«Фу ты! Тиха! Хватит брэхати!» — бабушка пытается утихомирить голосистого пса. Тот считает своим святым долгом охрану двух гор аккуратно сложенных веников. В Богдановке течет тягучий будень. Здесь живет 1430 человек, из которых работу имеют только 300. Остальных спасает в основном лес. Оттуда можно принести ягоды и ветки для будущих веников. Последние раньше были удивительно популярны. Богдановские веники фурами развозили по большим минским заводам. Теперь все намного менее лирично.
Читать на OnlínerНа улице почти никого. Не потому что обед, а потому что так всегда. Редкие встречные здороваются и увлекают друг друга в короткие диалоги о своих делах.
К зданию сельсовета подъезжает серебристая Lada Samara. Из нее выходит председатель с расстегнутым воротом алой рубахи и закуривает желтую «Корону». На загорелом лице выделяются пронзительно яркие голубые глаза. Загар говорит в пользу «некабинетности» руководителя.
— Богдановка в настоящий момент — это агрогородок с населением порядка 1430 человек, — говорит коренастый Сергей Фурсевич, придавливая локтями столешницу. — Трудоспособного населения — 800 человек. Из них устроенных — только 300. Так что проблема занятости стоит на первом месте.
Фурсевич пригодился там, где родился. Выучился на преподавателя математики в Мозыре, но в городе не остался. «Так исторически сложилось, — объясняет он свое возвращение в деревню. — Ничего страшного. Надо кому-то и здесь работать». Мужчина долгое время учил детей в местной средней школе физике и математике, порой занимая две ставки.
— 36 часов в неделю плюс кружковая работа. В 8 утра пошел, в 8 вечера пришел. Я вел компьютерный кружок и «кинодемонстраторы». Была у нас старенькая установка «Украина». Учил ребят пленку монтировать.
Богдановка — последний населенный пункт Лунинецкого района. До райцентра — 35 километров, до следующего агрогородка — 15. Вокруг мощный щит из густого леса. Расположение повлияло на местный промысел. Здешние люди издавна занимаются лесом.
— У нас тут много строителей, плотников, каменщиков. Могут дом с нуля построить. Раньше ездили на подработки по Беларуси и России. Но сейчас кризис, да и в России не все ладно. Есть немножко проблем, — грустно описывает ситуацию Фурсевич, потирая посеребренные виски. — Потому люди занимаются заготовкой дико растущих ягод и веников — березовых, дубовых, банных или обычных деркачей.
* * *
Фурсевич председательствует в Богдановке четыре года. Говорит, не заметил, чтобы после назначения отношение людей к нему как-то изменилось.
— По закону диалектики присутствует единство и борьба противоположностей. Есть белое, есть черное, есть сладкое, есть кислое. Отношения между людьми никогда не бывают простыми, — философствует руководитель. — У разных людей разные системы материальных и духовных ценностей.
Резвая Lada останавливается возле неприметных ворот. Во дворе безмолвная бригада сельских мужиков, оперирующих внутренности захворавшего мотоблока. Одежда — будто униформенная: штаны и куртки защитных окрасок да фланелевые рубашки в клетку. От бригады отделяется хозяин. Зовут его Константин. На просьбу рассказать о вениках выдает кусок богатого полесского диалекта со следующей сутью: «Веник же не человек, чтобы о нем рассказывать».
— Как ягода пойдет, наверное, стану собирать. Раньше шабашки были. Ездил в Россию, в Беларуси нанимался к частникам. А сейчас мало кто строится, а если и строится, то сам. Так что веники, можно сказать, — основной мой заработок. Полезли, покажу. Только осторожно.
Взбираемся на чердак под жалостливый скрип лестницы. За деревянной дверью — поселение банных веников, которые находятся на просушке.
— Откуда у веников из Богдановки популярность?
— Ну ты ж в интернете лазаешь? Лазаешь. Погляди, сколько там веник банный стоит. 25—35—50 тысяч. Если приезжает какой любитель бани и просит штук 10—15, я ему продаю по 10 тысяч каждый. Если берут оптом, то по 6. Вот ты и подумай: я продаю за 6, а около бани продают за 40. Наши веники популярные, потому что дешевые. Не было б передо мной двух посредников, может, получал бы больше. А так не могу найти прямых выходов.
В лесу мягко запевают птицы. Собака вяло на них реагирует. Мотоблок начинает чувствовать себя лучше.
Константин совершает регулярные марш-броски в лес. Там он собирает дубовые и березовые ветки и везет обратно, где и вяжет веники.
— Як хорошая погода, можа, неделю все это сушится. Если плохая, можа, и две. Можа вообще учэрнеть. Зимой люди делают обычные веники. Правда, лесники гоняют.
* * *
— Учителя с учетом занятости и категорий получают около пяти миллионов, люди в сельском хозяйстве — два с лишним, в медицине — где-то четыре-пять, в лесничестве — тоже около пяти, — рассказывает председатель, который везет нас к скупщице Евгении Александровне.
В ее дворе стратегический запас веников и котиков. Веники жесткие, котики мягкие. Четыре рыжих брата путешествуют по горам связанных березовых розг под надзором такой же рыжей матери.
— Фу ты! Тиха! Хватит брэхати! — бабушка воспитывает голосистого пса, который лезет со своим лаем в эфир безмятежного деревенского дня. — Яго Жуликом звать, як що ен вон таки — агрэсиуны.
Евгения Александровна родилась в Богдановке и 30 лет проработала почтальоном. Оказавшись на пенсии, сама того не ожидая, стала индивидуальной предпринимательницей. Бабушка выходит на крыльцо с худой стопкой подтверждающих ее статус документов.
— Тут пункт приема. У меня зять главный. Я закупляю, он увозит. Бизнесом на пенсии занялась. Ну шо ж зробиш. Детям надо помогати. Знаете, хлопцы. Люди благодарны мне. Заработка-то нет. Особенно хлопцам, которыя не на пенсии яшчэ, тяжко. Як им жить? А тут нарэзали, звязали веник — есть копейка и на хлеб, и до хлеба. Хто не ленуется, той выжывае.
Как только у Александровны появляются деньги, она вешает объявление на ворота. Новость распространяется с космической скоростью. Возле хаты быстро вырастает очередь. Сейчас во дворе у бабушки две высоких горы, или 60 тысяч веников. Это примерно две фуры. Собраны они за пару дней.
В гнезде на столбе сидит аист. Птица.
Около веничного массива — тоже «Аист». Велосипед. Самый популярный здешний транспорт.
По количеству велосипедов на душу населения Богдановка громит Минск.
— Я на пенсию живу — два миллиона двести. Да дед полтора получает. Хватает. Иногда пенсия и сюда уходит. Выгоды никакой. Помогаю детям. Яны должны типа мне яки-то миллион платити. Но я ж мама. Як это я грошы буду брать? Няхай внучкам тыя грошы будуть.
Один веник Александровна принимает по 1500 рублей.
— Моя мама тоже вязала. По 5 копеек был веник. А хлеб — 10—12. Теперь же два веники — это шо? Ерунда. Шо за 2500 купишь? Ничога.
Котикам весело. Бабушке — не очень. Говорит, что раньше веники расходились и по Минску, а теперь бизнес стал мельче.
— Зараз якисьти клиент обманул нас. Што-то абяшчае, абяшчае забрать. Мы ждем. А у него грошай няма.
* * *
Старая обитель лесничества находилась возле смотровой башни. Потом его разобрали. Новая резиденция лесников располагается в самом красивом здании деревни и внешне похоже на сказочный терем.
Верховный лесник уехал в лес. На месте его супруга и по совместительству помощник. Елена Занько говорит, что ударение в фамилии ставится на первый слог и что местные веники — это по большей части не романтика, а административное правонарушение.
— Смотрите, какие у нас тут березки красивые. Они же как девственницы. Местные в лучшем случае обрубают им ветки. Но есть и такие, которые наполовину валят ту березу. В итоге ствол лежит трупом, а ветки забираются. А это не самые старые деревья. Ведь для веников нужны деревья возрастом до 20 лет. У них ветки упругие.
Чета Занько — из Ганцевичей. 13 лет назад будущие муж и жена выучились на лесников и были отправлены в Богдановку по распределению да так и остались.
— Есть у нас «ипэшники», которые должны заготавливать сами ветки. Им мы выписываем лесной билет в определенные делянки: «Такой-то ИП допускается к заготовке мягколиственных пород. Выдел такой-то». Бывает, что нам на определенном участке нужно оставить сосну, которая считается ценной породой, а березу убрать. Там людям с лесным билетом разрешается заготавливать ветки со срубленных деревьев. Но этим мало кто занимается. Проще же скупить у населения.
Занько вспоминает, как 10 лет назад в Богдановку ехали караваны фур. Здешние веники шли на МТЗ и прочие большие заводы. Для сравнения: за последнюю зиму в деревне побывала лишь пара фур. Помощник лесника считает, что веничный бизнес ссыхается.
— Нашему лесничеству в конце 2014 года поставили задачу заготовить 4 тысячи веников. Так они лежат до сих пор. Люди отдают свои веники в счет будущих денег. Это не самый деловой подход. Принцип — лишь бы труд не пропал. С другой стороны, Богдановка — деревня на обочине жизни. Тут ничего, абсолютно ничего нет, только лес. Люди им и живут. Ягоды и веники. Хотя веники совсем скоро станут неактуальными. А ягоды — это да. Чернику в прошлом году брали по 25 тысяч за килограмм.
В кабинете Занько рабочий дух. Она одна из 300 устроенных местных жителей. На стене карта местного лесничества. На столе разогретый компьютер и выводок документов. Административный штраф за незаконную порубку составляет от 5 до 50 базовых величин, говорит помощник лесничего.
— Но процентов 70 населения заготавливает ветки там, где им вздумается. Мы пишем предписания, мол, впредь готовить ветки только со срубленных деревьев. А люди что? У них и топоры отбирали, и что только не делали. Некоторые видят лесника и выкидывают топор. Отдельные товарищи уже по три штуки утопили. Самые втянутые в это дело рабочие люди постарели. В лес больше не ходят. Молодежь — и подавно. За последние шесть лет в деревне не осталось ни одного молодого. Дочь недавно окончила школу. Так из 19 выпускников в Богдановке не осталось никого. Стареет деревня…
Елена седлает велосипед и уезжает обедать. Вокруг остаются засеянные поля с приятной глазу геометрией и лес, который здесь решает все.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
