«Знаменитую шапку мне пошили из сапог сестры»

Гэты тэкст можна прачытаць па-беларуску

А началось все еще в начале 1980-х, когда, работая в культпросветучилище, Иван Кирчук загорелся идеей создать собственный музейчик. С тех пор его коллекция артефактов стала пополняться рушниками, поясами, сундуками, одеждой, глиняной посудой и другими предметами традиционного быта. Некоторые из них со временем износились, что-то — увы — украли, но солидная часть собрания сохранилась.

— Я ничего специально собирать не хотел. Рушники, постилки — все это появилось потому, что я проводил обряды со студентами. А первый инструмент я заполучил в 1995 году — это была копыльская дудка. Мне ее подарили. Я попробовал сыграть на ней «Рэчаньку», «Купалінку» — и с этого все началось, — вспоминает собеседник. — А теперь перед вами коллекция, которая до сих пор пополняется. На стене можете видеть карту. На ней отмечены страны, из которых у меня инструменты. Я побывал примерно на ста фестивалях — от Малайзии до Чили — и старался из каждой поездки привозить инструменты, на которых потом играл.

Что касается самых масштабных концертов, в которых мы участвовали с этнотрио, то это три фестиваля Питера Гейбриэла под названием World of Music, Arts and Dance (сокращенно WOMAD — международный фестиваль музыки, искусств и танца. — Прим. Onlíner). Мы выступали на них в Англии, Чили, на «предвомаде» в России. Говорят, если побывал там — можешь спокойно умирать, лучше уже не будет. А мы были там трижды. Чтобы вы почувствовали разницу: на фестивалях Гейбриэла присутствует по 45 тысяч человек, тогда как наша «Камяніца» когда-то максимум собирала по 5—7 тысяч.

— Сколько вы тратили на свои инструменты?

— Я не считал. Что-то стоило дороже, что-то дешевле. Но могу сказать точно: одна только лира в Беларуси сейчас стоит $950. Тратил ли я все гонорары с выступлений на инструменты? Да, такое случалось.

— Вы как-то сказали, что самый музыкальный народ, который вам встречался, — венгры. Почему?

— Не знаю. Мы были у них на многих фестивалях. Помню: разрушенный замок, выходит какой-то дедушка — все ему хлопают. Потом появляется рок-группа — и снова аплодисменты. Спускаешься вниз — а там выступает рок-бэнд вроде нашего «Палаца». Когда видишь такое разнообразие, сердце щемит. И ты невольно задаешься вопросом: а почему у нас не так? У нас ведь тоже много фольклора. 

Я также никогда не забуду Испанию. Перед одним из наших выступлений зрители начали отрываться прямо на саундчеке. Мы были в шоке: еще ничего не играем, а люди уже танцуют! У одного мужика нога сбита, но он сидит, стучит, топает. Белорусская музыка впечатляет многих иностранцев — она корневая, необычная.

Большинство инструментов, представленных в этнолаборатории, Кирчук использовал при записи альбомов. Многие из этих предметов до сих пор в отличном состоянии — и он сам это наглядно продемонстрировал. Вот буквально несколько видео.

Выйдя из помещения, наш герой решил показать еще одно интересное место — свой рабочий кабинет. Здесь хранится весь его музыкальный скарб: сотни дисков различных групп, записей из экспедиций, которые он постоянно переслушивает, а также графика. Несколько лет назад Иван Кирчук подготовил серию выставок собственных графических работ. На них музыкант попытался изобразить свою музыку. Выглядят они так.

В стоящем рядом шкафу аккуратно развешены концертные наряды. Тут же лежит кожаная шапка, украшенная подвесками. Именно с ним — как и с темными очками и окладистой бородой — Кирчук визуально ассоциируется у многих белорусских фанов фолка.

— Белорусы когда-то носили тканевую шапку-мегерку. Мне тоже такую сшили, но она после очередных гастролей осталась у моего друга в Нидерландах. Когда я вернулся, мне сказали: «Без шапки это уже не ты». В итоге мне сшили новую — из сапог сестры. Это был 1995 год. Что касается украшений — они появлялись в зависимости от фестивалей, на которых мы выступали с этнотрио. Человечки (они из Малайзии) изображены на обложке альбома «Сем». Одному, правда, там еще бороду подрисовали. Ну а завершает мой образ вот эта пара очков.

— Вам, кстати, могут предъявить: исполняете белорусский фолк — а где народный костюм?

— Я современный музыкант, у меня нет вышиванки, а костюмы — все придуманные. Я человек мира, исполняю этномузыку, так почему я не могу надевать то, что хочу?

«Ковид у меня был, инфаркт — тоже. Складывать руки на животе еще рано. Работа дает интерес к жизни»

— Иван Иванович, чем занимаетесь в последние годы? Какая у вас сейчас жизнь?

— Я бы сказал, что не хуже, чем раньше. Весь в работе. Даже во времена ковида у нас в год было до 30 сольных выступлений. Это были самые разные площадки. Выступал даже на даче: собирались две-три семьи и звали меня с инструментами, куклами и батлейкой.

В прошлом году, например, показывал в Мозыре моноспектакль «Споведзь пад стрэхамі», где на сцене разворачивалась жизнь человека — от рождения до смерти. В этом году снова был в этом городе, но уже с музыкальной программой: звучали гусли, лиры, смык. Ну и не будем забывать, что у меня есть студенты и слушатели. За год через этнолабораторию проходит более 2300 человек. Я рад, что могу готовить разные выступления, создавать новые программы и экспериментировать с фольклором.

Если еду на спектакль, беру с собой 22 сумки — это уже бусик. А если на сольный концерт — как, например, на фестивале «Свята сонца», — везу 8—9 инструментов.

— А что чаще всего везете к детям? Батлейку?

— Не всегда. Она больше подходит для зимы — к Рождеству. У меня есть маски с ручками, есть куклы, которые привязываются к ноге и начинают прыгать. Их сделал мастер Виктор Дудкевич из Глубокого. Так что, повторюсь, батлейку беру не всегда, хотя Дудкевич смастерил для меня разборную версию, которая спокойно помещается в багажник машины. Детям вообще очень интересны разные шумовые музыкальные инструменты. В конце выступления я часто раздаю их — и тогда начинается: кто-то шебуршит, кто-то стучит, а я в это время пою.

— А насколько вам самому интересно давать такие камерные концерты и спектакли, когда за плечами участие в крупных фестивалях с тысячами зрителей?

— Но я ведь и сейчас выступаю на хороших сценах с качественным звуком. Как вам сказать... Бывает, актер всю жизнь играет только роль бандита. А у меня есть возможность и сольно сыграть, и сольно спеть. Камерный формат мне тоже близок. Я могу подойти к зрителю, показать инструменты, рассказать про каждый. А когда стоишь на большой сцене, не каждый к тебе подойдет. Помню, у меня был прекрасный творческий контакт с Лошицким парком. Я выступал соло в усадьбе, кресла стояли очень близко, и дети все прекрасно видели. В их глазах было настоящее удивление: «Это такие наши белорусские инструменты?!» И мне от этого было приятно.

Мы, кстати, занимаемся не только концертами — еще и книги издаем. Уже вышли художественное издание «Города восхождений», «Варажбіт», а также монументальный труд по обрядам и музыкальным сказкам «Кветка Перуна», который я подготовил вместе с женой Катериной. За эту книгу я очень благодарен фирме «Регула» — они услышали по радио, что я ищу деньги на книгу, и решили помочь.

А сейчас мы планируем выпустить серию книжечек в жанре фолк-фэнтези. Они будут связаны с музыкальными инструментами и посвящены памяти народных мастеров. Например, у меня есть коллекция работ Владимира Минина — керамиста из Мира. Он ушел из жизни, и его жена хотела выбросить свистульки, но предложила их мне. Я съездил, все забрал, сделал фото и видео — и теперь эти инструменты хранятся у нас. Причем они хорошо звучат — на них можно играть.

— Интересно. А насколько вам удобно выступать одному, а не в составе группы?

— Мне удобно и так, и так. Во второй половине 1990-х я один поехал в Боснию и Герцеговину, взяв с собой и батлейку, и маску, и инструменты... Получилось здорово. Когда остаешься один на один с собой, можно руки сложить на живот. Но время ведь не пришло. Ковид у меня был, инфаркт — тоже, и в какой-то момент я даже задумался: все, делать больше ничего не буду. Однако музыкант должен работать. Если будет работа, будет и интерес к жизни.

— К слову, о вашей музыкальной работе. Вы недавно записали сольный альбом в Канаде. Расскажите подробнее об этом проекте.

— В прошлом году меня пригласил друг в Канаду. Он подготовил четыре площадки в Торонто, Монреале и Оттаве, на которых я выступил с моноспектаклем «Варажбіт» как для белорусов, так и для канадцев. Выступил успешно, приняли меня очень хорошо. Потом мы как-то сидели, разговаривали и у меня спросили: «А чего бы тебе еще хотелось, Иван?» Говорю: «Есть очень красивые рекрутские песни. Сегодня, к сожалению, во многих местах идет война. И мне хотелось бы записать песни, которые когда-то исполняли мужчины». Дело в том, что Петр I ввел бессрочную рекрутскую повинность (при Екатерине II ее сократили до 25 лет. — Прим. Onlíner). Вы представьте себе, сколько всего человек переживал за это время кроме войны: вспоминал детство, маму, хлеб, колыбельные!

Мою идею поддержали. Я собрал порядка 18 народных песен, которые были записаны в разных регионах Беларуси, и отправил их в Канаду композитору Василию Гусакову и музыканту, продюсеру Дмитрию Леоновичу. Наш белорусско-канадский проект получил название «3МЫ». Запись прошла в феврале. На мой взгляд, у нас получилось записать восемь сильных песен. Они выложены в интернет, уже можно послушать. Мне работа над диском понравилась, потому что это какой-то другой подход к народной песне. Для меня такой формат был новым, для Василия и Дмитрия — тоже.

Купить диски можно будет в «Академкниге». Сейчас их немного, но в следующем месяце обещают подвезти еще.

— Год назад мы встретили вас на обряде «Юрьевский хоровод» в Житковичском районе. Продолжаете ли вы, как и в прежние времена, активно путешествовать по стране, слушать и записывать народные песни?

— Когда человек взрослеет, он становится мудрее и находит время на все, что ему нужно для жизни. Мне это интересно. Кстати, в моей книге «Кветка Перуна» есть та бабушка (Катерина Панченя — местная жительница, сохранившая обряд «Юрьевский хоровод». — Прим. Onlíner), которая, к сожалению, уже не принимала участия в этом обряде. А я с ней встретился еще во время съемок украинско-белорусского фильма «Код предков» (документальный фильм, вышедший в 2020 году. — Прим. Onlíner). Я проехал по Беларуси, певица Катя Chilly — по Украине, а затем мы встречались и делились мнениями, нашли ли мы код предков. Мы его, конечно, не нашли, но во время съемок были очень интересные встречи с людьми. В итоге фильм получил «Соломенного зубра» на кинофестивале «Лістапад».

Экспедиции были постоянно, и у меня сохранились дорогие для меня воспоминания о бабушках, с которыми я встречался. Перед каждым концертом я сажусь и благодарю их за то, что они для нас все эти песни сохранили. А могли ведь не сохранить. Бывало, приедешь, а она говорит: «Сынок, не до песен мне. Столько детей и внуков у меня, но никто не приезжает. На хуторе доживаю». Не все поют. Но когда я все изучал, было ощущение, будто перед тобой сундук с сокровищами открылся. Первая моя экспедиция была в 1982—83 годах в Любанском районе, в деревне Сорочи, и песни, записанные там, я до сих пор исполняю. Они вошли в альбом-аудиоспектакль «Варажбіт».

Народные песни настолько сильные, что во время концертов некоторые дрожат или плачут, а потом спрашивают: «А что это вы с нами сделали?» Отвечаю: «Ничего. Песни поем».

— Понятно, что в 1980-х еще жило поколение, которое являлось носителем этих песен. А сейчас таких людей еще можно встретить?

— Раньше тоже говорили, что фольклора уже нет. Но как нет?! Народная мудрость, традиции существуют. Приезжайте на фестиваль и вы увидите предметы из соломы и глины. Традиция продолжается. Предки не позволят, чтобы она исчезла. Так и с фольклором. Он будет существовать, просто немного в другом виде. И это понятно: меняется время, меняется энергия и пульсация земли. При этом основополагающие вещи остаются. 

— Если бы была возможность, куда бы сейчас поехали в экспедицию?

— В Лидский район, в деревню Крупки. Там жила бабушка, чью песню я включил в «Варажбіт». Ей было 96 лет, и она целый час мне пела.

Если раньше экспедиции напоминали бег коллекции, то с возрастом я стал каждую песню пропускать через себя.

Мне кажется, есть еще закутки, куда мы не доехали. Есть что записывать. Ну и нужно понимать, что бабушка не запоет тебе сразу песню, которая будет настоящим бриллиантом. Приехав, с ними нужно посидеть, поговорить и чуть ли не стать для них родным человеком. И вот тогда из глубины души выйдет настоящая философия жизни. 

— Слышал, что вам не очень нравится проводимый в Давид-Городке обряд «Коники» в его нынешнем виде.

— Когда снимали фильм «Код предков», мы увидели всего лишь одного коника (главный персонаж обряда. Он возглавляет команду, которая ходит по дворам и щедрует. Одновременно таких команд в Давид-Городке может быть до десяти. — Прим. Onlíner). Остальные — Фантомас, Чебурашка и так далее. Но я не могу сказать, что мне там не понравилось. Я бы просто посадил всех руководителей команд и сказал: «Ребята, раз была такая традиция, давайте сделаем, условно говоря, 100 коников, а потом пускай уже идет Фантомас». Ну и еще один момент — это спиртное. Мне говорили: «Это традиция». Но какая это может быть традиция, если я раньше встречался с дедами на Полесье и они рассказывали, что во время обрядов не пили. Все дары собирали на воз и везли дальше. Ну не всегда так было. Мне кажется, все просто перевернулось с ног на голову.

— У вас, к слову, у самого есть песня на алкогольную тематику — «Сем чарак». Где вы ее записали?

— Уже и не вспомню, у какой-то бабушки. Кажется, на Полесье. Но в песне передается следующая информация: одну чарку пьешь, чтобы осмелел, другую — чтобы повеселел, третью — чтобы охмелел, в итоге пьяным стал, но попел и потанцевал. Это программа, а не просто «между первой и второй я в салатик головой». Мне кажется, песня шуточная. Однако каждая песня все равно имеет свой философский фундамент.

«Я молодой отец — у меня трое маленьких детей»

— О возрасте говорить не хочется, но в этом году...

— Мне исполнится 67.

— По документам вы уже пенсионер.

— Да, я работаю, но у меня трое маленьких детей: им 5, 8 и 11 лет. Я молодой отец еще.

— Расскажите, каково это — после 60 стать отцом?

— У моего деда Томаша было 14 детей. Среди них — моя мама. У меня есть еще два старших сына. А нынешняя моя семья — последняя. С Катей мы за 10 лет родили троих деток. Так что про пенсию я не думаю. Дети, кстати, приедут послушать отца на фестиваль «Свята сонца».

— А как они относятся к музыке?

— Ходят в музыкальную школу. Но то, что делаю я, пока не понимают. Они еще маленькие. Однако знают, что папа — известный музыкант.

— Что будет дальше?

— Я бы хотел организовать свой музей. Время идет, и вы не зря спросили про возраст. Всякое случается. Были музыканты, которые коллекционировали инструменты, а когда этих людей не стало, их чехлы и сумки начали пинать ногами. Родственники просто не знали, что с ними делать. Часть экспонатов я подарил БГУКИ за то, что создали здесь вот такую красоту, но это еще не все. У меня есть и другие инструменты, которые позже я подарил бы городу. Вместе с моим директором Андреем Родионовым мы изучили много помещений с нулевой арендой, но там нужно сделать такой ремонт, что даже не хочется за это браться. Но это необязательно должен быть музей Кирчука. Я бы создал какой-нибудь этноцентр, чтобы всем собранием могли пользоваться. Понимаю, что это сложно, но если найдется заинтересованный человек, я бы с радостью осуществил эту идею.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by