«Государство выступает за развал семьи?» Версия отца ребенка

Виталий познакомился с будущей мамой своего ребенка в 2017 году. Мужчина живет в городе Узда, содержит агроусадьбу. Однажды туда пришли гости, среди которых оказалась и она. Девушка понравилась Виталию, отношения завязались быстро. Так сложилось, что и у нее, и у Виталия уже были дети от первых браков. Вторая сторона конфликта не желает публичности, поэтому назовем ее Марией.

— Моя дочка постарше, ходит в 6-й класс. Мы живем с ней вдвоем, — начинает Виталий. — Когда я познакомился с Марией, то понял, что это мой человек. Начали общаться, встречаться. Она нашла подход к моей дочери — этим тоже подкупила. И я с ее дочерью начал выстраивать отношения. Буквально через два месяца я уговорил Марию с ее ребенком переехать из Минска ко мне в Узду.

Так пара стала жить вместе. Дети пошли кто в школу, кто в сад.

— У меня вообще голова отключилась, думал только о хорошем, — вспоминает Виталий. — Потом уже началась немножко другая жизнь, страстные отношения сменились на более житейские. Надо сказать, что у нас с дочкой всегда были очень близкие отношения: мы обнимались и говорили, что любим друг друга. Для нее было в порядке вещей подойти ко мне в любой момент, обнять и сказать что-то хорошее. После нескольких таких случаев Мария заявила, что это не совсем правильно, у них в семье так не принято. Мне кажется, она начала ревновать. Сказала: «А что, моя дочка будет смотреть на это?» Я предложил решить этот вопрос: сказал, что буду обнимать и ее дочку и говорить, что люблю ее. Хотя у нее есть свой папа, и она меня близко не подпускала.

Бывший муж и отец ребенка Марии, кстати, тоже жил в Узде. Он общался с дочкой, все было хорошо, никто не сопротивлялся.

— Мария сказала, что нужно решить вопрос с ее и моей дочками, потому что ей это не нравится. Но я не понимал, как это решить: дочь взрослая, ей часто не хватало мамы, мы всегда были вместе… И я почувствовал преграду и что наш союз быстро скатывается в непонимание и недоговоренность. Когда предлагал ей поговорить, она не соглашалась. А я не мог угадать, что нужно делать. Мария стала игнорировать мою дочь.

Такие отношения между парой продлились недолго — примерно два с половиной месяца. К концу осени Виталий сказал Марии, что ничего не получится.

— Я извинился, что выдернул ее и ребенка из Минска. Сказал, что у нас совсем ничего не ладится — нужно расставаться. Она погрустила, а через несколько дней я отвез их в столицу, — вспоминает он.

Спустя две недели после расставания мужчине позвонила подруга его бывшей сожительницы. Сообщила, что есть подозрения на беременность Марии. В итоге это оказалось правдой.

— Детей я очень люблю, но ситуация оказалась непростая, ведь мы уже расстались. Исходя из прежнего опыта, я знаю, что жить вместе только ради детей не стоит. Приехал к ней поговорить и сказал, что я за рождение ребенка, но мы вряд ли будем жить вместе. Заявил, что буду помогать и хочу видеться с ребенком. Свою ответственность я принимаю полностью: я виноват, что мало поддерживал ее во время беременности.

Виталий рассказывает, что через подругу Марии пытался узнать, как у нее протекает беременность, но получить информацию было очень сложно. В июле 2018-го родилась дочка — Мария дала ей имя и присвоила фамилию своего первого мужа. Все это происходило без участия Виталия, как утверждает он.

— Месяца через полтора я приехал в Минск, нашел их — они гуляли на улице с коляской. Дал какую-то денежку, Мария молчаливо разрешила мне покатать коляску. Позже они приехали в Узду, сняли там квартиру. Я обрадовался, что дочка будет рядом. Мы виделись с ней регулярно, гуляли. Правда, происходило все так: Мария оставит нас в зале, а сама на кухню — все это делала молча. А потом она услышала мой разговор с дочкой от первого брака по телефону и обиделась, якобы я старшую люблю больше. И сказала больше не приходить. Я вспылил: мол, при чем здесь моя старшая Марина? Но с того времени дверь в их квартиру была для меня закрыта.

После этого, говорит Виталий, он не мог видеться с младшим ребенком. На тот момент у мужчины даже не было доказательств и документов, что он отец. Начались судебные тяжбы. Первый суд (узденский) принял решение, что Анна (имя девочки изменено по просьбе ее матери) — действительно дочь Виталия.

— Тест на ДНК Мария делать не захотела, хотя я просил. У нее есть такое право, — говорит он. — Но несмотря на решение суда, видеться с дочкой она мне все равно не разрешала.

Тогда мужчина снова пошел в суд, чтобы получить официальное разрешение видеть своего ребенка. Суд постановил: Виталию можно навещать дочку пару раз в неделю по четыре часа. К тому времени его бывшая избранница забрала Аню и вернулась в Минск.

— После переезда она подала жалобу на решение узденского суда, что время посещения попадает на часы сна ребенка и что она не согласна с постановлением. Опять месяцы ожидания, дочку не видел, ребенок рос без меня… Пришло время — областной суд поддержал решение районного и добавил мне полномочий: согласно его решению, я мог видеться с дочкой без присутствия Марии. Дни и время для встреч остались прежними. Я был счастлив.

Но радость продлилась недолго: мужчина не мог дозвониться до своей бывшей подруги. Он считает, что она заблокировала его номера. Попробовал приехать, встретил на улице, принес решения судов.

— Она ответила, что решение не вступило в законную силу. Ладно, приехал через 10 дней, но все равно меня никто не пустил. Я обратился в милицию, они это зафиксировали. Документ отправили в отдел принудительного исполнения.

Там завели исполнительное производство и начали работу. По документам это выглядит так: специалисты назначают день, когда Виталий вместе с милицией и представителями органов опеки приходит к своей дочке. Вся компания пытается добиться встречи отца и ребенка.

— Но Мария никого не впустила, а это уже административное нарушение. В таком случае отдел принудительного исполнения отправляет документы в суд. Но перед этим я попробовал услуги медиатора — конечно, все оплатил сам. Полтора месяца специалист связывался по телефону со мной и Марией и договаривался о нашем соглашении. Ему удалось начать с ней диалог, и она выставила свои требования ко встречам: один час в неделю, во вторник после обеда — примерно с 18:30 до 19:45. И только на улице, только в хорошую погоду и если ребенок не капризничает. Я сначала не соглашался, мне это показалось странным. Потом в службе принудительного исполнения сказали, что видят двух сражающихся людей, для которых ребенок не важен. Спустя время я согласился: хоть на этот час я приближусь к дочке… Я же ее и в глаза не вижу.

После этого, говорит Виталий, он приехал на встречу с медиатором и Марией — привез коляску, детский велосипед. Женщина вышла вместе с ребенком.

— Она подошла, передала мне дочку в руки и сказала: «У тебя есть 10 минут, чтобы ты наладил отношения. Если не получится, я ухожу». Как можно наладить отношения за такое время? Я не видел ребенка девять месяцев — в ее глазах я просто какой-то дядька… Мария пошла с коляской вокруг дома, я — за ними, пытался как-то развлечь дочку погремушками. Был рад, что хотя бы вижу ее. Потом Мария ушла домой.

После этого Виталий позвонил медиатору и рассказал о произошедшем. Тот уговаривал попробовать встретиться еще раз — через неделю. Но ситуация, говорит мужчина, повторилась. Медиация не состоялась.

— Отдел принудительного исполнения передал одно дело в суд. Меня туда не вызывали, но я приехал. Суд вынес решение, которое меня сильно удивило. Нарушение со стороны Марии признали малозначительным и прекратили производство. То есть если мама не хочет, то я никогда никак не увижу своего ребенка? Получается, государство выступает за развал семьи и приветствует ситуацию, когда у ребенка будет один родитель?

Виталий написал жалобу, но ему отказали. Причина в том, что он был свидетелем на предыдущем заседании (заявителем был отдел принудительного исполнения), поэтому обжаловать принятое решение он не имеет права.

— А в отделе принудительного исполнения мне сказали, что жалобу должны писать не они, а именно я. Дела растянулись на месяцы… Но, как я вижу, человек решил, что у ее ребенка не будет отца, и никакими путями я не могу увидеть свою дочь. Мне сказали, что я первый, на ком нужно менять законы, — говорит Виталий. — Своей вины я не отрицаю: наши с Марией отношения к этому привели. Но дети от этого страдать не должны.

«Я пыталась как-то договориться, но он не соглашался». Версия матери ребенка

У Марии (напомним, имя женщины изменено по ее просьбе) другой взгляд на ситуацию. Минчанка рассказывает, что не жила с Виталием и никаких отношений с ним не имела — просто получилось, что забеременела.

— Биологический отец ребенка жалуется везде, но проблему не решает. Также у нас были неоднократные протоколы и судебные заседания. Он уверен, что я нарушаю решение суда, но ни одного судебного заседания после этого он не выиграл. Я ни разу не получила штрафа за нарушение по административной статье. На последнем заседании, которое было в апреле, я доказала, что в заявленный им день (в феврале) он не приезжал к нам. В моем доме ведется видеонаблюдение, записями я доказала, что Виталия у нас не было. Сам отец усугубляет ситуацию, чтобы не видеться с ребенком, — считает Мария. — Он приезжает — ребенок спит. Мой отец — собственник квартиры — против того, чтобы Виталий Протасевич в ней находился. Человек ведет себя агрессивно, моя старшая дочь давала показания милиционеру, что боится его, потому что он при ней ударил мою сестру.

По словам Марии, сейчас она обеспечивает себя и детей сама, 120 рублей алиментов получает от Виталия раз в месяц.

— Хотя я и выигрываю суды, мне все это надоело. Я хочу уделять время своим детям. Поэтому недавно я сама подала иск на изменение графика общения отца с ребенком с сентября. В десять утра дочка кушает и ложится спать, я даже снимала это на видео. Ну вот такой у нее режим, меня он тоже устраивает. В иске я прошу суд изменить график с учетом режима дня ребенка, мнения собственника квартиры и того, что я планирую водить дочку в сад осенью. Я прошу первую — третью субботу месяца, а также первое — третье воскресенье месяца с 16:00 до 18:00 без присутствия матери, но в присутствии детского психолога. Это связано с тем, что у нас непростые отношения с этим отцом ребенка. Мое личное мнение, что он все планировал по-другому. Когда я забеременела, от меня все отвернулись, он повел себя некрасиво. Я осталась совсем одна, но не пала духом: продолжала работать и снимала квартиру. А Виталий мне говорил, что ребенок — это мой облом. И что придет время — я буду ползать перед Протасевичем на коленях. Но спустя время мы от него совершенно не зависим. На мой взгляд, человек желает власти, а ее нет. И он просто мстит, — считает женщина.

Она говорит, что после подписания медиативного соглашения на встречи Виталия с его дочкой давала им 20, а не 10 минут, потому что ребенок «не шел к нему» и начинал плакать.

— Я пыталась усадить дочку в коляску, пустить ее побегать… То есть действительно старалась ее как-то вручить ему или пустить на землю, чтобы она отвлеклась. Но она не уходила от меня вообще, просто вцепилась в меня, и все. Ребенок весит 12 килограммов — носить ее долго мне тяжело, поэтому через 20 минут я предупреждала Виталия, что ухожу. Я пыталась как-то договориться, но он не соглашался. Говорил, что нужно исполнять решение суда. Но это не так просто, потому что ребенок к нему не идет, — говорит она.

По словам Марии, с отцом своей первой дочери они хоть и не живут вместе, но и не ругаются. Девочка ездит к нему в любое время, когда захочет. Также отец ее первого ребенка постоянно отвозит их на дачу и забирает обратно, всячески помогает. С Виталием так не получилось.

— А когда я на суде предлагала ему видеться с дочкой на выходных, он не соглашался: его старшая дочь ревнует. Мне кажется, он хочет, чтобы его пожалели, а я почувствовала свою вину. Но я считаю так: сделай что-нибудь, что может поменять ситуацию. Эти жалобы, в том числе в ваше СМИ, я не считаю мужским поступком. Кто прав, а кто виноват, здесь неясно. Но по крайней мере все, с кем я общаюсь, на моей стороне. Даже те люди, которые участвуют в этом процессе. Вы можете узнать мнение ОПИ Фрунзенского района, лично ко мне они очень хорошо относятся. Да, я говорила на суде: будь у меня возможность, я бы запретила дочери общаться с Виталием, но ребенок выберет сам. Вместе с тем я палец о палец не ударю, чтобы помочь этому человеку после всех его действий и поступков. Тем более дочку я поднимала сама, он ни капли мне не помогал. Алименты платит, наверное, только восемь месяцев, хотя ребенку скоро исполнится 2 года. Платит только по 120 рублей в месяц. Где он был тогда, когда я просила помочь? — говорит она. — Я не понимаю, почему он настаивает именно на таком графике посещений. И вы спросите у Протасевича Виталия Анатольевича, почему он утаивает некоторую информацию, а рассказывает и показывает только то, где он выглядит молодцом. Я и в суде говорила: в этой ситуации мы виноваты оба, но есть один человек, который не может принимать другую позицию. Мне эти встречи абсолютно не нужны, но я почему-то подала иск, чтобы он виделся с ребенком, просто в другое время.

«Для детской психики такой конфликт значимых людей воспринимается в буквальном смысле как катастрофа». Комментарий психолога

Психолог Елена Лукина не может назвать сложившуюся ситуацию простым конфликтом, который можно достаточно легко сгладить. По мнению специалиста, конфликт не похож на ссору в кафе из-за неправильно выбранного блюда, а является действительно достаточно сложной ситуацией со свойством экстремальности.

— Это проявляется в высокой напряженности, остроте и неопределенности в развитии конфликтного процесса, а также в характере разрешения конфликтующими ситуационных противоречий и споров. Также ситуация непроста в силу высокой степени болезненности переживаний для пяти основных действующих лиц, в том числе несовершеннолетних, которые, к сожалению, никак не могут повлиять на лавинообразно ухудшающуюся ситуацию: для детской психики такой конфликт значимых людей воспринимается в буквальном смысле как катастрофа, — говорит Елена Лукина.

По ее словам, то, как каждая из сторон видит ситуацию, — это лишь вершина айсберга, по которой невозможно судить об истинных мотивах и намерениях каждого участника конфликта.

— Из ситуации мы видим, что есть два совершеннолетних дееспособных человека, каждый из которых несет свою долю вклада и ответственности за имеющийся конфликт. И только искреннее желание и готовность найти решение могут смягчить последствия конфликта для каждого взрослого и в первую очередь уменьшить влияние длительно тянущейся конфликтной ситуации… Здесь каждой конфликтующей стороне важно задать себе честные вопросы. Чего я хочу на самом деле: быть правым или счастливым? А чего я хочу для ребенка? Думаю ли я о том, как детям в этом жить, развиваться, как со временем это повлияет на их успехи в школе, каким образом пройдет их переходный возраст, как будет мой ребенок вести себя в отношениях с противоположным полом?

Елена Лукина делится опытом, что травматические ситуации не проходят для детской психики бесследно. Они деструктивно влияют на развитие личности.

— Личный пример — лучший метод воспитания. Очень грустно, когда дети становятся предметом манипуляции, единственным аргументом в борьбе родителей. Уместно вспомнить про царя Соломона… Отношения у пары начались слишком стремительно, вряд ли было достаточно времени обсудить те вещи, которые важно проговорить до брака. Впоследствии это обязательно напоминает о себе уже в браке или совместной жизни, — резюмирует специалист.

Хроника коронавируса в Беларуси и мире. Все главные новости и статьи здесь

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Самые оперативные новости о пандемии и не только в новом сообществе Onliner в Viber. Подключайтесь

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by