Наш проводник — Игорь Гуцалюк, заведующий диагностическим отделением Городской клинической инфекционной больницы Минска. Он расскажет и покажет, как медики справляются с четвертой волной, сколько раз они сами оказывались на койках, как переносят смерть пациентов и удается ли хоть несколько часов не думать об этом всемирном проклятье.

Красная зона — такая, какая она есть

По «проспиртованной» лестнице, перила которой всегда липкие для безопасности, поднимаемся на второй этаж. От красной зоны нас отделяет пара дверей.

Красная зона — это то место, где происходит лечение пациентов с особо опасной инфекцией. До коронавируса подобного калибра были болячки типа чумы и сибирской язвы. Но каких-то колоссальных отличий от классической палаты здесь нет — кроме одного: пациентам строго-настрого запрещено покидать комнату. Они не могут выйти в коридор или тамбур, а уж покурить, как это любят некоторые, и подавно. Да и не до того им. Из контакта с близкими и родными — только передача посылок, никаких посещений. По сути, это коронавирусный плен, попасть в который проще простого, а вот выйти… Тут уж как повезет.

— В нашем стационаре под красную зону развернуты как целые отделения с обычными палатами, так и отдельные боксы, в которых разные входы для пациентов и медработников. Красную зону от чистой отделяет шлюз, где мы надеваем и снимаем СИЗ. Там стоит умывальник, есть антисептик, проводится регулярное кварцевание, — рассказывает Игорь Гуцалюк и проводит нас в ординаторскую. — Тут чистая зона, здесь у меня лежат истории болезней, обсуждаются рабочие моменты.

Пару слов об отделении. Здесь 30 коек (все заняты). На момент посещения больницы там было пять пациентов в тяжелом состоянии. Болеют все: и возрастные, и молодые, и мужчины, и женщины. Эффективность «прививки от конца света» здесь показана наглядно: из 30 больных лишь 1 пациент прошел полный курс вакцинации.

— Особая черта дельта-штамма — возраст тяжелых пациентов. Если раньше мы говорили о пожилом возрасте, то сейчас 30- и 40-летние люди лежат в больнице и, к сожалению, умирают. Из 30 моих пациентов всего одна девушка полностью вакцинировалась, еще четыре человека успели сделать первый укол, остальные — невакцинированные.

Определение тяжелых и среднетяжелых пациентов происходит в приемном отделении. Однако особенность последней волны и дельта-штамма в том, что в любой момент любой из среднетяжелых пациентов очень быстро может стать тяжелым. Степени тяжести выставляются по четким и конкретным показателям, которые оценивает врач при осмотре: частота дыхания, лихорадка, уровень сатурации, артериальное давление и т. д. Помещение, в котором лежат тяжелые коронавирусные пациенты, обязательно оборудовано кислородными точками. Если же человеку становится совсем плохо, то его переводят в реанимационное отделение.

В первую волну спали на работе, сейчас этого нет. Появилось некое спокойствие

Попадают в красную зону медики через шлюз. Надевание СИЗ начинается с респиратора. Затем надевают перчатки, комбинезон, щиток или вторые перчатки. В некоторых особо плотных костюмах СИЗ ощущение сауны приходит достаточно быстро, по словам Игоря, он за обход мог потерять 3—4 килограмма.

Однако какая бы хорошая защита ни была, там, где они работают — в красной зоне, концентрация вируса наиболее велика.

— Медперсонал у нас болеет регулярно. Не сразу, но коронавирус подцепили все врачи и медперсонал, в том числе и я. Конечно, старались защититься по максимуму, но таковы реалии. Наверное, через это должен пройти каждый. Другое дело, как ты перенесешь эту болезнь.

— Не страшно?

— Для нас это то же самое, что водить машину: мы же не перестаем садиться за руль после стольких аварий. Волков бояться — в лес не ходить. Тут то же самое. Есть долг, обязанности. В первую волну, когда пошли первые пациенты, опасался за своих домашних, и приходилось спать на работе, чтобы не нести заразу домой. Сейчас этого нет, есть некое спокойствие, знание и уверенность.

Здесь все: и молодые, и привитые, и без хронических заболеваний

В ординаторской несколько десятков дел, а на доске список из пяти фамилий с пометкой «тяжелые». Эти люди наблюдаются несколько раз в сутки, чтобы можно было прослеживать их состояние и оценивать динамику болезни.

— Пациенты, которые переносят коронавирус, в 90% случаев имеют воспаление легких. Коронавирус бьет по легким, отчего страдает их функция, в результате падает сатурация, появляется одышка. Но есть очень много пациентов с обширным поражением легких, и при этом сохранена функция дыхания, сатурация в норме, и они не нуждаются в кислородной поддержке. Есть и те, у кого, наоборот, небольшое поражение легочной ткани, а они уже не могут нормально дышать и нуждаются в кислородной поддержке.

В основном скорые привозят сюда домашних пациентов — тех, кто находился на амбулаторном лечении в жилье на самоизоляции. Иначе, если бы всех коронавирусных больных отправляли в больницы, медицинская система испытала бы колоссальный перегруз. Рабочая смена врача — восемь часов. Столько они проводят здесь, в концентрате коронавирусной инфекции, потом еще несколько часов — в зеленой зоне: надо назначить лечение, заполнить истории болезней, поговорить по телефону с родственниками пациентов, изучить новые рекомендации.

— Не всегда пациент сам хочет ехать в больницу. Человек приходит в приемную, измеряется сатурация. Он без хронических серьезных заболеваний, сопутствующих патологий с избытком массы тела, без ожирения перенесет эту болезнь без серьезных последствий. Если у человека есть сопутствующие болезни, даже если он молодой, то за таким пациентом наблюдать желательно более пристально.

У меня были пациенты, которым поможешь за день-два, собьешь лихорадку, — и они уходили домой долечиваться, они поступили к нам лишь из-за того, что не могли в домашних условиях сбить температуру. Самого долгого пациента не могу вспомнить, так как ковид очень коварен и зачастую мы имеем дело с его осложнениями. Очень часто в организме запускается так называемый цитокиновый шторм — когда иммунитет атакует собственный организм, что запускает, в свою очередь, еще целый ряд патологических реакций, с которыми мы боремся.

С приподнятым настроением Игорь вспоминает, как после длительной болезни он выписал 90-летнюю бабушку, которая вылечилась от коронавируса и смогла самостоятельно дышать. Каждая такая выписка — еще одно торжество и доказательство того, что коронавирус — это не приговор нашим старикам.

— Не всех получается спасти, многие умирают?

— Умирают. Чем тяжелее болезнь, чем больше тяжелых пациентов, тем больше смертей. Преимущественно смерть наступает из-за того, что легкие этих пациентов перестают работать, развивается состояние, которое мы называем ОРДС — острый респираторный дистресс-синдром. С ИВЛ он сможет дышать, без — вряд ли. В последующем может появиться полиорганная недостаточность, когда начинают отказывать разные органы и системы органов: почки, печень, нервная система. Вот с этим крайне трудно бороться. Пациент лежит на ИВЛ либо до выздоровления, либо до летального исхода, но аппарат никто не выключает, даже если его легкие полностью поражены.

Распорядок дня больных в красной зоне

Выспаться здесь тоже не получится: подъем — в полседьмого-семь утра. В это время медсестры берут анализы крови, мочи, биохимию. После этого — завтрак. С восьми до десяти утра начинается обход, который начаться может вовремя, а закончиться — только вечером. Пообщаться с пациентами нам не удалось из-за позднего визита, так что наблюдаем за ними через окно, а о том, как они живут, рассказывает врач.

— На обходе разговариваешь и поддерживаешь каждого заболевшего. К тяжелым пациентам заходишь всегда несколько раз. Во время обхода врач оценивает витальные показатели: уровень сознания, сатурации, измеряем частоту дыхания, сердечных сокращений, температуру и так далее. Иногда достаточно с пациентом поговорить на отвлеченные темы и понаблюдать, как он говорит, чтобы стала понятна степень поражения легких и тяжесть состояния. Оно видно, когда человек весь день лежит на кровати, мало двигается, а разговаривает так, как будто быстро поднялся на второй этаж: одышка, участие вспомогательных мышц в акте дыхания — это значит, что уже есть дыхательная недостаточность.

— Бывает, что человек хорошо себя чувствовал — и ни с того ни с сего умер?

— Да, коронавирус коронавирусом, но осложнения его не менее опасны. К сожалению, часто это тромбоэмболические заболевания. Поэтому пациентам по показаниям назначается профилактическая терапия. 

— Все пациенты без обоняния?

— Первая волна — в подавляющем большинстве случаев, сейчас — 50 на 50. Если раньше потеря способности ощущать запахи и вкусы была стопроцентным свидетельством коронавируса, то сейчас я не могу этого сказать. Бывает, поступают с тошнотой, кишечными заболеваниями, и это тоже коронавирус.

— На еду, наверное, жалуются?

— Наоборот, им не важно, что на тарелке. Когда пациенту плохо, ему не до еды. Если появляются жалобы, значит, они уже в процессе выздоровления. У человека появился аппетит, какие-то чувства — он идет на поправку.

— А в реанимации как едят, моются?

— С помощью медперсонала. Есть те, кто может самостоятельно питаться, а аппаратных кормят через зонд: там идет специальное питание, в котором колбас и котлет нет. Плюс они получают различные белковые смеси, смеси аминокислот во внутривенных инфузиях.

— Почему лежат на животе?

— Это не просто переворот на живот, а специальная укладка — прон-позиция. Она позволяет убрать давление массы тела на легкие, когда вы лежите на спине. Ранее поджатые альвеолы расправляются, начинают участвовать в газообмене. Только одной этой позой можно поднять сатурацию на 5 единиц, ничего не делая, грубо говоря. Но у нее есть абсолютное противопоказание: травма позвоночника. Надоело лежать на животе — переворачивайся на бок или садись в позу мыслителя, работает точно так же.

— Что назначаете пациентам? Коронавирус же не лечится.

— Все же стараемся назначить противовирусный препарат, но тут важны интервалы лечения. Доказана эффективность этого препарата в первые 7—10 суток от начала симптомов. Чем раньше начать принимать лекарство, тем лучше эффект. По строгим показаниям назначаем препараты, угнетающие иммунную систему и обрывающие цитокиновый шторм — тоцилизумаб, левилимаб, олокизумаб, барицитиниб. С целью профилактики вторичных тромбоэмболических осложнений — низкомолекулярные гепарины. Обязательно обильный питьевой режим.

— Когда рядом с пациентом умирает человек, это может сказаться на его выздоровлении?

— Негативно, это крайне тяжело, к сожалению, так происходит, не всем мы можем помочь. Поддерживаешь пациентов своей заботой, отношением, вниманием. Пытаешься это все сгладить, конечно. Тихо и спокойно. Без истерик и паники. Рутинная постоянная работа.

— То есть вы привыкли к смертям вокруг?

— Привыкаешь ко всему, но это всегда непросто. Всегда тяжело, когда ты начинаешь пациенту помогать, что-то делать, но понимаешь, что твои действия неэффективны и тебе нужно переводить человека в реанимацию. Да, переживаешь, ходишь в реанимацию, выясняешь, что там происходит, как его состояние, с благодарностью к реаниматологам и медперсоналу забираешь его обратно и работаешь с пациентом дальше. И испытываешь удовольствие от того, что человека получилось спасти.

Если я то плакать буду, то радоваться — меня надолго не хватит. Мои силы и возможности, мой опыт, мое профессиональное образование будет неэффективным. Поэтому это заставляет быть суровым и несколько черствым. Смерть рядом — это всегда тяжело. Но трезвое восприятие того, что ты должен выполнять свою работу, понимание, что со следующим пациентом у тебя может что-то получиться, заставляет действовать и двигаться дальше. По зову сердца, совести.

— Вы же приходите домой с этими мыслями?

— Мне очень помогает семья. Супруга, которая тоже имеет медицинское образование, прекрасно понимает меня. Все это рассказываешь, выговариваешься и стараешься отвлекать себя, сходить на тренировки, покричать, поорать, выплеснуть из себя это все.

— Как думаете, когда все это закончится?

— Мне трудно сказать, и, честно, уже не важно. Тратить свою энергию, эмоции на обсуждение всех этих дел — не вижу смысла.

---

Точных данных о том, сколько медиков уже переболело коронавирусом, нет. Нет сведений и о числе тех, кто на пике четвертой волны решил уйти в отпуск. Коллег тут не выбирают и не осуждают: времени попросту нет. Зато, если вы назовете любого врача из красной зоны героем, он начнет кривиться и, пожимая плечами, ответит: «Мы просто делаем свою работу».

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by