«Москву еще так сильно не топили, а Бондарчук сделал это»

— Всего час полета, и вместо московского дождя белорусский снег. Как тебе контраст?

— Ой, это прикольная штука. Здесь есть снег, а в Москве его нет. Я его еще не видел в этом году.

— Ты когда-нибудь бывал в Беларуси не по работе?

— Нет, к сожалению не был. Хотя меня приглашали много раз. У меня здесь живут товарищи — продюсер Леша Сатолин, Вадик Галыгин постоянно зовет в гости. Пока, увы, не могу вырваться, но когда-нибудь обязательно это сделаю.

— С графиком не складывается?

— Ну да, конечно.

— Мне кажется, при твоем графике вообще сложно найти хоть какое-то свободное время. Отпуск часто случается?

— Бывает. Не так часто, но бывает.

— Как ты его проводишь?

— Улетаю куда-нибудь либо еду в свой родной Переславль-Залесский.

— Какое место на планете тебя впечатлило больше всего?

— Мне кажется, Тоскана.

— Чем она тебя зацепила?

— Свободой. Она же для каждого своя. Для кого-то — в тайге, в Сибири, а мне в Тоскане было очень свободно. Вот эти бескрайние поля... Едешь — им конца и края нет, везде виноградники.

— В Москве ты себя свободно чувствуешь?

— Да. Я очень люблю возвращаться в Москву. Скучаю, когда долго отсутствую. Сейчас в Москве предновогодняя суета, но мне кажется, что это везде так. В Минске, наверное, тоже. Пробки у вас есть?

— Сейчас есть.

— Ну вот. А еще у вас здесь снег — такая красота, офигеть!

— У тебя есть потребность уезжать из Москвы в родной Переславль, чтобы перезагрузиться?

— Конечно! Я просто люблю приезжать в Переславль и там проводить какое-то время: чуть-чуть менять картинку.

— В Минск ты прилетел презентовать фильм «Вторжение». Первую часть достаточно много критиковали... Продолжение получилось лучше?

— Да, конечно. Лучше, сильнее, взрослее.

— За счет чего?

— Мне кажется, за счет разных факторов. Во-первых, сама индустрия выросла. Во-вторых, появились специалисты, которые готовы делать большое кино. В общем, перед «Притяжением» не стояла задача сделать глобально большое кино — это был экспериментальный фильм. А сейчас задачи стояли уже серьезные, так как успешный прокат первой части показал, что, несмотря на критику, большинство отзывов были положительными, и людям фильм понравился. Соответственно, «Вторжение» хотели сделать национальным блокбастером, который отвечал бы всем требованиям к настоящему экшену, действительно крутой компьютерной графике, схожей с мировыми трендами, хорошей драматургии. Когда ты приходишь в кино, ты будто катаешься на американских горках. При этом сама история достаточно простая и цепляет тебя. Задач стояло очень много, и мне кажется, что со всеми этими задачами мы справились.

Как говорит Федор Сергеевич (Бондарчук. — Прим. Onliner), титры идут 13 минут. Это означает, что над фильмом работало огромное количество людей. Когда я посмотрел кино на премьере в Москве, я, конечно, офигел, потому что даже в западной индустрии не видел настолько масштабного фильма с настолько проработанными деталями.

Были фильмы-катастрофы, связанные с крупными мировыми центрами вроде Нью-Йорка, но Москву еще нигде так сильно не топили. А Федор Сергеевич затопил Москву.

— Как думаешь, что скажет про этот фильм Bad Comedian?

— Да мне все равно. Вот честно. Я отношусь к нему положительно, он талантливый парень, делает иногда очень хорошие и интересные обзоры, но в целом, мне кажется, его формат очень сильно устарел, потому что там, в принципе, все одно и то же.

Понимаешь, существовать с позиции стеба и критики гораздо проще, чем с позиции созидания. Он же сам ничего не создает, а просто пытается найти изъяны в том или ином произведении. Молодец ли он в том, что делает? Наверное, да. Попадает это в меня? Наверное, нет. Я с ним во многом не согласен не только в обзорах на те фильмы, в которых снимался, но и на другие. В чем-то согласен. Просто у нас в менталитете есть такая черта: мы выбираем одного конкретного человека и начинаем его постоянно слушать, если говорить про критику в кино. И многие люди не смотрят фильмы, а смотрят обзоры и по ним делают выводы о фильмах. А это же бред абсолютный! Поэтому что сделает Bad Comedian, мне абсолютно фиолетово.

— В принципе, «Притяжение» ругал не только он, но и западная критика.

— Какая?

— Ведущие мировые издания. В The Guardian, например, была резко негативная рецензия.

— Если честно, я The Guardian не читал. Слушайте, я думаю, что в The Guardian писали много отрицательных рецензий и на другие фильмы — кому-то они нравятся, а кому-то нет. В «Притяжении», безусловно, были некие проблемы, связанные с разными аспектами, в том числе с драматургией. Но в целом, мне кажется, это было прорывное кино для всей российской индустрии вместе взятой! Грубо говоря, Федор Бондарчук фильмом «Притяжение» дал огромный толчок большому кино, и только после «Притяжения» русские фильмы начали хорошо собирать в прокате. В итоге «Движение вверх» собирает 3 миллиарда в России, потом «Т-34» собирает 2,7 миллиарда. В кинозалах увеличивается количество зрителей, которые идут на русское кино. Мне больше хочется верить не The Guardian, а тем людям, с которыми я разговаривал, когда мы абсолютно незапланированно пришли всей командой на один из сеансов в IMAX-зал.

Все-таки фильм «Притяжение» — это аттракцион. И «Вторжение» — тоже аттракцион, причем куда больший, чем первая часть. В нем заложены определенные мысли, которые попадали в людей, и им это нравилось. Вот и все. Мне, например, нравятся фильмы Marvel, а Скорсезе они не нравятся. Я думаю, The Guardian тоже не сильно нравятся фильмы Marvel, но это круто и это здорово.

Я слышал огромное количество отзывов о том, что фильм «Джокер» — раздутая история. Но слушайте, сколько людей, столько и мнений. Тут без хейта обойтись невозможно, а персона Федора Бондарчука настолько велика в кинематографе, что хейт будет обязательно.

Недавно мне кто-то рассказал, что прочитал в дневнике Льва Толстого запись: «Пришла записка, пожелали мне смерти. Все хорошо, живем дальше». То есть хейтеры были всегда, во времена Льва Николаевича тоже: от этого никуда не денешься. Но Федор Сергеевич меняет индустрию и заставляет зрителей приходить в кино, вызывая интерес к фильмам. Эти фильмы всегда становятся событиями, ругают их или хвалят... А опираться на одну статью The Guardian, про которую ты мне говоришь, и на Bad Comedian’a как-то глупо, потому что можно изучить, сколько людей посмотрели «Притяжение» и какому количеству фильм понравился. И с точки зрения аттракциона, и с точки зрения разных линий, которые там есть. И все же это был очень новый продукт. Да, безусловно, в нем есть какие-то погрешности и ошибки — докопаться можно до всего и ругать можно все, что угодно.

— Твоя первая мысль, когда ты прочитал сценарий «Вторжения» и увидел, что происходит с твоим героем?

— Смело. Скажем так, изменение его психофизики и приобретенное заболевание — все это было придумано в процессе, уже после написания сценария. Но, конечно, это смело, потому что когда ты просто читаешь строчку о том, что над центром Москвы появляется большой купол, состоящий из воды, ты просто задаешься вопросом: «А как это будут снимать?» Но сняли. Посредством компьютерной графики и работы двух групп.

— Ты как-то специфически готовился к этой роли?

— Нет, все это было придумано, и я сознательно на это пошел, потому что копировать кого-то не хотелось. У каждого человека болезнь может выражаться по-разному. Можно было какого-то конкретного человека с физическими отклонениями скопировать, но я посчитал это ненужным и решил пофантазировать на эту тему самостоятельно.

— Отыгрывать это было легко?

— Это сначала был долгий поиск. Мы думали, как сохранить баланс, чтобы это не было наигранно и не выглядело странно. Это достаточно сложная вещь — постоянно сохранять эту грань. Как раз таки за этим Федор Бондарчук постоянно следил и говорил, мол, здесь мало, а здесь много.

— То есть были вопросы с тем, что ты переигрываешь?

— Нет, дело не в том, переигрываешь ты или нет, а в том, насколько это должно идти по грани существования, потому что заикания и определенные физические отклонения в кадре смотрятся как под лупой. На фоне других героев и того, что происходит вокруг персонажа, нужно идти по очень тоненькому льду. Мы с Федором Сергеевичем по нему шли и дошли до финальной цели.

«Иногда женщина не дает забивать мужчине гвоздь, и это становится большой проблемой»

— Недавно ты высказался в интервью про русских женщин, которые любят, чтобы к ним приставали.

— О господи... Там же все перефразировали, к сожалению. Я говорил немножко про другое. Если бы ты внимательно прочитал это интервью, ты бы понял, как и все остальные.

— Тебе сильно прилетело после этого интервью? Реакция в интернете...

— Нет, конечно. Ну какая реакция, о чем ты говоришь? Умные люди, которые все это прочитали, поняли, что конкретно я имею в виду. Я не до конца помню, как точно сказал, но смысл высказывания был в том, что русским девушкам нравится внимание, которое оказывается со стороны мужчин. Но! Ни одна русская девушка к себе не подпустит, если не захочет этого. Таким был смысл моих слов. Но, видимо, ради этой реакции люди выпустили интервью, и потом многие издания его перепечатали, как это обычно бывает: одну фразу вырывают из контекста, а другую пишут маленьким шрифтом внизу.

— Давай тогда расставим точки над «i». В твоей системе координат вообще есть понятие «сексизм»?

— Что ты имеешь в виду?

— Роли мужчины и женщины: мужик должен, женщина должна...

— Мне кажется, каждый решает сам, как ему лучше. Ты решаешь, я решаю — вот и все. И каждый всегда остается при своем, каждый делает так, как ему удобно. Никто никому ничего не должен, понимаешь?

— Ты в другом интервью говорил о том, что мужчина должен создавать и решать, а женщина должна быть «за мужем».

— Нет, это очень кондовое представление о том, что я говорил. Конечно же нет! Просто природа так распорядилась, что мужчине все равно достается мужское, а женщине — женское. Это не означает, что только так и никак иначе. Должно быть по-разному. Это вопрос долгого обсуждения, но в целом мне кажется, тут уместна простая фраза, которая может все определить: «Иногда женщина не дает забивать мужчине гвоздь, и это становится большой проблемой».

— То есть женщина проявляет какое-то насилие над сущностью мужчины?

— Нет, она не проявляет никакого насилия. Она не дает забивать ему гвоздь, я тебе еще раз говорю. Понимай это как хочешь. В моей системе координат гвоздь в доме должен забивать мужчина, а не женщина.

— Можно ли сегодня массового зрителя заставить полюбить поэзию?

— Что ты имеешь в виду под массовым зрителем?

— По сути, раньше поэты были рок-героями. Сейчас на их место пришли другие герои.

— Сейчас то же самое. Сейчас рэп-исполнители собирают сумасшедшие аудитории, стадионы. Oxxxymiron собирает «Олимпийский». Он кто? Он поэт: он пишет стихи и под бит их зачитывает. Я не рэп-исполнитель и зачитываю стихи в рамках спектакля — того, что умею делать. Мне кажется, что это становится интересным и нужным зрителю.

— С другой стороны, на свиданиях сейчас массово не цитируют стихи.

— А откуда ты знаешь?

— Подозреваю.

— Это ты не цитируешь, а кто-то цитирует. Ты думаешь про себя и про свой круг общения. А кто-то читает девушке стихи. И правильно делает!

— У тебя был диалог с Собчак по поводу поэзии. Как думаешь, кто в данной ситуации прав: сноб, который смотрит свысока на посредственность, или посредственность, которая не способна создать что-то уникальное?

— Я бы не называл это посредственностью, которая пытается создать что-то уникальное. Просто люди пишут стихи и публикуют их в интернете: они занимаются творчеством и имеют на это право. Эти стихи могут быть разными. Они могут быть, как кому-то кажется, хорошими. Или плохими. Человек просто занимается творчеством, и это уже хорошо. Хорошо, что он пытается что-то создавать, а не говорить: «Лучше я буду всех критиковать, но сам ничего делать не буду». Это самый простой путь. Сложнее сделать что-то самому. Это как Волобуев, который писал разгромные статьи, был невероятным кинокритиком, которого все боялись. А потом он снял плохое кино, сам написал на него плохую рецензию. И все — критика Волобуева сейчас уже не существует.

С одной стороны, каждый должен заниматься своим делом. Но если говорить про стихи... Кому это мешает? Никому. Ну хорошо, человек написал стихотворение, кому-то оно не понравилось. А его родным и близким очень понравилось.

Представим себе ситуацию: молодой человек пишет стихи, собирает своих друзей и читает для них. Это сплачивает, это взаимообмен какой-то очень хорошей и положительной энергией. Не хочешь ты читать эти стихи — не читай, тебя никто не заставляет.

— Где для тебя грань между плохой и хорошей поэзией?

— Ее вообще не существует. Иногда может понравиться стихотворение в три строчки всего лишь и даже без рифмы. Но в тебя это попало в конкретной ситуации и в конкретный момент жизни. Мы привыкли все разграничивать: вот в этой ячейке находится плохое, а в этой — хорошее. Но это для нас. А для кого-то по-другому. С этой точки зрения все относительно, а уж в стихах тем более.

— Если спроецировать все это на кинематограф, ты выберешь массовый фильм, на который пойдут люди и который заработает в прокате, или тот, в котором ты раскроешься по-новому, который интересен лично тебе?

— Я выбираю разное кино: моя фильмография тому свидетельство. Главное, чтобы мне понравилась история, зацепила лично меня. Я в этот момент не думаю про кассовые сборы и про те фильмы, в которых снимался. Я думаю про историю. Вот и все.

— Когда ты подписывал эксклюзивный контракт с Art Pictures Studio и «Водородом», не думал, что можешь за эти два года что-то потерять?

— А что я могу потерять?

— Интересные предложения.

— Они же никуда не денутся. Если предложение действительно интересное и сценарий, который приходит лично ко мне, талантливый, он будет снят студиями Art Pictures Studio и «Водород». Ничего не поменялось, просто укрепилась дружба между мной и студиями. Это не означает, что я снимаюсь только там, где мне скажут. Это не рабство: наоборот, у меня гораздо больше возможностей и свободы. И это гораздо выгоднее для человека, который хочет, чтобы я поучаствовал в его фильме. Вот он написал сценарий и ищет деньги на кино. Если сценарий действительно талантливый, завтра он уйдет в производство и на него выделят деньги. Неважно, какое это кино: высокобюджетное или маленькое — оно может быть каким угодно.

— Не так давно мы разговаривали с Маковецким. Сергей Васильевич рассказывал, что если ему интересен какой-то проект, но у его создателей нет денег, он может сняться в этом проекте за символический гонорар в доллар, потому что работать бесплатно неприлично. Ты допускаешь для себя такую историю?

— Безусловно. Только я еще возьму процент с проката.

«У „Вторжения“ нет слабых мест»

— Как думаешь, насколько участие в фильме Бессона открыло для тебя западный рынок?

— Это дало возможность познакомиться с определенными людьми и сделать первый шаг, только и всего. И я это понимал. Дальше будет второй шаг, после него будет третий. Я привык так жить — step-by-step. Мне не нужно, чтобы передо мной сразу врата разные распахивались и сыпалось все, гораздо лучше постепенно все делать.

Западная индустрия кино — сложная система. Она огромная, и в этом нужно потихонечку разбираться и понимать, что вокруг происходит. А я, конечно, очень благодарен опыту съемок у Бессона.

— Бессон — сложный в работе человек?

— Как и все режиссеры, он непростой. Он очень кропотливо работает над сценарием, каждый день что-то переписывает, переделывает, репетирует. А еще у него очень крутая команда, большинство участников которой работало над всеми его проектами, включая «Леона»! На съемочной площадке, конечно, фантастическая атмосфера, которую он создает. При этом Люк очень требовательный ко всем департаментам и артистам.

— Тебе от него доставалось?

— Нет, он обожает артистов. Он же выбрал их и сделал это не просто так. Бессон понимает, что главные люди на съемочной площадке — это именно артисты, с которыми он работает, которых оберегает, которым доверяет. Те люди, которых он выбрал, фанаты кино и работают над тем, чтобы фильм становился лучше. Поэтому никаких проблем у нас с ним не было.

— Как думаешь, есть шансы получить предложение от Скорсезе?

— Конечно. Он же жив, и я жив. Поэтому шансы, естественно, есть.

— Вопрос, в каких системах координат вы находитесь.

— Мы — два человека, которые живут на одной планете. И вероятность того, что мы встретимся, в принципе высока.

— Как ты оцениваешь шансы «Вторжения» на российском кинорынке и у зрителей?

— Мне бы хотелось, чтобы фильм собрал большую аудиторию, потому что он действительно этого достоин. Я уверен, что он понравится зрителям, потому что подобного даже близко не было в российской индустрии. Я уверен, что все должно быть хорошо.

— Ты много хвалил, хвалишь и будешь хвалить. А можешь назвать главный недостаток «Вторжения»?

— Их нет.

Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by