---

Иногда шаблонная история воспринимается как абстрактная киношная картинка. Но это «совсем не как в кино», едва не рыдая, твердили наши собеседники… Слово «Озаричи» слышали все (наверное), с конкретикой сложнее. Комплекс из трех лагерей в окрестностях одноименной деревни под Калинковичами просуществовал всего недели две и стоил жизни десяткам тысяч наших людей. Речь не шла о «простом» уничтожении, все было хитрее: отступая, гитлеровцы спровоцировали эпидемию тифа. Впоследствии за этот тактический прием один немецкий командир был повешен, десятки получили максимальные сроки в советских лагерях.

Ничего личного. Просто бактериологический щит

Для массового уничтожения людей необязательно иметь стационарные концлагеря с корпусами, газовыми камерами, крематориями и прочими современными технологиями, годами работающими как часы. Опыт Озаричей показал, что можно управиться за пару недель и с минимальными затратами.

В журналах боевых действий немецких (да и не только) частей периодически фигурирует такое мероприятие, как очистка мест предстоящих боев от гражданского населения. Называется это «эвакуацией». В теории людей необходимо вывезти, где-то разместить, обеспечить снабжение, занять на строительстве укреплений и так далее. Теория еще ни разу не совпала с практикой. Даже у немцев.

По сути, в 1944-м, когда вермахт отступал, «эвакуация» представляла собой простое перемещение войск под прикрытием живого щита. По описаниям очевидцев, выглядело это так: по дороге идет колонна гражданских, по обочинам движется армия. Бомбить нельзя.

Кроме того, население и пленных использовали для рытья окопов, рвов и на прочих прифронтовых работах. Но с ослабленными и больными надо было что-то решать. Возможно, тогда кому-то и пришло в голову, как использовать этот «ресурс».

На переднем краю немецкой обороны в Калинковичском районе неподалеку друг от друга были созданы три лагеря: рядом с деревнями Дерть, Подосинник и непосредственно у Озаричей. «Созданы» — это значит в болоте вкопаны столбы, поставлены вышки, натянута проволока. Никаких построек внутри периметров концепция не подразумевала. По некоторым данным, первыми обитателями стали те, кто строил. Потом началось наполнение территорий. Ни еды, ни источников чистой воды, ни огня, ни шалашей, ни иной инфраструктуры не предполагалось — только болото, лютый холод и чередующийся с дождем снег при максимальной плотности людей.

Здесь оказалось не только местное население, но и люди, которых гнали из-под Смоленска, восполняя «естественную убыль» в населенных пунктах по пути. К ослабленным и поставленным в невыносимые условия узникам подселяли зараженных сыпным тифом.

Эта болезнь передается с вшами. Сейчас ее умеют лечить, а тогда она представляла серьезную проблему.

Бактериологическая бомба для наступающих была взведена.

Выживший

85-летнего Геннадия Пархоменко из Жлобина знает, похоже, весь район. И Геннадий Герасимович всех знает. 75 лет назад из Жлобина его и забрали в этот лагерь (говорили, что повезут в Германию). Ему было 10 лет. Говорит, попал бы взрослым — наверное, свихнулся бы.

Рассказывает, что отпечаталось. Не со слов взрослых, а что видел сам:

— Утром, еще темно было, стали греметь прикладом в ставни: «Встать, выйти!» Повыскакивали, а уже вся улица стоит у домов. Погнали всех в школу. Там отсортировали, трудоспособных отделили, не знаю, что с ними дальше было. А нас, малых с матерями и стариков, стали грузить в товарные вагоны. Через громкоговоритель еще объявляли, что повезут в Германию, райскую жизнь обещали и защиту от большевиков.

Ехали в ту «Германию» в плотно набитом вагоне, сколько по времени — не помню… В качестве отхожего места там стояла бочка, закрытая дерюгой, скоро дышать стало нечем. Может, поэтому показалось, что очень долго ехали…

Потом остановились, стали отодвигать двери. И слышу — вой нарастающий, крики: «Расстреливать привезли!» Это люди увидели, что вдоль полотна кучи пожитков ваяются, видно, нас далеко не первых привезли-то.

Но не убили, а построили и повели по разбитой дороге. Вроде бы по пути был еще какой-то промежуточный лагерь, там переночевали и снова пошли…

Наконец привели нас. Помню, небольшие сосны, осока, болото и ограда с колючей проволокой. А у ворот вышка и пулемет. Внутри уже полно народу было к нашему приходу.

Геннадий Герасимович на некоторое время замолкает, потом произносит:

— Вы не верьте тем, кто говорит, что жевали там корешки, травку какую-то. Теперь-то появилось много таких, знаете… Какая травка?! Март, все вымерзло. Меня спасло то, что мама заставляла сосновые иголки жевать. Я и жевал все время.

Вместе с 10-летним Геной и его матерью в Озаричах оказались и его родственники. Двое двоюродных братьев 7 и 8 лет там и остались.

Он по сей день не знает, что было страшнее: холод, голод или лютые вши:

— Они как танки по людям ползали, толпами, без преувеличения съедали живьем. Кожа просто горит — невыносимое ощущение.

Собственно, в этом и была задумка: вши переносят сыпной тиф.

Геннадий Пархоменко не называет дат, говорит, что не знает, сколько дней находился в лагере. Просто в определенный момент рассудок отключился: видно, сработала какая-то защита.

— Ты видишь это все, как вчера рядом были живые люди — а утром уже холмики под снегом. Или как ребенок ползает по мертвой матери. Или, наоборот, сошедшая с ума женщина держит в руках умершего ребенка. И ничего не чувствуешь, тебе все равно, какое-то отупение наступает.

Пенсионер описывает одно из самых сильных потрясений, пробившихся сквозь детскую блокировку:

— Рядом с местом, где мы сидели, был штабель трупов. В мой рост, длиной метров 15—20. Там ведь никто не закапывал, просто нечем было. И в основном дети, и с открытыми глазами! Ты идешь мимо, а они смотрят куда-то…

Охрана тщательно следила, чтобы люди не злоупотребляли возможностью выжить. Деревья и лапник внутри периметра были — сколько угодно. И спички, возможно, кто-то сохранил. Но, по словам Геннадия Пархоменко, как только где-то появлялся дымок, с вышки следовала очередь — не в направлении огня, а просто по лагерю.

19 марта. Наши

Однажды ночью приходили советские разведчики в маскхалатах. Сам Пархоменко их не видел, только слышал от людей, что они передали: «Сохраняйте спокойствие, скоро освободим». А через какое-то время ночью увидели зарево над деревьями.

— Утро, еще темно, слышу гул голосов по лагерю: «Немцев нет на вышках, немцев нет…» — вспоминает Геннадий Пархоменко день освобождения. — Кто-то не выдержал, побежали ломать ограждение. А там заминировано все, оно и рвануло… Саперы наши появились, расчистили дорожку, стали выводить.

Второе потрясение школьника, выбившееся из общего страшного фона, накрыло его, когда с мамой брели из лагеря по тому, что осталось от только что отбитой деревни. Ребенка, который долго ходил вдоль стенки из детских трупов, потрясли наши бойцы, часто лежащие по всей улице среди сгоревших домов:

— Очень много серых шинелей, через каждые 5—6 метров. Наверное, десять наших на каждого убитого немца. В самых невероятных позах, кто-то как бежал, так и упал с поднятой ногой, кто-то в воронке, другой не добежал до нее, еще один как стрелял от печки в сгоревшем доме, так и сидит там. Это как фотокарточка отпечаталось, дай карандаш — я нарисую каждого…

Тогда, на этой улице смерти, Геннадий и потерял сознание. Очнулся в госпитале через две недели. Потом мама объяснила: все же подхватил тиф, но спасли.

— Я помню, вывели меня подышать, а там опять детские трупы. Горка из тех, которых не спасли.

Один повешен, десятки отправлены в лагеря

Советское командование знало о лагерях: разведка видела их и докладывала о том, что происходит внутри. Имелось представление, для чего они придуманы. Поэтому при освобождении принимались соответствующие меры предосторожности, была создана обширная карантинная зона.

«Бомба» не сработала в полную силу. Тем не менее, по разным данным, заразилось и умерло от тифа от 50 до 250 военнослужащих, участвовавших в ликвидации последствий этой «операции».

В некоторых источниках писали, что после войны за Озаричи казнены 18 человек, но это не так. Командир 35-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Иоганн-Георг Рихерт после трибунала был повешен «за нарушение законов и обычаев войны». 37 человек, имевших отношение к этой «тактической операции», были осуждены на 25 лет колонии.

До сих пор в разных источниках наблюдается разброс по числу узников и жертв озаричского лагеря. По официальным данным, в лагере было собрано около 50 тыс. человек — женщины, старики, очень много детей. Освобождено — около 30 тыс. (в том числе 16 тыс. детей). Число не переживших эти две недели определяют в официальных источниках как 10—13 тыс.

— А где остальные? — Пархоменко видит пробелы в этой арифметике. И сам же дает ответ: — Они так и остались там, в болоте.

---

Сегодня на месте озаричского лагеря стоит памятник. За ним две бутафорские вышки.

На самом деле, они располагались метров на 30 глубже в лес, там, где возвышенное сухое место переходит в низину.

Как раз на этом болотце и находились люди.

Говорят, выглядело оно примерно так же. Только в том марте было гораздо холоднее.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by