Поколение «А.»

Павел — реальный гомельчанин, и имя настоящее. По молодости слушал транзистор на круглых батарейках, пил с дружками азербайджанский портвейн «А.» (название, наверное, нельзя писать), еще у него были брюки клеш (это название пока вроде разрешается), черно-белые карты с дамами и прозвище Павлин (ну Павел же). В семидесятые полагалось иметь такой инвентарь. Потом он стал алкоголиком, это как-то связано с клешами.

Теперь-то Павел вообще бросил. Носить клеш. И спиртное сразу отпустило. Ну и кодирование, видимо, помогло. Ему уже за 60, у него нормальная профессия, взрослые дети в нескольких странах и вторая жена в Гомеле. В смысле он женат второй раз. Первая тоже почти простила. Времена, когда на земле царили динозавры и портвейн «А.», вспоминает с неподдельной теплотой. Нет, возвращать не надо, но, говорит, «в них был такой страшноватый стиль».

Этот человек нужен нам как эксперт. Он охотно и с видимым удовольствием рассказывает об эпохе портвейна «А.». Славянскому речевому аппарату удобнее называть этот напиток «Как дам».

— Первую бутылку мы, малые, украли у какого-то пьяницы, — Павел непроизвольно расплывается в улыбке, вспоминая социалистическое детство. — Как сейчас помню: он спал в траве у пятиэтажек на улице Механизации, могу место показать. Тогда там хорошо было пьяным валяться. Бутылка неполная оказалась и заткнута целлофаном каким-то. Нам лет по 15 было. Попробовали: сладенькое! Да какие стаканы, тогда не было стаканов — из горла нахлебались в сосоннике (популярный парк в Гомеле, он есть и сейчас; а улица Механизации — теперь Волгоградская. —Прим. Onliner). Вроде бы и не допили. Даже не знаю, действительно опьянели или друг перед другом выпендривались — что-то там изображали, шатались. Нет, совсем плохо не было, но и кайфа особого не поймали. Вкус этот гадский долго во рту стоял. Да до сих пор стоит. Вкус детства.

Со временем именно «А.» по 2,02 рубля за 0,7 литра стал важной частью рациона Павла и друзей. Его даже не всегда чем-то заедали. Чаще запевали — специальными песнями под фанерную гитару.

—«Где-то на Севере диком, в краю одиноком холмик стоит, а на холмике крест небольшой…» — ну и так далее, — наш эксперт вспоминает рацион, то есть репертуар. — …Вот пока ты не спросил, я и не знал, что помню такое. Там про какого-то Седого, его конвой потом убил.

Дефицит был на что угодно, только не на «А.». Портвейн этот в эпоху Павла незыблемо стоил 2 рубля 2 копейки. На самом деле 2,02 рубля в СССР — это серьезные деньги, нельзя сказать, что прямо дешевка. Пломбир — 20 копеек. Коржик — 8. Троллейбусный билет — 4. Зарплата — 162 рубля.

Рассказ закодированного. Мы поинтересовались, работает ли популярная антиалкогольная методика

— Пока в школе и путяге учились, сдавали бутылки (лимонадная — 20 копеек, их не так уж сложно было набрать). Говорили, что покупаем папке, нам тетя и давала. Ну почти всегда. Была, правда, одна вредная… Но в основном тогда люди верили друг другу, — огорчен нынешними недоверчивыми временами собеседник.

Павел говорит, что тогда все происходило беззаботно и непринужденно. Пьяницами ни он, ни друзья себя не чувствовали. Молодые веселые организмы легко переваривали эту жидкость. Она, наверное, переварила их.

Потом был трехлетний перерыв на время флотской службы, там пить портвейн не разрешили. Павел говорит, это неудобство пережил легко, ломки не было. Просто потом на гражданке вернулся к прежнему пристрастию.

— Ну друзья, веселье, прибаутки эти про литробол — как не пить? Скажут, больной. Я натренировался так, что мог в один глоток выпить 0,7, — утверждает Павел. — Периодически выступал с этим номером на заводе. Выгодно: мужики скидывались, чтобы посмотреть, радовались. От бутылки я и не пьянел особо. Это ж не водка. А я вон какой здоровый.

Такая сверхспособность позволяла сильно экономить. Тем более что она распространялась и на другие «шмурдяки» похожего формата.

Удивительно, но Павел во многих случаях в мельчайших подробностях помнит, сколько и чего взяли «на рыло» — хотя прошли десятки лет! А в привязке к этим сведениям всплывают уже и даты, другие обстоятельства. Алкогольная память — чрезвычайно интересный механизм.

— Теперь я понимаю, что тогда уже подсел. Но в то время ничего подобного не чувствовал. Ну классика, это у всех так. Каждый день с коллегами ждали момента, когда уйдем из цеха, заранее запасались винищем этим, яблочко какое-то приносили… У нас кустик специальный был — теперь там парковка. Настроение улучшалось, радостный такой становился.

Павел не припоминает на этом этапе каких-то особых пьяных приключений. Говорит, спокойно добирался до дома, там была какая-то семейная жизнь, дети с дневниками. Да и денег хватало, не голодали.

Настоящие приключения начались позже, когда постепенно перешел на «тяжелый» алкоголь.

— У меня это очень плавно произошло, думаю, почва была подготовлена. Раньше-то я и не пьянел особо, наверное, комплекция сказывалась. А водка нормально так подействовала. Ниже плинтуса я оказался, наверное, меньше чем за год, — Павел говорит уже не так задорно.

Не хочет не столько рассказывать, сколько вообще вспоминать. Говорит, семью фактически потерял. С работы прогнали (да потом и остальных сократили).

— Хорошо, что до уголовщины не дошло — это потому, что я везучий, — к мужчине возвращается чувство юмора. — В девяностые траванулся сильно. Про меня вроде бы даже в газете написали. Не называли конкретно, но я понял, что про меня: статья была про пострадавших от суррогата. Все просто произошло: купил с рук бутылку у автовокзала. Еще когда болтал ее, чтобы «джина» проверить, заметил, что пробка протекает. Но уже не до того было. Проснулся под капельницей.

Детали этой мутной истории Павел вспоминать не хочет. Но при первой возможности снова напился (нормальной водки) — говорит, все равно уже было, за жизнь не цеплялся, а наоборот.

Впрочем, это уже не про «чернила». Больше десяти лет мужчина спиртное видеть не может. Запах и пьяных не переносит физически. Говорит, не наврали про кодирование. Свои алкогольные практики определил так: «Опыт ценный, но лучше б его не было».

— Стал бы я пьяницей, если б не та первая бутылка? Думаю, да, просто обстановка располагала.

— Ну некоторые не стали.

— — Молодцы, чо.

Яблочко к ягодке

В начале было так называемое «плодовое крепленое ординарное вино» — так это официально называется.

Норматив такой: доля этилового спирта — от 13%, из них не меньше 5% должно образоваться «в результате спиртового брожения плодов и ягод или плодово-ягодного сусла». Остальное можно долить ректификованным спиртом.

В дальнейшем некоторые производители и маркетологи серьезно поигрались с терминами, чтобы обойти локальные запреты на «чернила». Так возникали «улучшенные» напитки и прочие юридически выверенные метафоры. Но потребитель всегда сердцем распознавал старые добрые «чернила» — хотя и доказать ничего не мог, да ему и не надо. Формально это уже не плодовое крепленое, а что-то более возвышенное. Цена, цвет, вкус и психотропный эффект примерно те же.

Вышеупомянутому Павлу повезло (он же везучий): в основе его портвейна хотя бы был реальный виноград. Теперь и черная смородина — успех. Мы, правда, не видели, что там с набродом, но не станут же виноделы врать… И все же, как ни набраживай, как ни выговаривай на французский манер слово «купаж», получается старый добрый компот из сухофруктов, смешанный со спиртом. В лучшем случае. И все это легально, в огромных объемах. Только этикетки надо замазывать, это здорово помогает.

Из хорошего: такие напитки послужили толчком для появления красивых слов:

• компотина;
• бормотуха;
• «чернило»;
• плодово-выгодное;
• червивка;
• бырло;
• чарлик;
• шмурдяк.

Названий, конечно, больше, в разных местностях есть локальные варианты. Просто поделитесь в комментариях, мы дополним список.

В то же время ни у кого же не повернется язык назвать благородным словом «червивка» современные коктейли на основе условного «юпи» и максимально дешевого спирта. Они, кстати, калечат и без того больную «чернильную» отрасль, развращая некоторых производителей (и потребителей).

Тут вспоминается притча о жабе и гадюке.

Белорусы разлюбили «чернила»? Да ладно!

Как ни удивительно, предприятия, изначально заточенные под дешевые вина и винные напитки, далеко не всегда чувствуют себя хорошо. Некоторые долгими годами ходят в банкротах. Другие перестали существовать как самостоятельные единицы: их упразднили или повесили на шею более крупным (в качестве филиалов). Те тоже не могут дышать.

Потребление падает! Вот данные Белстата о том, как белорусы пили и пьют плодовые вина.

Немного перевернем цифры для наглядности.

• В 2011 году на каждого белоруса, включая младенцев и трезвенников, приходилось 18,5 литра (27 бутылок по 0,7 л).
• В 2018-м — гораздо меньше — 7,1 литра (по 10 бутылок).

Но пить же все равно что-то надо! Куда подевались остальные бутылки? Позже мы поймем, стали ли белорусы меньше пить.

Неподходящее время

Один из титанов в белорусском море плодово-ягодных напитков — Гомельский винодельческий завод. Сейчас титан хворает, но борется за жизнь. Это могучая и древняя организация (скоро стукнет 100 лет), у нее филиалы по разным райцентрам. Конечно, хочется посмотреть производство, поспрашивать, послушать про качество. Посмотреть, как идет знаменитый наброд…

Но здесь пока решили воздержаться от общения. Реклама — запрещена, антиреклама — не нужна. И вообще, «время неподходящее».

Обращаемся к открытым источникам. Пять лет назад предприятие объявлено банкротом. Началась экономическая санация, ее продлевали — в итоге пока крайний срок выздоровления или эвтаназии отодвинут на 6 января 2023 года.

Смеха тут мало: 99,95% акций предприятия принадлежат государству (напоминаем, это не какому-то абстрактному органу, а всем нам, лично).

Лишь бы не курили

Недавно случился трогательный жест. Тема для комикса: «чернило» спасает жизни. Суть в том, что МЧС стало размещать на гомельской (а также чечерской и рогачевской) продукции значок про «куришь в постели — умрешь». Наверное, этот кружок спасет немало внимательных читателей этикеток.

Логика МЧС понятна: многие из уснувших с окурком (навсегда) были пьяны. Если исключить хоть один фактор (курево, постель, вино), то это плюс сколько-то процентов к жизни.

Получается максимально точное попадание в целевую аудиторию: многие персонажи сводок покупают именно такую продукцию. И по просмотрам статистика получше, чем в иных модных Instagram: тираж кружочков — 20 тыс. С параметром «дочитываемость», правда, могут быть сложности.

Оттенки «чернил»

А чего мы, собственно, так разволновались? В философском смысле — какая разница, чем напиться? В конечном счете важен же «тротиловый эквивалент». Ну просто «чернил» придется проглотить побольше… В то же время наркологи твердят, что есть, есть разница! При СССР они даже знали официальный термин — «суррогатный винный алкоголизм».

Чтобы узнать про эту специфику, отправляемся в Гомельский областной наркодиспансер. Здесь заведует диспансерным отделением психиатр Игорь Луханин. У него спросим.

Так получилось, что диспансер — одно из самых красивых зданий города (1909 год постройки). На стене остались выбоины — говорят, не то от снарядов, не то крупнокалиберный пулемет поработал.

Еще из повреждений — современная пристройка.

Древние кирпичи в торце густо расписаны более поздней графикой пациентов — тоже уже почти история, надо беречь.

Простите, не удержались. Но мы не за кирпичами пришли.

Луханин очень интересно рассказывает про то, как обнаружить неявную зависимость. Никакой химии или мудреных фокусов. Несколько незамысловатых с виду фраз — и натура алкоголика лезет наружу в виде характерных жестов, румянца, блеска в глазах, прочих шаблонных реакций организма. Такое не спрятать, не проконтролировать.

Но это общая практика. А что там с «чернилами»?

Игорь Луханин дает краткое введение в тему. Чтобы выяснить, почему люди выбирают именно такой алкоголь, надо понимать исторически сложившуюся эстетику его употребления. Во-первых, этикет предусматривает определенные места: ну не дома же за столом это пить. Закоулки, лестничные площадки, пустыри, парки — нормально. В песочнице и на спортплощадке — допускается.

— В определенных точках в конце рабочего дня собираются люди, — Луханин периодически видит этот контингент не только в своем кабинете, но и на месте потребления. — Совершенно необязательно это классические маргиналы, как их принято изображать. Нормальные работающие люди.

— Разве водку не логичнее пить? В «тротиловом эквиваленте» она эффективнее… — мы пытаемся понять, как работает мозг человека, решившего купить «компотину».

— Разве? А цена? Это играет роль, видно по спросу в торговле. Иначе бы не производили. Кроме того, в обществе выработаны довольно конкретные традиции употребления крепкого и относительно дорогого алкоголя. Это какие-то важные события, праздники и так далее. А если надо отметить конец рабочего дня? Тут как раз используется что-то попроще.

То есть цель — с наименьшими затратами довести себя до определенного состояния. И как раз плодовое вино наиболее точно подходило: доступность по цене, достаточная крепость, быстрый эффект…

Луханин перечисляет и другие важные факторы популярности: такой напиток не требует какой-то особой закуски, всяких церемоний — наливай да пей.

Есть и другие важные факторы.

— Многие из тех, кто выбирает винные суррогаты (а это именно они, как ни называй), уже имеют алкогольную зависимость, — Игорь Луханин объясняет, как устроено поведение потребителя. — А одна из тенденций в средней стадии зависимости — это снижение переносимости алкоголя. Крепкий алкоголь тягостно переносится, вызывает тяжелое похмелье. А вот это «вино» дает желаемое опьянение, купирует абстиненцию.

Это поняли: житейская и физиологическая логика есть. Что с влиянием на организм, психику? Луханин ссылается опять же на советские исследования:

— В прошлом веке раздельно исследовались категории зависимых людей: те, которые употребляли крепкие напитки, и те, которые пили вот эти низкосортные суррогатные вина. И что вы думаете? Вроде же и те и другие больны алкоголизмом… Но количество мозговых катастроф, психозов, белых горячек у второй категории было в два раза больше!

Причем вина в те времена пусть и считались низкосортными, но это были какие-никакие настоящие вина брожения. Сегодня то, что называется «чернилом», — это спирт невысокого качества, чем-то закрашенный. Это не вино.

— Стойте, как не вино? По правилам ягоды-фрукты обязаны же дать какую-то долю собственного спирта… Вот уже и вино формально, — мы начитались нормативных документов.

В ответ Луханин просто предлагает вспомнить, когда мы в последний раз видели очереди из грузовиков с яблоками перед винзаводом. Действительно, недавно можно было наблюдать это величественное и ароматное явление в центре Гомеля каждый сентябрь. Ну как недавно… Пытаемся вспомнить — выходит, что в 2013-м. На фото — минутка ностальгии.

Ладно, наверное, мы просто не заметили (семь лет). А смотреть производство «не время». Но почему вообще крепленые напитки должны бить по голове сильнее, чем натуральные? Спирт и там, и там…

— Удивительное дело: в случае «естественного» брожения спиртовые ингредиенты в природной увязке с сивушными маслами препятствуют одномоментному проникновению в клетки этилового спирта в особо токсичных количествах, — так объясняет Игорь Луханин. — Простыми словами, делают этот процесс постепенным. Нынешний низкосортный спирт — результат ректификации, там нет этих увязок. И токсический эффект гораздо сильнее. Этим и обусловлено повышенное количество белых горячек. Алкогольные психозы в этом случае в два раза чаще дают осложнения, приводящие к смерти, алкогольной деменции, отеку мозга и так далее.

— Выходит, брежневские алкоголики были здоровее нынешних?

— Скажем так: наверное, тогда напитки были менее токсичными. Хотя все это условно… В любом случае суррогатными винными напитками человек убивает свое здоровье быстрее.

Запрещать, как мы помним, нашим людям ничего нельзя. Помним времена, когда тянули в рот всякую гадость (тот же эксперт Павел). Разрешать тоже нельзя. Что делать?

Луханин про запреты и маркетинг говорить не хочет: не его епархия. Говорит, что, как врач, просто придерживается позиции ВОЗ: алкоголь должен быть для потребителя максимально далек и дорог. Но постепенно: вековые традиции все равно не сломать.

Но мы же смотрим статистику: с 2011 года стали пить в четыре раза меньше плодового вина. Значит, и «чернильных» алкоголиков должно стать меньше.

Завотделением настроен скептически: «чернильных», может, и меньше, а в общей сложности — нет. Может, просто мигрировали в другие категории. Более токсичные. Но никуда не делись.

Почему мы об этом пишем

Читайте также:

• Сумка с конечностями в Свислочи, тело ребенка в холодильнике и 155 ударов. Как алкогольная эпидемия в Беларуси принимает чудовищные формы
• Проект «Бухло». Что и как пили белорусы
• «А в день зарплаты под магазином валяются». Репортаж из глубинки, где пили и будут пить
• Отсидевший в ЛТП Сергей: трудясь по 8 часов в день, за год я заработал около $10

Хроника коронавируса в Беларуси и мире. Все главные новости и статьи здесь

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Самые оперативные новости о пандемии и не только в новом сообществе Onliner в Viber. Подключайтесь

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by