29 643
29 августа 2024 в 9:00
Источник: Полина Лесовец. Фото: Владислав Борисевич
Спецпроект

Затерянная деревня, «кукурузник», кофейня-вытинанка и аутентичные рушники. Репортаж Onlíner

Источник: Полина Лесовец. Фото: Владислав Борисевич

Трудно найти более непохожие друг на друга — географически, исторически, метафизически — местечки, чем Неглюбка и Новогрудок. И, тем не менее, и там и там все держится на неравнодушных женщинах — искренних, талантливых, хранящих древнее ремесло. Читайте истории белорусских мастериц Татьяны Суглоб и Натальи Климко в заключительном выпуске душевного спецпроекта вместе с HONOR 200 Pro.

«Рушник в нашей деревне сопровождает человека от рождения до смерти»

В часе езды от Гомеля спряталась когда-то большая, шумная деревня — Не́глюбка. Вплоть до середины семидесятых она была отделена от мира непроходимыми болотами, и связь с городом поддерживали исключительно с помощью «кукурузника». Можно долго спорить о том, куда привела человека цивилизация, спасла ли от неизлечимых болезней вроде проказы, подарила водопровод или лишила подлинной культуры. Но факт остается фактом: цивилизация пришла в Неглюбку поздно, и именно поэтому в деревне сохранилось старинное, уникальное для Беларуси, ткачество.

— «Кукурузник», Ан-2, летал из Гомеля в Неглюбку и обратно до 1972 года. А иначе до города не добраться: дорог не было, болота вокруг. Полет длился всего 20 минут со взлетом и посадкой. Полный «кукурузник» бабок набивался, — смеется Татьяна Суглоб, мастерица по ткачеству.

Мы сидим в гостиной ее деревенского дома, где пахнет яблоками, старой уютной мебелью, деревянным ткацким станком и чем-то едва различимым — кажется, воспоминаниями ушедшей эпохи.

— Я родилась в Неглюбке, где по сей день и живу. Наши пупы тут привязаны… Выдумки или нет, но рассказывают, что в Неглюбку ссылали женщин легкого поведения и провинившихся монахов. Поэтому у нас в деревне женщины очень красивые. И добрые. Никогда не ругаются матом. Не принято. Говорят, раньше наши молодицы носили продукты на базар в российский Святск, чтобы обменять на что-нибудь, а местные мужчины приходили не за товарами, а только на неглюбских женщин полюбоваться. Не знаю, правда это или нет, но старые люди рассказывали.

«Деревня умирает» — нет, это слишком громко сказано. Но доживает, да. Потому что молодежь не остается, уезжает. А я люблю свой дом, никуда не поеду. Как говорится, тут пуп закопан. Знаете, как со стариками было после Чернобыля? У нас же многие деревни неподалеку из-за радиации выселили, дома закопали… Переселили стариков в городские квартиры, а они через год-другой и погибли. Потому что вырвали их с корнем. Нельзя со стариками так. А у меня тут и бульбачка своя, и поросенка держим, яйца, огород, теплицы, морковочка, лук, капуста… Бульбу в чугунке из печи достану, яешню с салом зажарю — и больше ничего не надо. Родным говорю: пока я жива, приезжайте — в любое время, без всяких заморочек и предупреждений. Потому что если нет родителей, то и ехать, получается, некуда.

В каждом доме в Неглюбке раньше стоял ткацкий станок. В каждом! Люди ткали полотно и шили одежду сами. Магазинов у нас не было, рассказывала мама. Женщинам приходилось делать все вручную. Поэтому было заведено: осенью лен перерабатывают, мнут, чешут, прядут нитки. А потом только, в зиму, ткут полотно. Моя мама делала рушники и постилки, как и бабуля, а меня сначала учила на сукале нитки наматывать, а потом уже и ткать. За зиму она успевала выткать три рушника. Мамин станок, массивный, вручную высеченный топором из бревна, до сих пор стоит у меня на чердаке. 

Неглюбка была оторвана от внешнего мира, поэтому у нас осталось все аутентичное. Сохранилось. Не поехали быстро в Гомель, не набрали фабричных тканей и не начали шить из готового.

Цивилизация однозначно вредит народным промыслам. Потому что человек — ленивое создание. Если что-то можно сделать попроще, он сделает попроще. Мы же не идем по трудному пути. Хотим полегче: купить, привезти. Зачем самому стараться? 

Татьяна Суглоб ткет не просто «полотенца с древним орнаментом», как называет рушники «Википедия», но само полотно жизни.

— Самые старые рушники, которые сохранились у меня, — пятидесятых годов. Их ткала еще бабуля. Изначально неглюбские рушники делали только из красных и белых ниток, но когда «паматужнелі», разбогатели немного, стали добавлять черные, а потом и цветные. Традиционный неглюбский рушник именно красно-бело-черный.

Рушник в нашей деревне сопровождает человека от рождения до смерти. Когда ребенок появлялся на свет, повитуха принимала его в тканое полотенце. Когда девушка выходила замуж, обязательно ткала рушники на каждую икону в доме свекрови, а еще — сорочки. У нас не принято, чтобы икона стояла в хате «голая», ее всегда накрывали полотном. Свадьба прошла — жизнь продолжается. Каждый год женщины ткали новый рушник, чтобы вешать на иконы. Когда человек умирал, на рушниках гроб опускали в яму.

Полный цикл от рождения и до смерти.

Сейчас я тку рушники людям на свадьбу. Их стелют под ноги молодым, связывают руки жениху и невесте, когда крестная водит вокруг стола, или кладут под каравай. Но нельзя относиться к этому как к игрушке, к «полотенцу». Рушник — вещь не простая, священная. Я не продам рушник, чтобы им вытирали посуду или носили на шее вместо «модного шарфика». 

Здесь включается магическое мышление. Хочется расшифровать в древних орнаментах сакральные символы и глубинные смыслы. Но правда заключается в том, что мастера инситного искусства действовали по наитию, изображая в узорах лишь то, что видели вокруг: яблоко, виноград, паука или лилию.

— У нас все по-простому, — улыбается Татьяна. — Видите эту древесную палку? Она называется «натягич», потому что ей натягиваешь нитки. А вот это «на́билки» — ими набивают. На фабрике хотели сделать по-современному, автоматизировать станок, но ничего не получилось. Потому что все гениальное — просто… Сейчас похожие станки есть даже в нашей деревенской школе, и каждый ребенок в Неглюбке может ткать, каждый! Но останется это лишь детским увлечением, игрой или перерастет в дело всей жизни? У меня нет ответа.


«В детстве меня звали „атаманшей“»

Новогрудок встречает нас легким дождем и симпатичными руинами замка, в котором когда-то короновался Миндовг. Именно здесь, в первой столице ВКЛ, сохранилось ни на что не похожее старинное ремесло — вытинанка, она же выбиванка, она же вырезанка.

Хранительница древней бумажной техники Наталья Климко убеждена: ничего случайного в жизни нет. И ее собственная история это подтверждает. Родившись за четыреста с лишним километров от Новогрудка, Наталья выбрала себе в мужья местного художника, чтобы стать одной из тех, кто откроет вытинанку для города — и для Беларуси — заново.

— Я родилась в Витебской области, в деревне Крынки. У меня было два старших брата, до которых мне очень хотелось дотянуться, поэтому я росла пацанкой: все деревья в саду напротив дома были мои. Вечно возвращалась домой в синяках и шишках. Соседка звала меня «атаманшей», — улыбается Наталья. — Папа как чувствовал, что уйдет рано, поэтому научил меня всему. Я умела косить. Уверенно обращалась с топориком — маленьким, под мою руку. Пилила. У папы была лошадь, я и запрягала, и верхом на ней скакала. И на охоту с мужчинами ходила: сначала папа брал с собой, потом — старший брат… Я очень рано повзрослела. Отца не стало, когда мне исполнилось 10 лет, и нужно было поддерживать маму. Она заболела, а у нас хозяйство… В 14 лет я уехала в Минск, сама поступила в художественное училище, в «глебовку». Там и познакомилась со своим мужем Мишей, новогрудчанином. В 1981 году мы поженились, приехали в Новогрудок — и с тех пор вместе. Уже 43 года. Так что, можно сказать, я почти коренная новогрудчанка.

21 год я возглавляла местный Центр ремесел. Но никогда и подумать не могла, что займусь вытинанкой. В девяностые ездила по району: в некоторых деревенских клубах даже света не было. Тогда никто не думал о традициях, нужно было выживать… Поворотный пункт — знакомство с Ниной Петровной Шурак, она всю свою жизнь посвятила работе. Обошла 220 деревень в поисках артефактов. Именно она вернула к жизни, воссоздала вытинанку, поскольку еще ребенком помнила ее в собственном доме.

Вытинанка — сложным способом вырезанные из бумаги салфетки, занавески, интерьерные украшения — появилась в белорусской деревне примерно в тридцатых годах прошлого века. Бумага была дешевой. И как бы тяжело женщина ни жила, она хотела, чтобы дома было уютно и красиво. А мастеров это ремесло кормило. Старожилы вспоминали, как в тридцатых годах по деревням под Новогрудком и Кореличами ходил мастер с ножницами, рулоном бумаги и предлагал: «Каму выразаць фіраначкі-выцінаначкі?» Тогда были модными «рушники-вытинанки» на иконы, занавески с солнцем, птицами, цветами, рождественские звезды на окна, «снежинки» на Каляды и салфетки на Пасху под пироги.

В этой технике можно сделать все, даже объемные вещи. Достаточно иметь бумагу, хорошо заточенную стамеску и молоток. Я делаю набросок карандашом — вот сейчас у меня будут журавли на болоте, — а потом потихонечку набиваю. Отсюда и название — «выбиванка». Это, конечно, дело шумное, но что ж поделаешь. 

Первая моя работа, с изображением пасхальных символов, была посвящена Нине Петровне Шурак. Но она уже ее не увидела, не успела… Ушла из жизни… Помню свои переживания: «Может быть, я не тем занимаюсь? Может быть, вытинанка вышла из моды?» Я понимала, что денег это не принесет и найти продолжателей будет сложно. Но в 2014 году нашей новогрудской вытинанке-выбиванке присвоили статус историко-культурной ценности. Это был успех!

Вытинанка пошла своим путем. Стала произведением искусства. Картиной на бумаге. Сегодня в такой технике делают мультики, оформляют кружки и книги, вырезают головные уборы и не только. Я сделала макет «кавярні» под названием «Фіраначка». Ну а почему бы не оформить детское кафе-мороженое в стиле вытинанки? На окнах, стенах, столах — всюду красовались бы бумажные узоры под стеклом. Правда, пока не нашла желающих среди местного бизнеса.

Жизнь вытинанки, к сожалению, короткая. Любая бумага выгорает на солнце и рвется. Ветер, дождь — все представляет опасность для моих работ. Но ведь это часть жизни, не так ли?

Думаю, я прожила хорошую жизнь. Всякого, конечно, хватало. Но люди вокруг всегда были хорошие — а это самое главное. Дети, внуки, муж замечательный. Приходишь домой — тебе улыбаются. На работу приходишь — тоже улыбаются… Дом ремесел тем отличается от музея, что у нас все живое. Вышитые руками скатерти, традиционные куколки, коврики, пояса, лоскутное шитье… Когда-нибудь мы обязательно сделаем свою большую выставку.

Моя самая главная страсть — после вытинанки, разумеется — это рыбалка. Да-да! Могу и на фидер, но больше люблю простую удочку. Сидишь, весна, соловьи поют, речка течет — и ни о чем не думаешь, а только о том, как эту рыбу обмануть. Мой муж — главный partner in crime, как сейчас говорит молодежь. Недавно он для меня на Немане подтащил к берегу щуку весом 4 килограмма. Она в воду — я за ней. Сачок — пополам, вся мокрая, но сколько в этом было счастья!..

Мне очень нравится природа. И я могу расплакаться, когда вижу красивое. 

HONOR 200 Pro — смартфон, который продолжает традиции знаменитой парижской фотостудии Harcourt, добавляя в портреты узнаваемый стиль и баланс света и тени. Все для того, чтобы любой белорус мог получить портрет как у мировых звезд кино и деятелей культуры. Одно касание — и основная камера на 50 Мп с генеративным искусственным интеллектом сделает фото кинематографического качества. Одновременная съемка на два объектива, оптическая стабилизация и готовые пресеты Harcourt у вас в руках с новым HONOR 200 Pro.

С 1 августа смартфон поступил в продажу по цене 2599 рублей.

HONOR 200 Pro. Мастер портретной съемки.

Спецпроект подготовлен совместно с ООО «ЭФСИБИ БЕЛ», УНП 193185741.

Читайте также:

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by