«Разве можно так издеваться?!»

Теперь по порядку. В редакцию пришло письмо: на ферме ужасные условия, животные страдают. И пара торопливо сделанных кадров. Скотина на фотографиях выглядит не слишком красиво: облезлая, похоже, с какой-то кожной болезнью. Ну или навоз так отвалился.

Бычки стоят в грязи вокруг тюка с сеном. Ходить им сложновато.

Девушка, снявшая все это и приславшая нам, искренне переживает: разве можно так издеваться?! Но она минчанка, они бывают очень ранимы.

— А вы много ферм видели?

— Ну, видела некоторые… Там не так.

Горожанам бывает трудно смириться, что животноводство не выглядит так, как оно нарисовано на шоколадках с румяной коровой. В обращениях они обычно напирают не столько на проблемы агропрома, сколько на страдания животных. Пишут про жестокое обращение (за которое у нас, вообще-то, полагается уголовная статья). Что ж, идея взглянуть на сельское хозяйство глазами зоозащитника все еще слишком свежа для нас — глаза лопнут.

Но придержите пока эмоции. Таких снимков можно наделать где угодно и когда угодно. И да, крупный рогатый скот иногда болеет и пачкается. Все же давайте посмотрим на месте, что там происходит на самом деле.

Лужа

Мы направляемся в деревню Борки Петриковского района. При подъезде к месту мелькают знакомые названия: Копаткевичи, Челющевичи… Чуть в стороне — Конковичи, тоже легендарное место. Какие-то слишком дикие совпадения. Дело в том, что мы писали про каждое из этих хозяйств, там вечно происходили какие-то нелепые истории. Потом напомним. Геопатогенная зона…

Теперь вот Борки.

Здешний животноводческий комплекс относится к ОАО «Комаровичи» (раньше — КСУП, еще раньше — совхоз).

Большинства домов уже нет, на всю деревню приходится примерно семь жителей.

И они не особенно распространяются о делах фермы, которая виднеется с краю. Может, и правильно: пенсионерам тут жить.

Три сарая (самый старый — времен Брежнева, самый молодой — Горбачева) с некоторых ракурсов могут показаться заброшенными, но внутри есть жизнь.

Вокруг видны следы отчаянной борьбы с отложениями.

Когда-то тут содержали нормальное дойное стадо и телят. Несколько лет назад даже установили современные доильные агрегаты (финансирование такой модернизации оставим за скобками). Но потом случилась оптимизация, коров забрали, как и доильные аппараты.

Теперь тут быки. Слышно, как они ревут в сараях.

Бо́льшую часть переднего загона занимает обширная лужа с топкими берегами.

У прохода по колено в грязи стоит пара могучих черно-пестрых красавцев. Но дальше не идут: проходимости не хватает.

Еще несколько буксуют поодаль. Брюхом грунта не касаются.

Тюк с сеном вывален на другом краю загона, куда смогла подойти машина. Чтобы добраться к сену от сарая, надо преодолеть гиблый водоем и топь. Застрянешь полутонной тушей — доставать придется по частям. Красавцы это понимают. Впрочем, наверняка в сарае есть корм.

Отправляюсь искать людей, которые бы все это объяснили.

«В город поутекали, а теперь нервы треплете!»

— Вы что тут ищете? — откуда-то появляется женщина в спортивной кофте.

— Вас.

Это бригадир Светлана, и она вообще не рада посторонним. Без предисловий обрушивается с упреками по поводу… да всего. Это похоже на крик души человека, которому не безразлично:

— Если б вы тут рабілі! В город поутекали, а теперь ходите, нервы треплете! Тут и так за скот переживаешь, колотишься, как на пороховой бочке, чтобы все нормально было. Ну и что — лужа! Лишь бы живые они были…

Я в растерянности. Что ж за жизнь тут такая образовалась, что от нее надо утекать? Как вышло, что человеку приходится проявлять героизм и колотиться? Чем я провинился?.. На самом деле, конечно, знаем, что за жизнь. Много раз про нее рассказывали.

Периодически этот крик души прерывается песней про «что было, то прошло, то прошло» из телефона: это с интервалом секунд в тридцать звонит из конторы обеспокоенное начальство. Бригадир взволнованно описывает в трубку тревожную обстановку: «Вот он, рядом стоит, слушает, у первой кошары».

— Так дайте пообщаться!

Нет, не даст. Но этот поток уже не остановить, хоть я ничего и не спрашивал.

— Везде на фермах лужи есть. Тут яма, земля, вы поймите. Если б оно было зацементировано… Что я с этой лужей сделаю, унесу ее? Мол, они топятся по живот — они ж не по живот! Хіба мы хотим это все? Вы ж тоже поймите нас правильно: село есть село. Людей нема, посокращали. А мы и кормим, и поим — лишь бы живые оставались. Прирезать — так ничего б и не было…

В процессе этого неспровоцированного монолога я действительно начинаю чувствовать себя неловко. Пока мы «поутекали» и сидим в чистых теплых офисах, здесь несчастные быки, проверяющие, копеечная зарплата и эта вечная лужа. Что-то не складывается в этой картине мира. Не знаю, в чем виновата конкретно эта женщина, но прилетает и правда в основном таким работникам.

А с директором все же попробуем связаться. Может, этому всему есть научное объяснение.

«Подлежит оздоровлению»

Отвлечемся от быков, чтобы обратить ваше внимание на любопытное обстоятельство. В здешних краях каким-то чудом образовался целый «куст» близко посаженных хозяйств, которые недавно признаны неплатежеспособными.

Про некоторые мы писали. Какие-то даже выглядели неплохо, а их директора вели себя весьма бодро. И вдруг схлопнулись. В июне прошлого года Гомельский облисполком обновил список «неплатежеспособных сельскохозяйственных организаций, подлежащих финансовому оздоровлению». Тогда туда скопом попали и ОАО «Комаровичи», и другие наши знакомые хозяйства из этих краев.

Напомним коротко о двух.

• КСУП «Копаткевичи». Работница рассказала о необычной практике по удержанию кадров. По ее словам, бывших работников просто не принимали больше никуда, если согласия на то не давал директор хозяйства.

Зарплата $150: как вырваться из совхоза

• КСУП «Челющевичи». Тут классика: кто-то выложил очередное видео с безобразиями на ферме — на и. о. директора (никто уж и не помнит, какого по счету за последние годы) завели уголовное дело за подлог. При этом женщина продолжала оставаться на рабочем месте — кто-то же должен.

«А что там такого?» Репортаж с фермы, где телята зарыты за сараем, а руководитель ходит под статьей

Можно продолжить… Но сам факт существования слабых предприятий не является чем-то сверхъестественным. И административные усилия по их спасению выглядят логичными. Для «Комаровичей» (и других) утвердили бизнес-план финансового оздоровления до 2030 года.

Хоть бы это оздоровление пережили наши быки в Борках…

Пока же, по данным облимущества, «Комаровичи» закончили 2021 год с долгами в 8,9 млн рублей (при официальной стоимости собственных активов 7,8 млн).

Средняя зарплата, согласно отчетам, составляет 616 рублей (до налогов). За какие деньги убивается конкретно бригадир Светлана, она не сказала.

Официальный комментарий: «С вами милиция будет разговаривать»

Все же мы пока не уверены, что загон для скота в XXI веке должен выглядеть так, как на снимках выше. Чтобы узнать, что на самом деле происходит и есть ли вообще проблема, звоним директору ОАО «Комаровичи» Ларисе Талецкой. В хозяйстве она больше 30 лет. Пишут, что прошла трудовой путь от бухгалтера.

Лариса Адамовна общаться отказывается сразу. Лишь интересуется:

— Что вам надо было в тех Борках?

— Сейчас все расскажу. Так будете разговаривать?

— С вами милиция будет разговаривать. Я уже написала заявление.

— А в чем обвиняете?

Повесила трубку. Интрига.

Снова флешбэки… Похоже, такая интригующая манера разговаривать — что-то вроде традиции у некоторых местных начальников. Полтора года назад чарующее интервью нам дал сосед Талецкой, многолетний руководитель КСУП «Копаткевичи» Пинчук. Приведем этот комментарий целиком.

«Говорят, козлов доят, — сказал директор. — Но козлов же не доят, правильно?.. Коз доят, коров доят».

Теперь там другой руководитель. А хозяйство, как внезапно выяснилось, неплатежеспособно.

---

Сейчас наш традиционный ритуал. Мы упорно напоминаем, что Борки, Конковичи, Челющевичи не уникальны. Может, не хуже многих других. И лужу можно найти покрасивее. В то же время есть и прекрасные богатые хозяйства… Но почему мы треплем нервы измотанному бригадиру? (На самом деле даже не думали.) Да потому, что это какая-никакая, но наша экономика. «Комаровичи» — не частное предприятие, которое само расплачивается за свои «косяки»: 100% акций этой трясины (в которой утонули принадлежащие нам субсидии) принадлежат исполкому (нам). Каждый ком грязи здесь — наша собственность.

Читайте также:

• Почем баррель белого золота: репортаж из белорусского комплекса по производству молока
• История про несчастных коров: что говорит начальство и что — контролеры
• Все в белом. Как поживает утонувшая в грязи ферма после грандиозного шухера

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by