25 ноября 2020 в 8:00
Источник: Мария Сысой. Фото: автор

Рак в 28. Как это было

Источник: Мария Сысой. Фото: автор

Будет очень здорово, если после этого текста вы, ваши родственники, друзья и знакомые запишетесь на УЗИ щитовидки и другие медтесты. Нацепите маски и сделаете это, не откладывая на потом. Сейчас особенно много чего откладывается, отменяется и забывается — но пусть это будет не здоровье. Для пущей убедительности вот история о том, как у меня в 28 лет совершенно случайно обнаружили рак и что было дальше.

Июньский вечер год назад. Мы усаживаемся смотреть очередную серию «Чернобыля». В это же самое время моя голова наполняется невеселыми размышлениями по поводу полученной на днях новости. Ну и дела: весь мир сейчас мысленно заново проживает тот кошмар, а у меня — как раз — нашли рак щитовидки. Доктора потом скажут, что по времени от Чернобыля слишком далеко и что они не знают причин, но сам факт такого совпадения мне тогда казался просто поразительным.

«Очень хорошие перспективы»

31 мая 2019 года — обычный день, обычное самочувствие. Ничто не предвещает и не беспокоит. Правда, слегка тревожно: за пару месяцев до этого мне впервые в жизни сделали УЗИ щитовидки, и там нашелся узел примерно в сантиметр диаметром. Говорят, они есть у многих, но, если он такого размера, делают пункцию. Отпрашиваюсь с работы, еду за результатами.

Сообщение плохих новостей в эндокринологическом диспансере проходит весьма буднично и эвфемизмами. Слово «рак» медсестра, кажется, так и не произнесла: «Надо делать операцию, девушка, очень выраженные изменения в узле. Вам надо подъехать в 1-ю городскую больницу, там есть городской онкодиспансер». Потом короткий осмотр.

Онкодиспансер!.. Вот же она, иллюстрация устойчивого выражения «Внутри все оборвалось». В обморок я, конечно, не упала, а просто неуклюже спросила что-то вроде «И какие у меня перспективы?». Мне ответили неожиданное: мол, очень хорошие, и «самое безобидное, что есть в онкологии, — это щитовидная железа». И что не надо волноваться.

Так я узнала, что существует безобидный рак. Для человека, который с 2003 года, когда мама умерла от рака груди, думал, что онкология — это приговор, должно было звучать утешающе. Но не звучало.

Тут уже не знаешь, что думать: расстраиваться, что рак, или радоваться, что вообще нашли — потому что проверять щитовидку сама я бы не додумалась. Одна из врачей как-то раз между делом уточнила, делала ли я УЗИ. Нет? Иди сделай на всякий случай. В общем, шутка про недообследованных вовсе не шутка, господа.

Принятие

Эндокринолог в поликлинике, перечисляя список возможных причин появления узла, рак среди них даже не упомянула. И вот я в онкодиспансере. В месте, где все чувствуется на контрасте. На улице — тепло, шумно, беззаботно. Заходишь внутрь — темно, тоже шумно, но очень тревожно. Очень много людей всех возрастов что-то выясняют, ждут, ищут.

Все как в тумане, я просто иду и делаю, что сказали. Это хоть как-то держит в тонусе — наличие четкого плана и сроков, как с обычной рабочей задачей. Сегодня узнаешь, сегодня же записываешься на прием к онкологу — процесс активирован. Недели через две попадаешь к врачу, а еще через две — уже операция. После диспансера я вернулась в офис — не подав вида, украдкой читая статью в «Википедии», где тоже писали, что перспективы хорошие.

Решила почти никому не рассказывать. Почему-то так было легче: не хотелось, чтобы люди вокруг мусолили вот это, знаете, «Она такая молодая…». Первой узнала начальница, но это не странно: мы одного возраста, дружим, ее муж — онколог, и она бы не смогла не заметить моего отсутствия на работе! Большинство из тех остальных, кому я рассказала о своих приключениях, узнавали постфактум при личной встрече — тогда уже мой цветущий вид отметал любые инсинуации.

Кстати, не уверена, что проходила пять знаменитых стадий принятия. По ощущениям примириться с ситуацией было относительно легко. Слезы — конечно, и довольно часто, но вот контрастные душевные метания вроде «Почему я?», «За что?» — такого не было. Просто данность, многие проходят через подобное, все будет хорошо (наверное).

Правда, вечерами страх неизвестности выкручивался на максимум, было очень тревожно. А когда просыпалась, постоянно было ощущение ирреальности: разве все это со мной происходит?

В журналистике был одно время популярен жанр «Испытано на себе». Я, конечно, только спустя время решила, что расскажу эту историю публично, но сразу поняла, что подойду к проблеме именно как журналист. Буду задавать огромное количество вопросов, прогоню по ним каждого из врачей для фактчекинга, найду реальные истории людей, буду запоминать побольше деталей во время лечения.

Истории, между прочим, можно найти в самых неожиданных местах: на сайтах с отзывами. Это там, где делятся впечатлениями о кремах, дезиках и лекарствах от всего. Одна из страниц называлась «Тотальная тиреоидэктомия», то есть полное удаление щитовидки. Чтиво не увеселительное, но меня здорово бодрило. У кого-то был рак, другим удалили по иным причинам, и вторые прямо-таки радовались, что расстались с целым органом: щитовидка у них откровенно шалила.

Но я-то чувствовала себя хорошо! Может быть, чуть больше уставала, иногда голос становился хрипловатым — легко списать на усталость. А может, это и не связано с болезнью? Говорят же, что рак не болит — в этом его коварство.

Раковый конвейер

На приеме у онколога сделали повторную пункцию, подтвердили диагноз и сообщили, что это, скорее всего, первая стадия. То, что мечтаешь услышать, когда у тебя рак. Потом сказали, что лечение — это всегда удаление или части, или всей щитовидки и что в больнице я проведу около недели. Звучит так себе, но хоть без химии!

Молодому человеку рассказала о проблеме буквально за неделю до госпитализации. Он был, как всегда, остроумен и сказал, что я буду как Tesla: меньше деталей — надежнее механизм! И все остальные, кто был тогда в курсе проблемы, реагировали очень правильно: поддерживали, нахваливали, почти не охали и не стали считать меня сахарной. Спасибо вам всем большое, мне с вами правда повезло.

Больница показалась конвейером — и в плохом, и в хорошем смысле. С одной стороны, поток людей всех полов и возрастов: в нашей палате были от 16 и где-то до 70, у некоторых — доброкачественные опухоли. Пациенты очень быстро проходят через конвейер и меняются на новых.

С другой стороны, команда. Хотелось бы, конечно, неинвазивно, но я теперь точно знаю, что как минимум в отделении опухолей головы и шеи в «единице» абсолютно каждый сотрудник — молодец. Завотделением, врачи, медсестры, санитарки — умницы и профи, человечные и спокойные. Огромное вам спасибо.

Я задавала врачам десятки вопросов — они спокойно отвечали. Я попросила, чтобы оперировал определенный доктор — так и произошло (хотя, говорят, что там все хирурги профи). Медсестры и санитарки были внимательны и добры: поили из бутылочки и прикладывали мокрое полотенце ко лбу после наркоза (хотя мы и сами в палате друг другу с этим помогали). И даже говорили комплименты! А еще я, как заправская мещанка, радовалась, что в отделении все довольно прилично: нормального вида палаты, коридоры и была душевая кабина.

Коллегам пообещала работать и из больницы, взяла с собой ноутбук, раздавала с телефона интернет и работала. У этого, кстати, был терапевтический эффект: ты как будто не выпадаешь из жизни, ты в игре, ты контролируешь ситуацию. Это меня успокаивало.

Операция

До этого у меня не было операций и наркоза. 27 июня 2019 года я надела смешные носки с овцами и ждала, когда позовут «перерезать горло». Операция длится что-то около полутора часов, и все считают ее простой. Правда, там рядом голосовые связки, которые иногда повреждают, и тогда временно пропадает голос.

Все прошло хорошо. Даже следующие часов двенадцать, когда нужно лежать на спине, не есть и почти не двигаться, пережила довольно легко. Но, честно говоря, время от времени накрывало чем-то вроде жалости к себе и к нам всем в палате. Дренаж на шее, свежий шов на самом видном месте, женщины вокруг с такими же повязками, и всем больно. И болтать, что-то обсуждать не особенно хотелось.

Было больно поворачивать голову, глотать, а еще первую неделю не удавалось брать высокие ноты. Спишь, ешь, работаешь, принимаешь гостей, смотришь фильмы, как-то изловчаешься ходить в душ с дренажом. Сбегаешь гулять по тепленькому Минску, как только дренаж сняли. Отсчитываешь дни: сняли дренаж, скоро снимут швы, потом выписка.

От постановки диагноза до операции прошло меньше месяца — и за эту скорость и четкость действий еще раз хочется сказать спасибо врачам. Рак щитовидки называют безобидным, потому что в большинстве случаев он развивается очень медленно. Но сам факт — эта дрянь внутри тебя, да еще в таком месте — очень пугает.

При выписке мы подробно обсудили все с доктором, который меня оперировал. Разумеется, с длиннющим списком вопросов: что можно, что нельзя, что дальше. Оказалось, мне можно и солнце, и лазерную эпиляцию, и заводить детей. Я еще говорила слабеньким голосом и боялась повернуть голову в сторону, а доктор заявил:

«Мы говорим про полное выздоровление организма — вы больше про эту болезнь не вспомните, как про аппендицит. Вы полностью функциональный здоровый человек. Здо-ро-вый». И я охотно в это поверила. Артур Михайлович Писаренко, спасибо вам большое!

Шрамы украшают

Рак был в первой стадии, без метастазов. Но вот тут удивительное дело: мне сказали, что могло пройти от 2 до 4 лет с момента его зарождения. Вот об этом думать до сих пор страшно. А что, если бы нашли позже?

Функцию щитовидки замещает одна маленькая таблетка в день. Каждый день утром, за полчаса до еды. Так странно и глупо, но в какой-то момент это меня так расстроило: каждый день напоминание о болезни и вот это драматичное словосочетание «жизнь на таблетках».

Потом вспоминаешь о том, что чистить зубы тоже надо каждый день, и низводишь прием таблеток до ранга стандартных утренних ритуалов.

Еще в первое время падает уровень кальция — я восполняла его почти год. Стала более вспыльчивой, выпадали волосы (не очень сильно) — врачи сказали, что все это неудивительно, так и должно быть и это пройдет.

Самый большой дискомфорт, конечно, был от шрама. Почти год в этом месте шея была онемевшей. Впрочем, это почти не чувствовалось, пока не дотрагиваешься. Просто мажешь специальной мазью и забываешь о том, что он есть.

Почти сразу решила не стесняться шрама и не скрывать его одеждой. Доктор сделал чудесный шов, который со старта никто или почти никто не замечал (или это белорусы, оказывается, такие тактичные?). Долго шрам краснел тонкой полосой, а сейчас посветлел, сгладился и стал гораздо незаметнее.

Радиация не чувствуется, и это очень странно

Через несколько месяцев после операции нужно было снова лечь в больницу — на радиойодтерапию. Это длится примерно четыре дня: глотаешь капсулу с радиоактивным йодом, живешь безвылазно в боксе, активно излучаешь — но не добро. Суть в том, что в организме даже после самой филигранной операции остаются ткани щитовидки — и от них лучше избавиться. Ткани по привычке накапливают радиоактивный йод — и от него разрушаются. Гениально!

Правда, перед этим нужно пройти гормональный «детокс»: на месяц перестать принимать свою таблетку, чтобы возник дефицит и от этого остатки щитовидки лучше захватили йод. От этого становишься слабее, раздражительнее, больше устаешь и весишь.

Так что даже хочется быстрее в радиологический корпус «единицы». Он достоин всяческих похвал: новый, технологичный, чистенький. Палаты вообще шик! Видно, что о «затворниках» хотели позаботиться: есть не только душ, но и плоский телик с полусотней каналов, какое-то чтиво и даже большая умиротворяющая картинка с белорусским пейзажем на стене.

Вместе со мной на радиойодный конвейер зашел целый срез общества: девушка лет 16, мужчина за 30, женщина под 40 и дедушка за 65. Нас по очереди заводили в кабинет, извлекали из спецконтейнеров пилюли и с очень строгими инструкциями давали проглотить. Затем мы разбрелись по палатам.

Четыре стены, над дверью глазок камеры. Телефон в пленочке — не уверена, что это достаточная защита от радиации, но так рекомендовали — а многие еще и зарядочку заботливо оборачивали. Оглушающий звук спуска воды в ванной — все радиоактивные отходы низвергаются в подземные хранилища, где держатся до распада.

«Подавленность» — вот, наверное, самое подходящее к ситуации слово. Слабость, тошнота, очень-очень много воды для ускорения вывода радиации, больничная еда, которую я по большей части игнорировала. Зацикленный Euronews, отвратительные остальные телеканалы — несмотря на то что их 50. Работать было тяжелее. Сама же радиация никак по-особенному не ощущалась: ни запаха, ни привкуса, ни оригинальных симптомов. Как же это было странно! Наконец, на четвертый день ты уже почти не излучаешь и тебя можно выпустить к людям.

Вышла из больницы и поняла смысл еще одной идиомы — про «пьянящее чувство свободы». Дышала — и голова кружилась от свежести воздуха и от того, что все кончено (ну почти).

Неделю лучше близко ни с кем не контактировать — пришлось отселить кошку на кухню, чтобы не лезла по ночам лежать рядом. Большинство вещей, которые были со мной, оставила в палате, а остальное, как порекомендовали, на месяц закинула на балкон. Радиойод нужно будет повторить еще раз через некоторое время. После такой процедуры год нельзя заводить детей, хотя самочувствие довольно быстро приходит в норму.

Что я поняла

Эта история подарила мне много дней тревоги и необъятное количество минут мрачных размышлений. Десятки анализов и визиты в такие кабинеты, в которых я бы хотела никогда не побывать. Шрам и право получить III группу инвалидности. Кстати, им я не воспользовалась, ибо получить внятный ответ о том, что это вообще даст, не удалось ни в диспансере, ни и у Минтруда и соцзащиты. Пламенный вам привет.

Что сейчас? Самочувствие вполне себе прекрасное, вес в порядке, анализы тоже, простужаюсь не чаще, чем обычно. Пожалуй, быстрее утомляюсь. Исправно чекаюсь в онкодиспансере (первый год — каждый квартал, дальше — раз в полгода), исправно захожу в кабинеты с четкими вопросами, исправно интересуюсь, не пропить ли мне еще каких витаминов. Появилась хорошая привычка: обязательно раз в полгода наведываться к гинекологу, бывать у дерматолога и делать разнообразные УЗИ.

Вообще-то, крутого мотивационного спикера из меня бы не вышло: не могу сказать, что рак настолько перевернул мою жизнь, что теперь я каждый день проживаю максимально продуктивно, с чувством приятного удивления и исключив из рациона чипсы. У меня в жизни сейчас почти все как до болезни. Правда, теперь я при случае люблю поагитировать за регулярные визиты к врачам — то, чего раньше сама не делала (и вот). Отношусь к себе внимательнее, а к этой болезни — гораздо спокойнее, чем раньше. Вокруг появляется все больше историй о том, что рак не приговор. Это правда, и это важно знать.

Просто обследуйтесь, пожалуйста. Док просил передать, что УЗИ щитовидки — раз в год!

Читайте также:

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш Telegram-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by