«Мы очень хотели детей»

«Давай пять! Ну, молодец, вот так», — маленькая ладошка несколько раз плюхает по отцовской руке. Секунду назад Тимур ударился о качели — тут же пошел к папе на руки, чтобы успокоиться.

Мы садимся на скамейке. Тимур играет в песочнице, а Паша начинает рассказывать историю семьи. С будущей женой, Викой, он познакомился на работе. Встречались, поженились, решали вопросы с жильем — словом, все как у всех. Почти сразу после свадьбы пара решилась на ребенка: Вика очень хотела детей. Оказалось, что у ребят были вопросы по здоровью, обоим пришлось пройти курс лечения.

И вот, наступает долгожданная беременность, причем многоплодная. Казалось, что до полного счастья рукой подать, но на маленьком сроке у девушки внезапно отошли воды. Когда Вика была в роддоме, было принято решение о вызове родов. Спасти детей не удалось. Позже Вика расскажет мужу, что посмотреть на новорожденных она не решилась: понимала, что шансов выжить у них не было.

— Не скажу, что у жены случился срыв, нет. Но она ушла в себя, говорила: мол, зачем я тебе такая нужна, даже не могу выносить ребенка. Я приходил домой, а Вика лежала под одеялом и плакала. Она не включала телевизор, не слушала музыку — просто лежала. Это был сложный период для нас обоих.

И все же с поддержкой семьи Вика смогла прийти в себя. Возможно, помогло то самое желание стать мамой. Девушка восстановила здоровье, пара начала принимать витамины, снова сдала все анализы — и уже через год в семье ждали пополнение. Беременность протекала хорошо, но сама девушка часто переживала: слишком болезненной была та потеря.

Ковид в то время (а это 2021 год) не сбавлял обороты. Пара знала обо всех правилах безопасности: избегали большого скопления людей, в транспорте всегда носили маски.

— Жена очень хотела «беременную» фотосессию. Специально для этого договорилась взять в аренду платье где-то в Сухарево, добираться туда нужно было на маршрутке. После съемки она вернула наряд, а спустя несколько дней у нее появился насморк и немного поднялась температура. Возможно, сказалась поездка.

Сперва девушка решила, что это обычная простуда. Для перестраховки решила сходить к врачу — там рекомендовали в случае ухудшения состояния сразу вызывать скорую. Спустя несколько дней заболел и Паша. Анализы подтвердили: у парня ковид.

«Все было хорошо, а спустя три дня состояние стало критическим»

Услышав диагноз, Паша и Вика испугались. Хотя к моменту подтверждения болезни у парня уже пропали запахи, так что опасения подтвердились. Ковид у Паши протекал сложно: постоянные головные боли, с которыми не справлялись обезболивающие, а еще сильный кашель. В какой-то момент и Вике стало плохо — настолько, что пришлось вызвать скорую: из-за удушающего кашля девушка не спала всю ночь.

— Жена успела сходить в поликлинику, чтобы сдать мазок, но мы уже тогда знали, что у меня ковид. Из-за беременности в качестве лечения ей можно было принимать только парацетамол. Поэтому в ночь, когда стало совсем плохо, я решил сразу звонить в скорую: мы хотели проконсультироваться. Но из-за подтвержденного ковида у меня и беременности Вики к нам сразу направили бригаду. Измерив сатурацию у жены, медики сразу сказали собираться и ехать в больницу. Если не ошибаюсь, показатель был 85—86.

В больнице девушке быстро понадобился дополнительный кислород. Все это время Вика была в сознании, общалась с мужем через мессенджеры. Но спустя день встал вопрос о вызове родов: показатели и матери, и ребенка стремительно ухудшались.

— На тот момент Вике уже сделали КТ — по ее результатам поражение легких было больше 20%. В нашей ситуации это было критично: как объяснили нам врачи, кровь с кислородом не поступает к ребенку, и это может иметь серьезные последствия для него. Решение о родах принимать нужно было нам. Вика плакала, не могла сама принять это решение и передала трубку мне, чтобы я поговорил с врачом. Я сказал жене, что нужно соглашаться на кесарево.

В тот момент я вообще плохо понимал, что происходит: у нас все было хорошо, и тут за три-четыре дня ситуация становится критичной. Я старался отстраниться от всего и сохранять спокойствие.

Паша вспоминает, что в тот момент сильно переживал за здоровье и жены, и сына. Но мысль, что кто-то из них может не выжить, в голову не приходила. Решение было принято: на сроке 28 недель родился мальчик. Родители успели вместе придумать для него имя — Тимур.

— Сразу после кесарева малыша забрали в детскую реанимацию, в инкубатор. Вечером Вике прислали фото ребенка — она сразу же переслала их мне. Так вышло, что она не успела хотя бы раз подержать сына на руках…

Прошлое прерывается настоящим: Паша то и дело кричит через площадку: «Тима, осторожно!» Малыш бегает с горки на качели, улыбается другим детям и катает оранжевый грузовик.

— Несмотря на все сложности, мы оба успели почувствовать радость от рождения сына. Верили, что все будет хорошо. Но спустя примерно девять дней после кесарева Вику перевели на ИВЛ — с этого момента мы больше не разговаривали по телефону и не переписывались. Врачи не давали никаких ложных надежд, и я за это им очень благодарен: они говорили, что делают все возможное.

С каждым днем показатели Вики становились все хуже. Было принято решение о переводе ее в другую больницу. Маленького Тимура тоже перевели: после стабилизации состояния отправили на дохаживание в «Мать и дитя». Жизнь Паши в то время складывалась из поездок по магазинам, чтобы передать вещи и подгузники сыну, а затем — звонки в реанимацию, чтобы узнать что-то о состоянии жены.

«Я понял: это точка невозврата»

Навещать сына Паше было нельзя, поэтому оставалось только смотреть на фото. Мальчик хорошо набирал вес и с каждым днем становился крепче. Состояние жены, наоборот, постоянно ухудшалось.

— Мы с близкими Вики и моим папой приехали лично поговорить с врачом. Мне снова сказали, что гарантий нет, потому что привезли Вику в очень тяжелом состоянии. Но дали понять, что здесь жене окажут всю необходимую помощь. Я выдохнул буквально на день-два. Потом мы узнали результаты КТ: поражение 90—95% легких. Еще в легком обнаружили тромб — это ухудшало ситуацию. Принимать тромборазрушающие препараты жене было нельзя: из-за кесарева был высокий риск потери крови.

Спустя несколько дней медики позвонили Паше и попросили приехать: нужно было принять решение о дальнейшем лечении. Речь шла о подключении к ЭКМО — аппарату, который насыщает кровь кислородом.

— Честно говоря, я подписывал бумаги, практически не думая. В голове была только мысль, что нужно сделать для жены все возможное. Я говорил врачам, что найду любые лекарства, если это будет нужно. Меня успокоили, что все необходимое есть. Позже меня впервые пустили в реанимацию. Мне было страшно войти туда: в жизни все совсем не так, как в кино и сериалах. Я почувствовал распирающую боль внутри, когда увидел ее — подключенную к аппаратам, с большим количеством трубок, а вокруг мониторы с показателями.

Хотя Вика была без сознания, я пытался с ней говорить. В ее руку я вложил маленькое распечатанное фото сына. Наверное, тогда была надежда, что это поможет ей проснуться, поправиться.

Вне стен больницы у Паши продолжалась рутина. Пять дней в неделю он ездил на работу, а в выходные его всегда забирал к себе отец. Папа не только не оставлял сына наедине с раздирающими мыслями, но и говорил о двух возможных исходах. Возможно, кто-то посчитает такое жестоким. Оглядываясь назад, Паша уверен: папа сделал все правильно и «сломал» его веру только в лучшее не зря.

— Я не допускал мысли о смерти жены, пока об этом не заговорил отец. Он слышал, как я звонил в реанимацию и разговаривал с медиками. Он не навязывал мне плохие мысли, просто пытался открыть глаза: Вика в очень тяжелом состоянии, и вера в лучшее может не сбыться. Но в моменте он смог подобрать нужные слова, чтобы я подготовился ко всему.

В какой-то момент состояние Вики вроде бы стабилизировалось. Паша решил, что вот он, переломный момент, после которого все начнет улучшаться. Однако надежда быстро рухнула: у Вики развился сепсис — инфекция, которая поражает весь организм, а антибиотики больше не работали. Паша отдельно подчеркивает, что к лечению жены привлекли ведущих врачей.

— А потом из больницы позвонили и сказали, что мне стоит приехать. Я понял, что все плохо: попасть в реанимацию сложно, а тут медики предложили сами. Помню, я вошел в палату, увидел Вику и понял: это точка невозврата. У нее были отеки на руках, ногах, шее, а на глазах лежали квадратики из марли. Из-под ногтей были видны следы крови.

Я не нашел слов, которые смог бы ей сказать, только попрощался перед уходом.

Затем я спросил у врачей, как все закончится, не будет ли она страдать. Мне сказали, что нет, больно ей не будет: Вика была в искусственной коме. Врачи рассказали мне, что легкие не восстанавливаются, дальше перестанут работать почки, потом сепсис вызовет отек мозга, затем остановится сердце.

После выхода из больницы Паша снова уехал к отцу. Дома он без сил уснул всего за секунду, впервые за это время проспав до утра. На следующий день были запланированы мелкие дела: что-то забрать, купить, привезти.

— Едва мы сели с отцом в машину, как мне позвонили из реанимации — номер уже был записан у меня в контактах. Я все понял до того, как ответил. Мне сказали, что Вика умерла и что нужно приехать оформить документы. Я заплакал — это были слезы от потери и непонимания, почему все так произошло. Мы ведь никому не сделали ничего плохого, обычная семья.

Следующие три дня ушли на организацию похорон. Эти дни Паша описывает как полные непонимания, растерянности и безразличия ко всему.

«Дома слово „мама“ мы не произносим»

За две недели до смерти жены Паша забрал маленького Тимура домой. Помогать с ребенком сразу же согласилась бабушка, мама Паши. Быстро установился график: днем Паша работал, а по ночам в будни они с мамой чередовались, дежуря у кроватки.

— После смерти Вики я не понимал, как мы будем жить дальше. Позвонил на работу и попросил две недели за свой счет. Нужно было разбираться со всеми документами, оформить маму в декретный отпуск, забрать Викину трудовую, получить пособия по рождению ребенка — дел хватало. Вся эта беготня отвлекала. Но когда я со всем разобрался и впервые с момента смерти жены остался без дела, меня сразу начали пожирать мысли: может, нужно было раньше поехать в больницу, может, нужно было быть более настойчивым?

Вдруг я не предпринял каких-то решительных действий? Я постоянно искал момент, когда допустил ошибку.

Когда переживания накрывали слишком сильно и казалось, что они вот-вот достигнут предела, Паша клал маленького сына к себе на грудь. Такая близость помогала и давала мозгу небольшую передышку. Но с горькой улыбкой Паша подмечает, что, как и все новорожденные, сын в то время много спал. А это предполагало снова поток тревожных мыслей о том, как им жить дальше.

Постепенно, шаг за шагом жизнь устаканилась. Главное, по словам Паши, постоянно быть занятым: чем сильнее устаешь, тем легче уснуть.

— В момент смерти жены я перестал верить в бога. Но я знаю, что у Тимки есть ангел-хранитель. Бывает, что ругаю сына и знаю, что за дело. Но делаю это будто с оглядкой, понимая, что за ним всегда кто-то есть.

Днем с понедельника по пятницу Паша на работе, но по вечерам старается сам забирать сына из садика, чтобы вместе гулять на улице. Тимур обожает детские площадки и совсем не хочет идти домой. Паша ловким движением одной рукой берет сына под мышку, а в другой держит самокат. Тима покорно дает пронести себя несколько метров и дальше соглашается двигаться в сторону дома. Там уже заждалась бабушка, которая звонит и зовет скорее домой: темнеет, да и апрель подводит холодным дождем.

— Первые слова сына — это «папа» и «баба», — на ходу рассказывает Паша. — Слово «мама» дома мы стараемся не использовать, к своей маме я тоже так почти не обращаюсь. Это было осознанное решение. Тима еще маленький, и вопросы о маме он не задавал. А я пока не знаю, как на них ответить, и, честно говоря, боюсь этого момента. Сказать, что мама уехала в командировку, или объяснить, как все было на самом деле?

С прошлой осени Тимур ходит в садик. Когда Паша пришел записывать сына, он сразу рассказал о ситуации в семье. Говорит, что никаких лишних советов ему не давали, но обещали помочь, если будет нужно. К сыну все относятся очень хорошо.

— С мамами на детских площадках я общаться не рвусь, скажу честно. Но мне повезло, среди моих знакомых есть молодые родители, к которым можно обратиться за советом, какие подгузники выбрать или какая прививка переносится легче. Они же после смерти Вики посоветовали мне сразу встать на очередь в садик, — рассказывает Паша.

Кстати, мне кажется, что Тима больше похож на меня. Думаю, что так легче: родись у нас дочь, очень похожая на жену, мне было бы намного тяжелее.

После свадьбы Паша и Вика переехали в общежитие, здесь же прописан маленький Тимур. Когда-то в прошлой жизни счастливая пара успела сделать ремонт: Паша с улыбкой вспоминает, что жена захотела на каждой стене поклеить разные обои. Все так и осталось, а вот все совместные фотографии Паша со стен убрал. Разобрать вещи жены он решился только в этом году.

— Сейчас мы с Тимой живем в квартире с моей мамой. Дома у нее на полочке стоит фотография, где мы с Викой вместе в день свадьбы. Специально сыну это фото мы не показываем и не объясняем, кто на нем. Все снимки жены, которые только смог найти, я сохранил на жесткий диск. Если Тима захочет узнать, какой она была, он сможет все увидеть.

«Я до сих пор задаюсь вопросом: за что?»

Спустя год после смерти жены Паша познакомился в соцсетях с девушкой. Она стала первой, с кем он начал общаться. О сыне и смерти жены Паша рассказал почти сразу — после первого свидания.

— Обручальное кольцо я снял спустя месяца два-три после смерти Вики. Оба наших кольца я повесил на цепочку и положил в шкаф. Пойти дальше и думать о будущем мне помогла мачеха жены. Мама Вики умерла, когда жене исполнилось 14 лет, — тестю тоже пришлось пройти через потерю и отстраивать свою жизнь заново.

В разговоре Паша несколько раз называет себя вдовцом. Кажется, что это слово скорее подходит дедушкам с сединой, нежели молодому парню. Сам Паша говорит, что впервые назвал себя так в военкомате — тогда напрягся, произнося его вслух, а сейчас этот статус стал уже привычным. Как и решение не строить далеких планов: все может измениться слишком быстро.

— Думаю, что время все же лечит. Сейчас мне легче, потому что появились отношения, и я больше не чувствую, что остался один. После смерти жены меня очень поддержала мама: представьте, через 30 лет у нее снова появился маленький ребенок. В любой ситуации решающее слово всегда остается за ней. Так получилось, что в 31 год я отпрашиваюсь у мамы погулять или сходить куда-нибудь с друзьями, — с улыбкой говорит Паша.

Мы заканчиваем разговор возле подъезда обычной панельки. Маленький Тима давно дома — скорее всего, играет с машинками. А еще он, конечно, заждался папу.

— Вопросы «Почему так, за что? Почему жизнь за жизнь?» я задаю себе до сих пор, — честно говорит Паша. — Я решил поделиться своей историей, потому что в моменте не знал, как быть и что делать дальше. Возможно, это сможет помочь тому, кто оказался в схожей ситуации. Теперь я знаю, что жизнь может измениться в один момент. В моем случае сын и моя ответственность перед ним не дали уйти в себя или «сесть на стакан». Я понимаю, что должен сделать для него то, что мы планировали с Викой. И дать ему любовь за двоих.

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by