Когда в этот раз мы взялись за тему токсичного общения с родителями, сразу решили: будем обсуждать только взрослый возраст. Все-таки детский взгляд на мир и подростковый бунт не позволяют оценить ситуацию объективно. Но психологи, как и сами герои, в один голос принялись нас переубеждать. Оказалось, что глубокие конфликты с родителями редко проходят с совершеннолетием. А причину многих психологических проблем стоит искать в раннем возрасте. Поэтому мы собрали истории героев со сложным детством, чтобы выяснить: что происходит у них в отношениях с родителями, когда они сами стали взрослыми. А еще спросили у психологов: есть ли вообще шансы наладить общение при таких обстоятельствах?
Наше первая героиня — Екатерина. Рассказывать о своем детстве она совсем не любит, при том, что выросла в полной, внешне благополучной семье. С согласия Екатерины мы попросили прокомментировать ее историю специалиста — интегративного и семейного системного психолога Викторию Юхновец.
Для удобства мы разбили рассказ Кати на блоки. Возможно, некоторые эпизоды покажутся узнаваемыми и другим. Поэтому психолог оставила пояснения к каждому из них в отдельности. Текст героини выделен курсивом.
— Если говорить о детстве — бурные, громкие конфликты между родителями помню столько же, сколько себя саму. По рассказам знаю, что конфликты были с самого начала брака родителей, в них часто участвовали бабушки и дедушки. Мне никогда не объясняли, что происходит, часто родители стремились склонить меня на свою сторону. Чем старше я становилась, тем активнее втягивалась в конфликты, то защищая одного, то второго. После этого всегда чувствовала себя ужасно, как будто я предавала одного в пользу другого. Чувствовала себя плохим ребенком для одного и хорошим для другого.
Это типичная ситуация для токсичных семей: ребенок — инструмент в отношениях взрослых в роли третьей стороны. Возможные последствия: хроническое чувство вины (потому что «предаю одного из родителей»), невозможность формировать собственные границы, искаженное ощущение себя — «я плохая либо хорошая» в зависимости от соответствия ожидаемому поведению. Дети, на которых ложится ответственность за счатье родителей, невольно берут на себя тяжелый груз, который ломает детскую психику.
— Родители всегда были больше сосредоточены на материальных благах, часто дорогие подарки были способом помириться или «порадовать детей». Нас в семье двое: я и сестра, младше на 9 лет. Говоря о конфликтах, хочу отменить: это не та история, где родители просто громко спорили или что-то выясняли. Это было землетрясение с битьем посуды.
С каждым годом становилось все хуже. К моему подростковому возрасту ссоры начали доходить до драк, отец стал сильно пить и бизнес рушился, мама часто срывалась на мне и сестре. Я всегда переживала за младшую сестру, старалась, чтобы она не слышала того, что происходит дома. Однажды, когда я была в детском лагере, она написала смс, в котором было что-то вроде «папа бил маму». Я была готова на стенку лезть от того, что сестра там сейчас одна.
Когда старшие дети фактически выполняют родительские функции: защита младших, поддержка и помощь для родителей — это лишает ребенка права на детство и формирует чрезмерную ответственность, трудность просить о помощи, склонность тащить все на себе. За это часто приходится платить в отношениях и профессиональной жизни — такие люди привыкли «тянуть», но не умеют полагаться на других.
— Оба родителя были по-своему несчастны друг с другом. Отец пил все сильнее, стал реже бывать дома, а если и бывал, то почти всегда пьяный. Мама не уходила от него, но постоянно пыталась унизить словесно. Это всегда приводило к скандалу с побоями, часто взаимными. В этот период у меня начала страдать учеба, потому что я часто приходила, не выспавшись после ночного скандала, и в целом дома была постоянно напряженная обстановка. В любой момент могла начаться «буря». Я спасалась чтением и прогулками с друзьями.
В условиях, где есть насилие, алкоголь и постоянное напряжение формируется состояние гипербдительности: в любой момент может случиться что-то. Для психики это эквивалент жизни в зоне боевых действий. Многие взрослые, пережившие такое детство, потом не умеют расслабляться, доверять людям и ждут беды даже в спокойных обстоятельствах.
— При этом «на публике» наша семья производила впечатление идеальной. Красивая мама, папа при деле, дети, одетые с иголочки, а внутри... Иногда мне казалось, что то, что происходит дома — нереально. Моя настоящая семья — при гостях. Мне так хотелось, чтобы так было всегда. В подростковом возрасте мне воротило от фраз: «У тебя такие классные родители, тебе так повезло». У меня в голове проносились кадры вечно орущей матери, драк и пьяного отца. В один момент родители хотели развестись, но родственники их отговорили, каждый со своей стороны, потому что «у вас же дети» и вообще «это позор».
Снаружи — красивая картинка, а внутри — хаос. Для ребенка это разрушает ощущение реальности: «Что правда? То, что я вижу дома, или то, что видят люди?» Это приводит к недоверию к себе и своим ощущениям (Может, я все придумываю?). Именно поэтому у многих взрослых детей токсичных родителей позже возникают сложности с самооценкой и верой в собственные чувства.
— Мои отношения с родителями стали сложнее, когда я повзрослела и стала отстраняться от конфликтов, перестала разнимать их драки. Была плохой и «безразличной», когда отказывала в эмоциональной поддержке маме и получала фразы «Ты как мама», когда просила отца бросить пить. Родители часто жаловались друг на друга именно мне. Любая проблема в моих делах, та же плохая оценка, могла привести к ссорам родителей между собой по другим причинам. Тогда мне говорили:«Ты виновата, что мы снова поругались».
Обвинение ребенка в конфликтах между двумя взрослыми делают его «контейнером» для боли и агрессии. Ребенок, чаще всего, не может отделить родительские реакции от своих собственных чувств. Поэтому, если родитель обвиняет ребенка в чем-то — он уверен виноват. Часто это ведет к ощущению, что со мной что-то не так, которое может преследовать человека и во взрослом возрасте. Чувство вины — главный инструмент манипуляции в токсичных семьях. В терапии люди с таким опытом часто учатся отличать реальную ответственность от ложной.
— Самый сложный период был, когда я начала учиться в университете. Я была уже взрослой и понимала все, что происходит, но не могла перестать быть частью этого безумия. Когда я честно говорила, что обо всем этом думаю, со мной могли не разговаривать неделями, живя в одной квартире. Мне не хотелось идти домой. Отец запил сильнее в тот период, стал просить меня выполнять мелкие поручения по его бизнесу. Тогда я еще не знала, что алкоголикам нельзя оказывать такие услуги. Мне казалось, что если я помогу, его дела пойдут лучше и он перестанет пить. В какой-то момент я поняла, что папы сутками нет дома, а я отвечаю на все звонки по его рабочему телефону. Тогда меня впервые посетила мысль о том, что я живу в такой же неблагополучной семье, как в рассказах про те самые семьи алкоголиков, просто декорации чуть другие, а суть одна и та же.
Второй сложный этап в отношениях с родителями был, когда я начала жить отдельно со своим молодым человеком. После этого отношения родителей стали еще хуже и вскоре они развелись. Мне часто говорили, что я всех бросила, что я «предательница». После развода был период, когда родители со мной не общались.
С отцом не было связи почти полгода, мама обвиняла меня в том, что я все усугубила тем, что уехала. В какой-то момент я осознала, что выросла и осталась вообще без поддержки родных, а потом поняла, что так было почти всегда. В этот период я впервые обратилась к психологу, что помогло мне справиться с постоянным чувством вины и двигаться дальше. Родители от помощи специалиста отказывались, когда я из заботы предлагала им этот вариант уже после развода. Не с целью, чтобы они были вместе, а чтобы каждый из них мог жить лучше дальше.
При этом токсичными семьями могут быть и семьи, где нет зависимых, но исследования показывают, что в токсичных или дисфункциональных семьях в 80–90 % случаев присутствует алкоголизм у одного из родителей. Поведенческие паттерны передаются детям, причем это касается не только алкоголизма, но и созависимого поведения. Важный шаг для взрослых детей из токсичный семей — это отказ от роли «спасателя» и фокус на собственной жизни.
— Во взрослом возрасте я столкнулась с тем, что родители пытались влиять на мою жизнь, когда я уже давно жила отдельно и привыкла справляться без их поддержки. То работа у меня не такая, то отношения, то зарабатываю мало, хобби у меня не те. От меня требовали того успеха, который они от меня ожидали, это долго заставляло меня сомневаться в себе и в том, что я делаю. Если я делилась трудностями — на меня набрасывались с критикой: «У тебя все не как у людей».
Я пробовала разные тактики за все это время: спорила, объясняла, дарила книги, пыталась понять, злилась, обижалась...
Больше всего помогло принятие того, что они не изменятся.
Всегда держу в голове, что я не могу быть рядом с ними уязвимой, делиться с ними трудностями, потому что поддержки я не найду, и сказанное в любом конфликте будет использовано против меня. В какой-то момент я перестала делиться и успехами, потому что это все тоже не то. С папиной стороны поддержки было чуть больше, но он появляется рядом тогда, когда было, чем гордиться, по его мнению.
Это один из признаков токсичных родителей: ребенок остается проекцией ожиданий, а не самостоятельной личностью. У людей с таким опытом во взрослом возрасте часто довольно сильный внутренний критик и большие сомнения в себе и своих решениях.
— Больше всего влияния на меня оказали алкоголизм отца, агрессия со стороны обоих родителей и отсутствие родительской поддержки. Уже после нескольких лет в терапии могу сказать, что с одной стороны отношения с родителями сделали меня очень устойчивой, самостоятельной, но в то же время мне пришлось проделать огромную работу над собой, чтобы научиться доверять, жить без оглядки так, как я считаю для себя верным, справляться с чувством своей «плохости» и постоянной критикой себя, учиться строить отношения, в которых можно говорить с партнером, делать выбор, уметь расслабляться и не ждать каждую секунду жизни, что сейчас что-то произойдет.
Сейчас мне 27 лет. Теплых отношений с родителями у меня нет, и со временем пришло принятие, что их и не будет. Мне от этого уже не так грустно, как несколько лет назад. Сегодняшний этап можно описать так: я не закрываю дверь, но и проносить через нее все подряд в свою жизнь не даю. Просто отстраняюсь, если в мою сторону исходит то, что мне неприятно, говорю об этом (с большего для себя) и не ведусь на манипуляции.
Это многих часто раздражает, но в действительности нет универсального ответа для всех, кто столкнулся с токсичными людьми среди самых близких. Кто-то выбирает сохранять контакт, но не жертвовать своим внутренним миром через выстраивание четких границ. Для кого-то выход находится в том, чтобы прекратить общение вовсе. Кто-то простил, кто-то не простил, но отпустил и живет дальше. Чтобы человек с опытом жизни в токсичной семье ни выбрал для себя, важно помнить, что вина, которую навешивали взрослые, не является настоящей.
Сохранять границы — не предательство, а защита себя. Невозможно изменить родителей или прожить за них жизнь, можно только заботиться о себе. Терапия помогает справиться с последствиями и улучшить качество жизни.
— Родители были в браке до моих пяти лет. Из раннего детства помню, как мать могла избивать отца. Однажды даже приезжала милиция, но детали не запомнились — только разбитый утюг.
Помимо отца доставалось и мне. По любому поводу. Не доел? Еда на голове, а ты лежишь избитый под столом. А сколько слез и крови (в буквальном смысле) было пролито на прописи! За каждый неверно или коряво написанный символ я получал очень жестко. Физические наказания могли длится по несколько часов — в ход шли любые окружающие предметы. В школе время от времени интересовались моими синяками и побоями, но под страхом еще большего наказания я отмахивался, что очень часто лажу по деревьям и падаю.
Один раз перед сном, мама начала рассуждать, как хорошо мне жилось бы с отцом или бабушкой без нее. Я не понимал, что происходит, а она сказала, что собирается умереть. Конечно, я начал плакать и просить ее не делать этого. Мне пришлось вырывать у нее нож, а потом со всей детской силы оттаскивать от балконного окна. Я держал ее на диване в обнимку, не отпуская, пока она не заснула, а позже выкинул ключ от балкона в ту же форточку, куда и нож до этого. Та ночь была для меня одной из самых тяжелых и долгих в жизни.
Отец за меня не заступался: много работал и старался приходить домой как можно позже, чтобы оттянуть момент конфликта. А когда это происходило при нем, сидел тихо в углу и упрашивал не бить меня.
Забегая вперед расскажем, что в подростковом возрасте Леша ушел жить к отцу. Они оба ютились в служебном жилье всего на 10 метрах, но парень считал эти условия очень даже комфортными. Хотя несколько раз в месяц у отца случались приступы агрессии, на сына руку он никогда не поднимал.
— Когда они разъехались, маму понесло. Мы переехали к ее бывшему мужу, где ее гнев только усилился. Тогда я прятался у матери этого мужчины в комнате. Свою квартиру мама сдавала, чтобы жить на эти деньги. На удивление новая «семья» относилась ко мне хорошо: они оба водили меня на оздоровительные процедуры, массажи, дарили подарки и старались ограждать от матери. Но прожили мы там не больше года. Моя мама сама решила уйти — и мы переехали к моей родной бабушке.
В тот момент я стал настоящим яблоком раздора двух женщин — обе воспитывали меня на свой лад и критиковали друг друга. Только сейчас могу осознать то что моя бабушка была не лучше своей дочери. Она очень язвительно манипулировала мной, моим чувством вины. Спустя четыре месяца жизни вместе моя мать просто исчезла.
Появилась она прямо перед началом учебного года. Предложила мне вместе переночевать у ее подруги, а утром пойти в Макдональдс и за покупками к школе. Но предчувствуя бесконечные упреки от бабушки, что я «продал ее за американский бургер», и возможную тиранию в любой момент от матери, я решил остаться дома. Конфликт разгорелся настолько, что мать вызвала милицию. Но в итоге я все равно остался с бабушкой — мама сама исчезла прямо из отделения.
Период жизни с бабушкой Алексей сравнивает с атмосферой книги Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». Спустя 4 года, в 13 лет, Леша все же решил «дать матери второй шанс» — как он выражается сам. К тому моменту она жила с новым мужчиной. Даже после переезда сын почти не общался с мамой, единственным общим занятием у них был просмотр мультиков за обедом.
— Несмотря на уговор, без наказаний она продержалась ровно месяц. С началом школы все вернулось — она била меня за почерк, за оценки. Однажды прочитала мои переписки в соцсетях, высмеяла их и обсудила с сожителем. Я не выдержал и в ту же ночь сбежал к бабушке. Но позже решил все же жить с отцом — все это время мы общались по телефону и виделись время от времени, он регулярно помогал мне финансово.
Несмотря на более спокойную жизнь, у парня начался тяжелый период. На Лешу давили воспоминания, случались истерики и самоповреждения — вплоть до попыток суицида. Осознав, что он не справляется, подросток сам обратился в детский психоневролагический диспансер. После всех тестов ему поставили диагноз: невроз, дистимическая депрессия и суициальный риск. Парню пришлось перейти на домашнее обучение — вплоть до конца 11 класса. Тогда же начался курс психотерапии, который продлился до 19 лет.
Напоминаем, если вы чувствуете себя плохо, у вас или у ваших родственников появляются суицидальные мысли, наберите номер службы экстренной психологической помощи. Это анонимно и абсолютно бесплатно.
Телефоны для взрослых — (8 017) 352-44-44, 304-43-70, для детей и подростков — (8 017) 263-03-03.
— Пока я жил с отцом, устроился на подработку: сначала выгульщиком собак, потом курьером — развозил косметику. Заработанные деньги откладывал, хотя был момент когда срывался и тратил их. Например, в 14 купил кофемашину — до сих пор ее бережно храню. Накопив достаточно денег, в том числе при поддержке отца, я решил отправиться в самостоятельную жизнь — тогда мне было почти 16.
Сначала снимал комнаты, с 18 — собственную квартиру. Поступил в частную IT академию — отец все так же помогал мне. В свою первую рабочую поездку в ОАЭ я купил ему новый смартфон в подарок. Теперь мы регулярно общаемся, поддерживаем друг друга и я могу уверенно сказать, что люблю его.
Все это время Леша поддерживал отношения с бабушкой на расстоянии. Сначала часто заезжал в гости, но каждый визит заканчивался конфликтом — «не та обувь ношу, не то место учебы, и вообще съехать было предательством». Со временем парень начал общаться с ней только изредка по телефону. Но когда выяснилось, что у бабушки опухоль, и она начала угасать, Леша взял заботу о ней на себя: навещал почти каждый день, приносил все необходимое, нанял сиделку.
— Бабушка даже в таком положениии обесценивала мой труд. Врачи рекомендовали оставить ее в больнице, чтобы облегчить ее последние дни. Но она ругалась со всеми и требовала вернуть ее домой. Я взял на себя эту ответственность и обеспечил бабушке домашний круглосуточный уход. После выписки она пробыла дома еще 4 дня, а потом ее не стало. Я ничего не чувствовал, просто делал все, что нужно. Внутри не было ни горести, ни радости, ни сожаления.
Но мать пробудила во мне одно чувство — ненависти и злости. Когда буквально через пару часов после смерти бабушки уже имела планы на квартиру. При том, что даже не участвовала в организации похорон. Спустя время выяснилось, что бабушка составила завещание только на меня. Мать тогда угрожала мне, говорила, что будет караулить и охотится за мной, что выбьет дверь, но по факту ничего не случилось. С того момента мы с ней не общались. Как и годами до этого.
Честно признаюсь, надеюсь, больше не видеть ее никогда. Но я очень люблю своего отца, он помогает и поддерживает меня до сих пор. Порой мне даже неловко, что я не знаю, как оказать ему столько поддержки в ответ.
Психотерапия дала мне значительный фундамент, чтобы не сломаться и иметь возможность уже без боли вспоминать пережитое детство и порой со стороны переосмысливать те или иные моменты.
Напоследок мы решили еще несколько вопросов задать психологу. На этот раз нашим экспертом стала педагог-психолог, КПТ и АСТ-терапевт Александра Шабайкович. Если ваша история напоминает ситуацию Алексея, скорее всего, без специалистов не обойтись. Ему и самому понадобилась многолетняя терапия. Но если ситуация менее критичная, можно попробовать разобраться в ней самим. Узнали – как.
— Понятно, что отношения с родителями (как и с любыми другими людьми) не могут быть идеальными. Что указывает на то, что в них действительно есть серьезные проблемы?
– Серьезность проблемы, по сути, может определить только сам участник взаимоотношений: для кого-то недопустимо давать даже совет, для кого-то приемлемо покупать нижнее белье только вместе с родителями. Конечно, примеры утрированные, здесь важно ориентироваться на свое состояние и чувства. Если отношения не дают положительного опыта и теплых чувств, если человек все время в напряжении, раздражении, постоянно злится или в печали, то это и будет звоночком. О серьезных проблемах говорят не ссоры и недопонимания, а то как человек из них выходит: будет ли это открытый диалог или бутылка чего-то крепкого наедине с собой.
В целом, как повод задуматься, можно рассмотреть такие маркеры:
Все это, вероятно, будет вызывать лишь напряжение, стресс, тревогу и подавленность, в том числе в других сферах вашей жизни. Крайне важно замечать и ориентироваться на свое состояние.
— Многие рассказывают, что общение с родителями несет только негативный контекст и забирает много сил. Какие можно предпринять простые шаги, чтобы это изменить?
1. Сначала – безопасность. Наша нервная система не может функционировать здоровым образом в условиях хронической угрозы. Постоянное ожидание критики, манипуляции или непризнания — это угроза. Стабилизируйтесь, отдохните. Да, вы не можете контролировать чужое поведение, но вы можете контролировать насколько вы ему подвергаетесь.
2. Определите свои возможности: частота и длительность контактов, место этих контактов (например, нейтральная территория — кафе, парк).
3. Не оправдывайтесь и не вступайте в спор. Пример: на фразу «Опять ты сделал не так!» следует отвечать не «Почему не так? Я вот...», а нейтральное: «Я услышал твое мнение» или «Я подумаю над этим».
4. Знайте свои «красный флаги». Что вы категорически не готовы обсуждать. Обозначьте их. Например: «Мама, я вижу, ты расстроена. Давай закончим разговор сейчас и поговорим в другой раз, я не готов сейчас говорить об этом». И вы кладете трубку. Здесь важно ваше действие, а не их согласие.
5. Ищите поддержку и здоровые модели отношений в других местах: у друзей, партнера, психотерапевта, групп поддержки. Людям нужны люди.
Ваша энергия должна уходить на исцеление ран, которые остались у вас.
А не на безнадежные попытки изменить родителей, таких же взрослых людей со своими убеждениями. Иногда нужно принять горькую правду: признания, любви и поддержки, которых вам не хватает, там можно так и не встретить в той форме, в которой вам нужно. Это принятие — не капитуляция, а освобождение. Таким образом, вы «налаживаете» отношения не с ними, а с самой ситуацией, в которой вы находитесь. Вы берете контроль над тем, что вам подконтрольно — над вашим вниманием и своими действиями.
— Бывают безнадежные случаи, когда полностью исключить общение — единственный вариант? Насколько это может быть вредно/полезно для самого «ребенка»?
— Увы, но, конечно, бывают. И это не значит, что с вами что-то не так. Это значит, что вы совершаете выбор ради чего-то очень важного, на который имеете полное право. И это не неудача, это необходимая мера самосохранения и психологической (а иногда и физической) безопасности.
Для «взрослого ребенка» это не разрушительно, обычно. Гораздо больший вред наносят физическое и психологическое насилие, зависимое поведение, угроза собственной семье. Но это решение никогда не бывает легким и несет в себе двойственность, каждый отдельный случай стоит рассматривать индивидуально.
Для самого «ребенка» это может быть глубоко полезным и исцеляющим решением, хотя и одним из самых трудных в жизни. Вред от продолжения контакта в безнадежных случаях почти всегда систематически и объективно превышает вред от разрыва. Даже если вы столкнетесь с непониманием окружающих («Это же родители!»), даже если на какое-то время почувствуете себя одиноким, даже если придется погоревать. Здесь крайне важно не изолироваться и заручиться надежной поддержкой.
Это не про «ненависть» или «бросить» родителей. Это про признание того, что вы взрослый человек и имеете право на свои решения.
Порой дистанция — единственное лекарство от хронической раны, которая постоянно раскрывается при контакте.
Обдумайте это решение с холодной головой, определите для себя важность того, к чему вы стремитесь, а не от чего убегаете, находите поддержку и обращайтесь за помочью к близким и специалистам. Никто не должен оставаться один в таких сложных ситуациях.
— Иногда взрослые дети обвиняют родителей и не замечают, что токсично себя ведут и они сами. Как это в себе отследить?
— Когда эмоции захлестывают нас, действительно бывает сложно остановиться. Они берут над нами контроль, а важно научиться его себе возвращать. Наблюдение за собой и ответственность за свой вклад — это ключевой фактор здоровья любых отношений. К сожалению, нас нечасто этому учат. Но никогда не поздно развить эти навыки.
Но стоит понять, что поведение не берется из ниоткуда. Где-то вы этому научились, усвоили именно такую модель, она стала буквально «вшита» в нейронных сетях. И в этом точно нет вашей вины. Это не оправдание, а объяснение почему так происходит. Хорошие новости в том, что поведение замечательно поддается коррекции.
Что может помочь?
— попробуйте вести дневник: ситуация — эмоция — действия. Затем проанализируйте, было ли это действие полезным для вас или отношений. Есть ли что-то, что хотелось бы изменить в следующий раз?
— составьте список ситуаций, которые потенциально могут вредить отношениям. Например, когда вам хочется решить за родителя («Я же лучше знаю, какой врач тебе нужен!»). Или когда критикуете, помните, что никому от этого лучше не становится. Или когда молча выходите из диалога, демонстрируете презрение. Да, взрослые дети тоже живые люди и способны на эмоциональное насилие. Это не работает в одну сторону, никто не святой.
— когда наступит эта потенциальная ситуация — постарайтесь остановиться хотя бы на мгновение. А лучше возьмите паузу, умойте руки холодной водой, проговорите то, что с вами происходит («Я злюсь», «Я чувствую бессилие»), выдохните и спросите себя: «Какие мысли я замечаю? Как я действительно хочу сейчас поступить? Для чего, что я выбираю?». Этот анализ разрывает автоматическую реакцию и дает вам выбор: продолжить по накатанной колее или выбрать новую, более эффективную стратегию.
— нам всем важно уметь извиняться, даже если сорвались и накосячили. Свои сильные, годами выученные реакции тяжело контролировать. Они — не случайность. Возможно, это лишь указатели на старые, незажившие раны, но им не обязательно следовать.
Осознать свой токсичный вклад — не значит оправдать поведение родителей или взять всю вину на себя. Речь о системном взгляде: меняя свои реакции и поведение, вы меняете всю систему.
Не так страшен факт «токсичного поведения», как вопрос, что дальше с этим делать. Каждый из нас вправе совершать ошибки. Но каждый из нас также может признать этот факт, сказать о нем. Особенно, если отношения действительно важны. Это путь к тому, чтобы разорвать привычный, никому не полезный круг и не передать его по наследству своим детям.
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by