(Примечание: в интересах ребенка мы изменили имена героев и сохраняем эту историю анонимной.)

«Доставал из трусиков „осколки маминого сердца“»

Анастасия и Михаил познакомились еще подростками. Поженились через 10 лет, хорошо, казалось бы, изучив друг друга и проверив свои отношения временем. Первое время жили то у одних, то у других родителей, пока, как молодая семья, не построили собственную квартиру. Миша продолжал учиться в аспирантуре, Настя сидела с новорожденной дочкой в декрете. Послеродовой период и материнство, признается она, дались ей непросто.

— Я стала заниматься с психологом и в какой-то момент поняла: мне тяжело не от обстоятельств, а от жизни с конкретным человеком. Почти всю зиму мы с мужем жили отдельно, после чего я сказала ему, что буду разводиться. Михаил не хотел. Его родители вообще думали, что на фоне рождения ребенка и работы с психологом со мной что-то не то, что типа сдвиг по фазе случился.

В общей сложности Настя и Миша прожили в браке четыре года и развелись в конце лета 2020-го. В сентябре стороны заключили мировое соглашение, по которому место жительства девочки было определено у матери, а с отцом установлен порядок общения: вторник, пятница и суббота были «папиными днями». Однако встречаться по расписанию у отца девочки не всегда получалось, это его расстраивало. Мать же говорит, что на то были причины.

— В то время началась адаптация дочки к детскому саду. Она стала часто и много болеть, а бывший муж, несмотря на все это, хотел забирать Веру к своим родителям, куда приезжают другие родственники. Виделся три раза в неделю плюс хотел ночевки, что меня удивило. < …> Это был год ковида, мне не хотелось рисковать здоровьем дочери, поэтому я предложила Михаилу встречаться с ребенком у нас дома. Он начал ходить каждый день и сидеть часами. Меня это стало напрягать, потому что мы уже развелись, мне нужно было личное пространство. Сказала ему об этом — он обиделся. Опять начались разногласия по порядку общения с ребенком.

До переломного момента отношения дочери и бывшего мужа Настя характеризует как «теплые и хорошие». Никаких плохих мыслей, говорит, у нее не было. Весной 2021 года маленькая Вера сходила в садик пару раз и опять заболела. Обычно в такие моменты Настю выручала мама-пенсионерка, но в тот день она была занята.

— Мне надо было ехать на работу, а ребенка девать некуда: к садику дочка еще не адаптировалась, на сон не оставалась. Я попросила бывшего мужа посидеть с ней буквально полчаса, пока моя мама не освободится. Дочка пробыла у него в квартире часа два с половиной — три. При этом мать звонила ему и просила привезти раньше, но он почему-то этого не сделал. Вечером она мне рассказала, что, когда подмывала Веру, заметила, что та поджимает ноги, а промежность вся красная. С работы я приехала в девять вечера и ребенка уже не тревожила. Мама стала говорить мне о том, что была какая-то игра, что бывший муж у нее «там» лазил.

Из материалов проверки: «При общении с Верой С. В. (бабушка. — Прим. Onlíner) узнала, что она играла с отцом в игру, в ходе которой он прикасался к ее половым органам, вводил пальцы своих рук ей во влагалище. < …> Опрошенная С. В. пояснила, что ранее замечала за Михаилом, что он часто прижимал дочь к себе, раздвигал ей ноги, когда играл с ней».

— Мама рассказывает все это — а мне не верится, — вспоминает Настя. — Следующие пару дней я постоянно думала об этом, но к ребенку напрямую с вопросами не лезла, просто наблюдала. Спрашивала у знакомых врачей, от чего могут быть такие отеки, думала: может, цистит?

Прошла уже практически неделя, как вдруг Вера перед сном начинает рассказывать о том, что папа играл с ней в обидную игру: доставал из трусиков «осколки маминого сердца». И я понимаю, что дочь рассказывает мне о той ситуации, про которую ранее говорила мама. Я быстро достаю диктофон и все записываю. Потом включаю свет и прошу показать эту игру, снимаю на телефон.

Увиденное повергло меня в шок, меня просто трясло. Я работаю с детьми и знаю, что они фантазеры, но знаю и то, что они не покажут того, чего не видели.

— Как объяснил это отец девочки?

— По его версии, дочка захотела в туалет, и он поставил ее в ванную, а потом помыл и, возможно, вытер так интенсивно, что у нее там все покраснело.

Между встречей ребенка с отцом и обращением матери с заявлением в СК прошла неделя. В материалах проверки говорится, что за этот период мать девочки не обращалась ни в милицию, ни в медучреждения. Осмотр девочки произвела ее бабушка самостоятельно, не имея при этом медицинского образования. Все это мать девочки объяснила боязнью реакции бывшего мужа, который грозился подачей заявления в отношении нее за клевету и обвинение в педофилии.

— Настя, вы говорили, что знаете бывшего супруга много лет и ничего подобного раньше за ним не замечали. Допускали ли вы, что ребенок неправильно понял ситуацию?

— Разные мысли были. Были и такие, когда думала, что у меня поехала крыша и мне все это кажется. В то время я пила антидепрессанты. Но меня отрезвляло видео и то, что иногда Вера вдруг начинала плакать и спрашивать, почему папа делал ей больно.

Экспертизы: отец прошел полиграф, а мать — нет

Проверка по подозрению отца в сексуальном насилии над дочерью неоднократно приостанавливалась и возобновлялась.

Уже на следующий день после обращения матери с заявлением в СК Вера была опрошена психологом Госкомитета судебных экспертиз. О том, как это происходило, можно узнать из материалов проверки: «Информации, достоверно указывающей на совершение противоправных действий, в том числе действий сексуального характера, Михаилом С. в отношении дочери не получено. На протяжении беседы Вера вела себя спокойно и естественно, фон настроения не менялся». Экспертом также было рекомендовано минимизировать количество опросов малолетней, чтобы не фиксировать ее внимание на этой истории.

Параллельно шел очередной гражданский суд по определению порядка общения отца с ребенком. В рамках проверки и суда Вера и оба ее родителя прошли множество экспертиз, в том числе психологическую.

Девочка тестировалась по шести методикам, включая диагностическое интервью. Так, рисуночный тест «Кактус» показал, что Вера склонна к погружению во внутренний мир и уход в прошлое; в то же время способна к самозащите и испытывает чувство значимости семьи. В проективной методике «Семейная социограмма» Вера не включала в семейный круг отца, объясняя это тем, что они с мамой поссорились. При этом специалисты обращают внимание на то, что между словами девочки и ее поведенческими проявлениями есть противоречия, и приводят такой пример: перед диагностическим исследованием отец захотел поиграть с дочерью и изобразил дорожку пальцами по столу, на что ребенок ответил встречным желанием — повторил такую же дорожку ему навстречу.

Результаты тестов родителей показали их низкую сплоченность и наличие разногласий между членами семьи.

Из материалов проверки также известно, что мать девочки, приблизительно через пять месяцев после заявления в СК обращалась к психологу А. П., «чтобы стабилизировать психологическое состояние ребенка». При рассмотрении гражданского дела о порядке общения отца с ребенком психолог на судебном заседании сообщила, что, «возможно, над Верой было совершено насилие со стороны отца», а также отметила, что в процессе работы девочка избегала разговоров о ситуации с отцом и что «наличие стресса у ребенка могло быть последствием насилия над ним, но утверждать это точно невозможно».

Казалось бы, точку во всей истории должна была поставить психофизиологическая экспертиза с участием специалиста-полиграфолога, а также судебно-психиатрическая экспертиза, проведенные минскими специалистами в 2022 году в рамках гражданского дела. Но, вопреки ожиданиям, ситуация приняла неожиданный оборот: исследование на полиграфе мать не прошла, а отец, если верить ее результатам, говорил правду.

Из материалов проверки следует, что во время прохождения полиграфа «у матери девочки выявлены психофизиологические признаки поведения, направленные на сокрытие информации о проверяемых обстоятельствах по факту совершения в отношении дочери Веры действий сексуального характера со стороны отца». У отца ребенка, напротив, таких признаков не нашли.

В разговоре Настя обращает внимание на противоречия между результатами полиграфа и психолого-психиатрической экспертизы. Эксперт последней не находит признаков «оказания психологического влияния со стороны матери и бабушки девочки на формирование негативного отношения к отцу у Веры».

Что касается выводов экспертов относительно самой девочки, то они в материалах проверки СК отражены всего одной строкой: «Вера каким-либо психическим расстройством не страдает».

На изъятых у отца девочки мобильном телефоне и жестком диске эксперты также не нашли ничего такого, что могло бы иметь отношение к исследуемому событию.

Дополнительная экспертиза, проведенная в 2024 году, показала, что Вера не склонна к повышенному фантазированию и что у нее имеет место естественная возрастная внушаемость и подчиняемость. Касаемо исследуемой ситуации эксперты пришли к выводу, что в настоящее время (а прошло уже три года) девочка в силу возраста не может воспроизвести обстоятельства, имеющие значение для материалов проверки.

Также дополнительная психологическая экспертиза была назначена и отцу ребенка. Согласно заключению эксперта, Михаил каким-либо психологическим расстройством не страдал ни в период, относящийся к проверке, ни в настоящее время. Какого-либо расстройства сексуальной сферы, в том числе какого-либо расстройства полового предпочтения, у него также выявлено не было.

На этапе третьей проверки Михаил подал заявление о заведомо ложном доносе (статья 400 УК Беларуси) со стороны бывших жены и тещи. Материалы проверок были объединены и рассматривались параллельно, однако результатов по ложному доносу пока нет.

Папа девочки: «Я не один такой отец, ложно обвиненный в педофилии»

Михаил не сразу согласился на разговор: он беспокоится, что в дальнейшем публичность может навредить девочке. Со своей стороны мы постарались максимально обезличить историю, чтобы этого не произошло.

— После развода мне не давали видеться с ребенком, поэтому мне пришлось обращаться в суд для решения этого вопроса. Мировое соглашение, которое мы в итоге заключили с бывшей женой, вообще никогда не соблюдалось. Она по-прежнему не давала мне общаться с дочкой, поэтому я завел исполнительный лист. В итоге Настя пошла навстречу и стала давать видеться с ребенком — не по документам, конечно, но я уже не придирался. А потом опять перестала, ссылаясь на то, что ковид, а я неизвестно где хожу. То есть брату и всем, кто живет вместе с ними и тоже везде ходят, можно было видеться, а мне нельзя. Бред какой-то. И тогда мы договорились: когда время будет позволять, буду приезжать к ним домой, играть с дочерью, привозить что-то. Думаю: ну и ладно, хоть так буду видеться с ребенком.

— Как складывались ваши отношения с дочкой после развода?

— Прекрасно, она меня очень любит. И мои слова не просто слова. Положительное отношение Веры ко мне, как к отцу, отражены во многих экспертизах.

— Что произошло в тот день, из-за чего впоследствии ваша бывшая жена обвинила вас в педофилии?

— Сразу оговорюсь: я предполагаю, что теща не совсем здорова психологически и умственно. В тот день она была в каком-то очередном суде, поэтому бывшая жена позвонила и попросила приехать забрать ребенка. Я работаю на дому, и по суду (расписанию встреч. — Прим. Onlíner) это был рабочий день. Я немного опешил, потому что вот так забрать к себе Веру, которая давно не была у меня в квартире, было немного непонятным. Поскольку я работал, предложил теще, что за дочкой заедет моя мама. Но теща сказала: «Нет, только ты». Я еще удивился, потому что мои родители хорошо ладят с Верой. Ладно, взял такси, поехал, забрал. Только зашли домой, звонит теща: мол, вези обратно домой. Говорю: «Нет, ребенок только из сада, голодный, буду ее кормить». Приготовили, покушали, прошло полтора часа, я еще попутно работал, потому что меня никто не отпускал, и только потом отвез ребенка домой.

Вера была дико недовольна, что я вернул ее бабушке, потому что та с ней даже на улицу никогда не выходит. Но мне пришлось отвезти ее, потому что они бы опять скандалили и не давали ребенка. Помню, еще позвонил бывшей супруге и спросил, все ли нормально, потому что у нее постоянно были какие-то претензии ко мне. Она ответила, что все «норм».

— Вы говорите, что Вера приехала домой и скандалила в прихожей. Чем именно она была недовольна?

— Что я ее привез обратно, а она не хотела возвращаться. Дети — они же такие: чем больше вкладываешь, гуляешь с ними, тем им интереснее. А когда мать постоянно на работе, а ребенок все время сидит с бабушкой в квартире и на улицу не выйдет, то что ей может быть там интересного? А так она и на машине покаталась, и много вкусного я ей накупил.

Но через два-три дня бывшая супруга вдруг начинает говорить мне неприятные вещи типа «ребенок говорит, что ты сделал ей плохо». А мне уже так все это надоело! Сначала ее просто не давали, потом из-за ковида — и так набралась куча причин, по которым они мне не будут давать дочку. Я ей предложил: давай я сейчас оплачу врача-гинеколога, мы пойдем проверим ее… внутри — извините за подробности, очень неприятно об этом говорить, — и больше ты ко мне с этой чушью не лезешь.

Я ей тогда прямо сказал: буду обращаться в Следственный комитет, чтобы вас всех проверили.

По словам Михаила, бывшая жена все же пошла на попятную и отказалась показывать дочку врачу. А дальше за ним приехали из СК, и начались всевозможные проверки — все те, о которых говорилось выше.

— Взяли и перевернули всю мою жизнь: обыскали квартиру, проверили компьютер, телефон, опросили соседей.

— Что вы чувствовали в тот момент?

— Злость. Я и сейчас ее чувствую. И больше ничего. Понимаете, в чем ситуация? Таких отцов у нас в Беларуси много, я уже это знаю. Проблема в том, что большинство из них сходят с этой дистанции войны, потому что это все волнительно, дорого и тяжело отбиться. У нас в стране верят вот таким вот матерям, потому что ребенок с ними, а не с отцами остается. На то и расчет, что ты просто уйдешь в тень. И они уходят. И дальше начинается вот такой вот ералаш.

Как человек, прошедший это испытание, скажу одно: после таких страшных обвинений всю твою жизнь выворачивают наизнанку. Специалисты, занимающиеся такими делами, понимают всю серьезность и действуют в интересах ребенка, не допуская к общению с ним того, кто может причинить ему вред. И я соглашался на все испытания и тесты, потому что исходил из понятия: если ты ничего не сделал, то ты ничего не боишься. Именно поэтому я убедил суд в том, чтобы полиграф проходили мы оба, а не только я один. На этом суде (гражданский суд по определению общения с ребенком в 2022 году. — Прим. Onlíner) бывшая жена клятвенно говорила судье, что если, мол, я пройду полиграф и тот покажет мою невиновность, то она будет давать ребенку видеться со мной, и даже выражала готовность обсуждать увеличение нашего совместного времяпрепровождения. В итоге все это не было исполнено, она всех надурила.

— Вы считаете, что бывшая жена вас оклеветала. С какой целью?

— Там очень ревнивые родственники. Когда Вере исполнилось 3 годика, она стала разговаривать, выражать свои мысли. Я тогда учился в аспирантуре, было много свободного времени для общения с дочкой. Я мог в восемь утра ее забрать, а в девять привезти. И такие вещи бесследно не исчезают. Думаю, Вера прекрасно помнила и мою маму, ее заботу. И со временем дочка стала говорить о том, что хочет ко мне, к моей маме. В такие моменты меня дико к ней не подпускали, не давали видеться. После того как мы получили результаты психологической диагностики и полиграфа, мне там (речь о бывшей жене и ее семье. — Прим. Onlíner) прямо сказали: «С дочерью ты видеться не будешь». И до сих пор угрожают: «Сейчас ты сядешь. Сейчас ребенок про тебя все расскажет». Хотя все давно знают, что ребенок просто научен ими так говорить. < …> В общем, все это на базе ревности и неадекватного поведения.

В материалах проверки отец девочки также указывает на то, что «ситуация была спланирована бывшей женой с целью лишения его общения с ребенком < …>, а также завладения жилплощадью» (речь о трехкомнатной квартире, построенной в браке).

Как сейчас отец общается с дочкой?

В апреле Михаил предпринял четыре безуспешные попытки увидеться с родной дочкой. Выглядит это так: дверь открывается, и оба супруга начинают снимать друг друга на видео, потому что теперь каждое слово может стать доказательством в суде. Анастасия оборачивается и говорит: «Вера, папа пришел. Ты выйдешь?» Из комнаты появляется худенькая девочка с отцовскими чертами лица и со словами «Не хочу» возвращается к себе. Настя при этом говорит: «Вот видишь, она не хочет тебя видеть». Михаил просит позвать дочь еще раз. После продолжительных обоюдных препинаний дверь закрывается.

Настя настаивает: дочка сама не хочет общаться с отцом, и тут ничего не поделаешь. За неисполнение судебного решения ОПИ (орган принудительного исполнения) выписывает матери штрафы. Сумма накопилась приличная — порядка 5 тыс. рублей.

По тем же причинам, что и их сын, видеться с внучкой не могут и родители Михаила. Они вынуждены были обратиться в суд за определением порядка общения с внучкой, их гражданское дело еще на стадии рассмотрения.

— Настя, с момента обвинения бывшего мужа в педофилии прошло три года. Проверка показала, что состава преступления не было. Михаил не оставляет попыток увидеться с ребенком. Вы пытались разрешить эту ситуацию как-то иначе?

— В суде я неоднократно предлагала обратиться к медиатору, чтобы кто-то третий попытался разрешить возникшую между нами ситуацию. Бывший муж отказался. В прошлом месяце он пришел к нам четыре раза, а в последнюю неделю не приходил вообще. Его родители также подали заявление в суд на порядок общения, хотя они мне не звонили и не просили о встрече с ребенком. Они потом в суде открытым текстом сказали, что не хотят со мной общаться, что это будет выше их достоинства — позвонить мне и попросить Веру. Но в иске пишут, что ребенка я им не даю.

Анастасия признается, что ей просто страшно. Она так и не убедилась в том, что ее бывший муж не причинял физической боли их маленькой Вере. Женщина уверена: эксперты не все отразили в своих заключениях, поскольку она лично присутствовала на одной из таких встреч и слышала, как малышка рассказывала о том, что папа делал ей больно, положив голой на стол.

— В тот момент я подумала: ну вот, ребенок все рассказал. Не знаю, законно это или нет, но я подстраховалась и вшила дочке диктофон. И у меня есть запись, где она все им рассказала. Я еще раз обратилась с просьбой провести проверку, но опять пришел отказной материал с объяснением, что ребенок не так понял ситуацию.

— То есть, даже несмотря на все экспертизы, вы продолжаете думать, что все это было на самом деле?

— Если бы меня не пытались официально убедить в другом, я бы, возможно, допускала моменты, что она как-то не так сходила в туалет, что что-то не получилось. Если бы, допустим, психолог объяснил, что было на самом деле, а так мне просто говорят: этого не было, ты придумала. Но когда пытаются отрицать очевидное, мне кажется, что кто-то хочет, чтобы эта ситуация не всплывала.

Семейный психолог: «Бывшие супруги используют психологическое насилие в отношении друг друга»

Прокомментировать непростую историю мы попросили семейного психолога, сценарного аналитика, директора центра семейной психологии «Исток» Андрея Туровца.

— За 25 лет практики мне встречалось порядка двух десятков таких историй. Исходя из личной статистики, скажу: обвинения в педофилии подтверждаются в 3—5% случаев, оставшиеся 95% процентов — это попытки сведения счетов между семейными системами на фоне популярной нынче темы семейного насилия.

В семейной психологии то, что описано в статье, называется «симптом в семейной системе». Этот симптом нужно принимать во внимание, но бороться надо не с ним, а с причинами, которые его вызывают, в том числе с причинами социального характера.

В описанном случае достаточно ясно прослеживается несколько симптоматических линий поведения членов семьи, которые привели к имеющимся последствиям. Главное последствие — вторичная травма «насилия» у девочки, главной героини. И уже практически невозможно точно установить, была ли «первичная» травма — реальные действия сексуальной направленности со стороны отца. Причина — огромное количество процессуальных действий за прошедшие годы, «засыпавшее» первичную площадку событий. Но то, что ребенок вновь и вновь продолжает подвергаться повторной травматизации, превратившись в орудие битвы между родителями и семейными системами, стоящими за родителями, очевидно.

Только в этой «войне» не будет победителей — в итоге все окажутся жертвами и проигравшими.

Что касается фактов, указанных в материале, то вызывает сомнение способность 3-летней девочки достаточно детально самостоятельно описать содержание и смыслы «игры» с папой. Психика ребенка такого возраста еще не сформирована настолько, чтобы четко и однозначно описывать подобные процессы без словесно-смыслового регулирования близкими взрослыми людьми.

Ставят под сомнение реальность инцидента с педофилией и многочисленные нестыковки психологического характера, и личностные психологические портреты каждого из участников этой истории. В то же время однозначно утверждать, был начальный факт насилия или не было, невозможно из-за недостатка информации. Зато можно смело говорить о наличии огромного количества вторичных фактов психологического насилия членов бывшей семьи друг над другом.

В любом случае, говорит психолог, уже сформирован «семейный миф» о жертве произошедшего события, и впоследствии девочке наверняка потребуется длительная психологическая помощь, а возможно, и психотерапия.

Тем, кто вдруг столкнется с историей семейного сексуального насилия, Андрей Туровец советует решать проблему по горячим следам, не замалчивать.

— Иначе на выходе можно получить вот такую историю с долговременной и мучительной манипуляцией членами семейных систем друг другом, а не желание купировать инцидент и добиться решения в интересах ребенка.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by