---

«Когда узнали, кто я, в кафе начали аплодировать»

— После церемонии закрытия Олимпиады прошло уже несколько недель. Ты вернулся в свое обычное состояние или жизнь полностью изменилась?

— Жизнь действительно изменилась, и прежнего уклада уже точно не будет. Во-первых, у меня родился ребенок, а во-вторых, пришли признание и узнаваемость. После Олимпиады меня стали приглашать на различные мероприятия, я начал давать интервью. Приходится к этой узнаваемости привыкать.

— Вспомни самое необычное место, где тебя узнали.

— Наверное, в брестском кафе Times. Мы с женой как-то решили позавтракать в этом заведении, и Ксюша пошла туда бронировать столик. Пока я ждал ее с коляской у летней террасы, ко мне подошла девушка и спросила: «Вы Евгений Золотой?» Говорю: «Да», — и тут все, кто был рядом, начали мне аплодировать. Это не была спланированная акция, это были обычные люди, которые просто пришли отдохнуть в заведение. Было, конечно, неловко, но приятно.

Раньше обо мне вообще никто не говорил, а теперь все иначе. После финиша во Франции ко мне сразу подошли журналисты и признались, что все в шоке от того, как завершился финал. В качестве одного из фаворитов меня никто не воспринимал.

Да, может, думали, что буду бороться за бронзу, но чтобы я поднялся на второе место — это для всех стало сюрпризом. Когда прилетел в Беларусь, меня очень радушно встретили в аэропорту. После этого понял: как минимум полгода буду жить с повышенным вниманием к своей персоне.

— Тебе легко это дается?

— Да. Если честно, думал, что будет тяжелее. Но быть медийным все равно нужно. Во-первых, это помогает популяризации нашего вида спорта, а во-вторых, это прекрасная возможность рассказать людям свою историю. Возможно, кого-то она мотивирует заняться академической греблей — так, как меня когда-то мотивировала история нашей Екатерины (Екатерина Карстен, двухкратная олимпийская чемпионка в академической гребле. — Прим. Onlíner). Она выступала до 46 лет и до последнего держалась на высоком уровне.

«Если бы не уехал из Краснополья в училище олимпийского резерва, остался бы там на всю жизнь»

— Давай подробнее поговорим о твоей истории. Ты родился в 5-тысячном поселке Краснополье. Если в двух словах, что это за место?

— Если максимально коротко, то это, условно говоря, большая деревня. Если у кого-то что-то происходит, об этом узнают буквально все. Я всегда хотел оттуда выбраться — как минимум в Могилев, куда постоянно ездил с родителями на закупки к школе.

И если бы не уехал, то, наверное, остался бы там на всю жизнь и работал бы слесарем или токарем.

Но жизнь сложилась иначе. Слава богу, когда я еще был ребенком, в Краснополье финансировали спортивную школу и работали секции. Я занимался всем подряд — от легкой атлетики до игровых видов спорта. Мне, к примеру, очень нравился гандбол. Я был выше своих сверстников, и у меня неплохо получалось, но в итоге я оказался в академической гребле. В 2014 году поступил в Могилевское училище олимпийского резерва.

Когда уже учился в УОРе, как-то мне позвонил физрук и сказал: «Женя, выручай, надо сыграть на чемпионате области». Родители были против, а вот мой тренер Андрей Щемелев разрешил помочь Краснополью. В итоге я забрасывал почти все мячи, стал лучшим бомбардиром команды, и мы заняли второе место. Но к тому моменту я уже связал жизнь с академической греблей и гандбол как вид спорта, в котором буду продолжать спортивную карьеру, не рассматривал.

— В Беларуси академическая гребля всегда ассоциировалась исключительно с успехами девушек, а мужчины ни разу не завоевывали олимпийских наград. Тебе никогда не хотелось уйти и попробовать себя в чем-то еще?

— Никогда. Передо мной, как и перед любым спортсменом, стояла конкретная цель: участие в Олимпиаде. Эта мечта появилась еще в 8—9 лет, когда я занимался бегом в родном Краснополье. Я уже в детстве был уверен, что не буду работать на каком-нибудь предприятии, а буду спортсменом. И мне нужна была Олимпиада. Это была моя цель, и я к ней стремился. Для меня было не важно, в каком виде спорта я себя проявлю. Но так сложилось, что я стал гребцом.

Все мои самые высокие результаты раньше были связаны с юношескими и молодежными соревнованиями, где я выступал в парных двойках и четверках. В сентябре прошлого года я в нейтральном статусе поехал на свои первые взрослые старты — на чемпионат мира, проходивший в Белграде. Показал хорошее время, но выйти в финал так и не смог: по неопытности проиграл трехкратному призеру Олимпийских игр Дамиру Мартину из Хорватии. На второй части дистанции он просто от меня уехал, и я его не догнал. Если бы вышел в финал, получил бы олимпийскую лицензию автоматически, независимо от места. Но не вышло, и пришлось получать ее через финал B — утешительный заезд.

В нем олимпийскую лицензию получают лишь три спортсмена из шести, все остальные — мимо. Я понимал: шанс есть, но будет сложно, все соперники будут биться и работать на износ.

Первую тысячу метров я заканчивал третьим и в какой-то момент понял, что шанс на тройку есть одновременно у пяти лодок. До финиша остается 400 метров, я даю газку и вырываюсь вперед. Но это еще не все. За 150 метров до конца я понял, что мои мышцы закислились и скорость начинает падать. Удерживал ее изо всех сил и в итоге сумел доехать первым. Помню, было плохо, меня подташнивало. Тут меня попросили подъехать на награждение, где должны были вручить табличку-лицензию на Олимпиаду. В итоге я услышал: «Вы нейтральный атлет (спортсмены из России и Беларуси на данный момент выступают в нейтральном статусе, без флагов и гимнов. — Прим. Onlíner) — лицензию дать пока не можем». Давать мне ее или нет, должен был решить Международный олимпийский комитет. Несмотря на это, в глубине души я все равно верил, что лицензия достанется мне, и настраивал себя только на лучшее.

Я продолжал работать: практически ежедневно проплывал по 35—40 километров, около двух часов работал со штангой и занимался на велотренажере.

После таких тренировок мне особо ничего не хотелось. Я просто приходил домой, думал о том, что будет завтра, и засыпал. Потом просыпался и опять шел тренироваться. За неделю выходило порядка 13 тренировок. Повторюсь, я до последнего верил, что поеду в Париж. И за три недели до начала Олимпийских игр нам сказали, что я допущен.

— Твоя дорога в Париж тоже не обошлась без приключений.

— За 10 дней до начала Олимпиады мы вместе с гребчихой Татьяной Климович выехали из Бреста в Варшаву на легковой машине. В салоне Lada Granta, кроме нас, были еще три человека, в прицепе — наши лодки. Планировали, что в Польше проведем сутки, потренируемся и вылетим в Париж. Билеты уже были заказаны, но все пошло не по плану.

Нашу границу мы прошли быстро, а вот на польской стороне возникли проблемы. Нас сразу же встретил мужчина, который сказал, что с лодками не пустят: они под санкциями. Наша команда это предвидела и показала ему официальную бумагу от МОКа, в которой было сказано, что мы участники Олимпиады и в погранслужбу Польши отправлено письмо с просьбой пропустить нас с лодками. Но он махнул рукой и ушел.

Мы подумали, мало ли, какой-то пограничник, и проехали дальше. Вскоре таможенница сказала, что все хорошо, но в прицепе есть груз, нужно пригласить еще одного сотрудника. И тут подошел тот самый мужчина. Он сразу же стал разговаривать на повышенных тонах, дескать, мы задерживаем работу таможни. Как оказалось, он ничего о письме МОКа не знал, его начальник бумагу не подписал, и нас с лодками не пропустили. Была ночь, звонить было некому, и мы с лодками вернулись в Брест.

Тогда мы решили, что полетим через Стамбул, и принялись искать лодку в Европе. Немецкий производитель Empacher (я езжу на лодке этого бренда) нам помогать отказался. Однако нашелся обычный французский гребец, у которого лодка была точь-в-точь как у меня. И он был готов предоставить ее безвозмездно на время Олимпиады. В МОК обо всем узнали, поднялась буча. Как мне потом сказали, о произошедшем доложили даже Эмманюэлю Макрону. Вскоре нам сообщили, что Empacher все-таки готов выделить лодку. Кроме того, на связь вышла польская сторона: нас уведомили, что мы можем пересечь границу с лодкой.

Однако мы решили перестраховаться (не хотели опять долго стоять на границе) и 21 июля полетели на самолете через Турцию.

Парня, который готов был предоставить лодку, я хотел отблагодарить и взял с собой коробку конфет, но, к сожалению, встретиться нам не удалось. А лодка, предоставленная во Франции, оказалась в хорошем состоянии, даже на год моложе моей. И уже 22 июля я начал на ней тренироваться.

«В финале так вдарил, что надорвал спину»

— С точки зрения болельщиков и журналистов, перед Олимпиадой ты был настоящим андердогом, и на тебя никто не ставил. Но, как понимаю, сам ты осознавал, на что способен.

— Да, все верно. Еще до Олимпиады наш итальянский тренер-консультант, проанализировав результаты других гребцов, сказал, что я могу претендовать на медаль. И время, которое я показывал на тренировках, это подтверждало. Кроме того, незадолго до Игр я стал третьим на этапе Кубка мира в Швейцарии. А в том заезде участвовали все те, с кем я в будущем боролся в финале Олимпиады. Единственное, я думал, что буду бороться за третье место. В финале я и приближался к финишу третьим, но за 150—200 метров до конца боковым зрением увидел оранжевую полоску голландской лодки подуставшего Симона ван Дорпа и понял: я могу быть вторым. Ван Дорп поставил все на золото, но в итоге не угнался за немцем Оливером Зайдлером. Плюс не ожидал, что я могу выдать такой хороший финальный отрезок.

Я так вдарил, что даже надорвал спину.

— Ты разговаривал со своими соперниками после финиша?

— Конечно. Для меня Симон — настоящий чемпион. К тому же он мой хороший знакомый, с ним я могу поговорить на любую тему, и он всегда ответит мне на любой вопрос. А вот Зайдлер другой. Он подписался на меня в Instagram лишь после Олимпиады, и я не поговорю с ним так, как с Симоном. На самом деле, Зайдлер и ван Дорп — это два основных конкурента, во всех пабликах об этом пишут. Просто вышло так, что между ними вклинился я. Этот результат всех удивил.

Когда мы шли на награждение, встретили парней из лодок-восьмерок, только что получивших медали. Ребята смотрели на меня удивленными глазами и хлопали мне.

Да, я был третьим на этапе Кубке мира, но Олимпиада — это совершенно другой старт.

«В Париже во время Олимпиады туристам было сложно»

— Многие критиковали Олимпиаду за картонные кровати, неудовлетворительную еду за другие прочие — местами неспортивные — моменты. А какой она запомнилась тебе?

— Французы изначально говорили, что это будет максимально экологичная Олимпиада. Все машины, выделенные организаторам, были электрическими, автобусы — гибридными. Кровати тоже были экологичными, из картона, но я неудобств не почувствовал. Кто-то предъявлял претензии по поводу еды, однако меня она тоже полностью устраивала. Так что никаких проблем.

— Ты общался в деревне с другими спортсменами?

— Я хотел встретиться с Симоном, но у голландцев было свое мероприятие, и пересечься не получилось. А так на какое-то общение в деревне у меня не было времени. После гонки мы приехали в олимпийскую деревню после обеда, и я просто сидел в номере и отвечал на сообщения в Instagram. А потом ночью мы выехали в Париж и полетели домой. На этом все.

Я немного погулял по центру с тренерами. Можно было бесплатно, по аккредитации подняться на Эйфелеву башню, но там была большая очередь, и я не пошел.

— Пловчиха из Латинской Америки сбежала из олимпийской деревни, чтобы погулять по городу и съездить в Диснейленд. Ты бы на такой поступок решился?

— А что там было делать? В дни Олимпиады Париж больше подходил для спортивных соревнований, чем для туристических поездок. В городе все было перекрыто, метро перегружено, на дорогах постоянные пробки… Спортсменов спасало то, что для олимпийских автобусов выделили специальную полосу — по ней могли ездить только участники Игр и полицейские. Так что лучше ехать в другой раз.

— На Играх ты выступал как нейтральный атлет, без флага и без надписи BLR на форме. Как к тебе относились на Олимпиаде? Все знали, что ты из Беларуси?

— Все было нормально. Даже комментаторы говорили, что перед нами Евгений Золотой — нейтральный спортсмен из Беларуси. Никаких проблем не возникало, и негатива я не заметил. Некоторые даже удивлялись, почему белорусы приехали выступать в нейтральном статусе.

«И тут я реально понял: вот он —мой сын»

— Давай поговорим о еще одной важной теме: прямо время Олимпиады у тебя родился ребенок. Вместе с женой понимал, что роды могут выпасть на Олимпийские игры?

— Да. Ксюша — бывшая спортсменка, она, как и я, занималась греблей. У нее была травма тазобедренного сустава, и мы оба понимали, что рожать придется через кесарево сечение. И сроки, в принципе, тоже были известны: с 27 июля по 3 августа. Я почему-то думал, что роды будут 1 или 2 августа.

Тридцатого июля жена сказала, что идет на дополнительное УЗИ, а я поехал на свой четвертьфинальный заезд. После гонки пошел в раздевалку, начал работать с массажистом, и тут мне приходит сообщение: «Позвони на минуту». Отвечаю: «Давай чуть позже, я сейчас занят». Но она все равно пишет: «Позвони». Я встаю с массажного стола, набираю и вижу, что она лежит в шапочке, и слышу: «Я родила». Я был просто в шоке. Сына после родов у нее забрали, но вечером вновь принесли, и она мне его показала. Но полноценно отцом я почувствовал себя лишь после того, как вернулся домой и встретил супругу в роддоме.

— Не боялся, что переживания, связанные с родами, могут повлиять на результат?

— Нет, я был настроен на борьбу. Я понимал, что поддержать Ксюшу в Брест приехала ее мама, а за ребенком смотрят квалифицированные врачи. Осознавал, что переживать за них не нужно, волноваться стоит только за себя. Ведь медаль, которую я могу завоевать здесь и сейчас, сможет решить многие наши вопросы.

— Когда ты впервые увидел свою будущую жену?

— Это было в сентябре 2017-го на чемпионате Европы среди юниоров, она там тоже выступала. Если честно, мне хотелось погулять с девушкой, которая старше меня, и Ксюша мне понравилась. У нас разница в три года. Я пытался добавиться к ней в друзья в соцсетях, но она отклонила запрос. Решил, что сдаваться не буду и немного подожду. Потом вновь начал писать ей, и со временем у нас все закрутилось. В 2018 году мы начали встречаться, а осенью 2020-го сыграли свадьбу.

Предложение я сделал в брестском ресторане «Жюль Верн». Подарил 101 розу — столько, сколько и при выписке из роддома.

Вообще, хотел сделать предложение на катере во время прогулки по Мухавцу, но катер был занят. Ксюша тогда думала, что цветы я дарю в честь нашей годовщины, но повод оказался другой.

«В нашем доме у меня будет свой небольшой кабинет»

— Финансовый вопрос: на что собираешься потратить призовые с Олимпиады?

— Мы хотим купить дом и осесть в Бресте (Евгений тренируется в Бресте на гребном канале. — Прим. Onlíner). Пока жилье арендуем. Я уже представляю, что у меня будет свое личное пространство — небольшой кабинет, где я положу [на полочку] медаль, там будет небольшой барчик. Я даже уже купил под него бутылочку в дьюти-фри. Сам не пью, но мало ли в гости придут друзья, я их провожу в кабинет и угощу. Так что вот такие мысли.

— Как думаешь, сын будет заниматься спортом?

— Не знаю, как захочет. Может, он вообще будет творческим человеком. Все-таки моя история — это пример того, как человек хотел выбраться из маленького Краснополья и достичь чего-то большого. Думаю, что у Марка будет другая жизнь, и он ни в чем не будет нуждаться.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by