваете, какой у вас посыл, они ответить не могут.
А ведь это обычная ретроспектива — то, что было всегда. Там целый культ возникает — со своими обрядами, особой иерархией. Вот это меня бесит, потому что чувак просто продает шмотки. Я хочу, чтобы мои фолловеры тоже не накручивали себе ничего и адекватно на это смотрели.
Мой папа запаривался по поводу того, как он выглядит, намного больше, чем я. Он на шахте работал летом, чтобы купить себе шмотки: у него не было мотоцикла или мопеда, ему куртка или джинсы нужны были. Советские люди были больше запарены на вещах. Сейчас все наоборот: в Москве в моем окружении считалось бы постыдным показать, что для тебя первичен внешний вид человека. Какие-то бренды, какие-то названия…
Даже очень неплохо вытащить кнопочный телефон. Это просто, наверное, денег нет на новый, но, когда у меня был кнопочный телефон, я называла это формой протеста. Это действительно протест против социальных сетей и паутин, которые тебя опутали. И он очень сильно помогает. Недельку походи с кнопочным телефоном — перестанешь быть зависимым от социальных сетей.
Я могу посоветовать книжку «Литература в жизни и жизнь в литературе», которую написал мой преподаватель по зарубежной литературе в СУНЦе. Вряд ли ее кто-то найдет, потому что она выходила тиражом в 100 экземпляров, но автор очень интересно описывает движение культуры как движение маятника. С одной стороны маятника — тотальный контроль: шаг влево, шаг вправо — побег. Потом маятник достигает пика и начинает двигаться в другую сторону. Становится хорошо, свободно, но вроде как и опереться уже не на что, и апеллировать ни к кому нельзя: ты просто сядешь на шоколадку, и это уже будет считаться искусством. Или просто задокументируешь свой пьяный бред, а тебе никто не сумеет сказать, что ты не художник и не певец. Я надеюсь, что маятник сейчас уже где-то там и скоро опять начнет двигаться в пиковую позицию. Так оно бесконечно и крутится.
Да, мы опять придем к жестким рамкам. Но у людей же в этом уже опять есть потребность. Даже Шнуров всем своим творчеством, мне кажется, выражает протест этой вот стороне маятника. Все эти его приколюхи и стебные выставки высмеивают современное искусство.
Потому что у искусства все же должны быть рамки. Чем больше у него рамок, тем больше оно искусство. Например, сонет. Там прямо по строчкам расписано все — и в этом «фишка».
Мои родители очень любят некоторых современных музыкантов. И рэперов. А бабушкины подружки слушают мою музыку. Меня когда-то показали на каком-то их канале, для бабушек, и им очень нравилось. Комплиментами засыпали! Они привыкли, что молодежь поет про что-то непонятное, а я и про этих бабушек иной раз пела — им это очень приятно.
Я все детство слушала музыку Noize MC, и мне понятно, как он строит ее. У меня совершенно такое же отношение к написанию текста — и фонетически, и лингвистически. Очевидно же, что у него музыка опирается на текст. Я записала дуэт с ним и с еще одним любимым артистом — Свидригайловым. А сейчас делаем альбом с Витей БЦХ. Больше у меня пока нет какой-то мечты по сотрудничеству.
Герой нашего времени? Я не знаю, почему, но мне в голову лезет Гнойный. Потому что в этом и есть «фишка» нашего времени, когда развит треш и то, что называется современным искусством: фраза «Слышь ты, чепуха!» опрокидывает бэкграунд человека, который он так красиво и литературно излил. Уже нет никакой границы, никаких рамок — чем громче ржет зал, тем больше ты герой. Это десакрализация искусства.
Настоящее искусство безоружно перед вот этим «Слышь ты, чепуха!». Оно становится беззащитным, но от этого не перестает быть искусством.
Может, во ВГИКе наврали, но мне там сказали, что «Солярис» Тарковского заработал больше всего денег на свете. Потому что «Звездные войны» посмотрели, купили фигурку Дарта Вейдера и забыли, а Тарковского показывают во всех кинематографических институтах мира, на фестивалях — капает, капает эта денежка, и фильм уже собрал колоссальную сумму. И это радостно: все-таки победило вот это тихое искусство! Время все решает.
Мне бы хотелось не потерять искренность в творчестве. Это самое главное. А еще мою работу с текстом. Я хочу усовершенствовать игру слов, каждый день много читать и писать. Еще я бы хотела научиться делать крутую музыку, не знаю, как этот жанр обозначить… Но для этого нужно еще лет пять сидеть в этом CuBase и Fruity Loops и просто учиться. А пока я нашла Витю БЦХ, которому в плане музыки могу довериться на сто процентов.
Те люди, которые считают, что молодежь уже не та, пускай вспомнят себя в детстве. Папа или даже бабушка рассказывают про свои приключения, и я думаю: я бы так никогда не сделала, я бы в этой ситуации пошла вечером домой. Девочка должна идти домой спать в это время. А они вообще отжигали по полной программе! Мы так не отжигаем!
Портмоне в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by
