Сначала три заголовка и один вопрос: из какого века это добро?
Не буду тянуть, в первом и третьем год актуальный — 2019-й. Но и второй где-то болтается на передовице, просто я не нашел.
Родились и отцвели словечки вроде «хайпа». «Бумеры» из поколения Y то ли всего добились, то ли на все забили. А следующее поколение Z стартовало так рано, что никто не поймет, закончат ли они вообще.
И все это время ездят по городам и весям на тачанках информаторы и пропагандисты. Поглаживают маузеры, натягивают шинель, ворочают мысли. Изрыгают из себя столь странные лексические окаменелости, что у меня скрипят барабанные перепонки. А когда через буквы удается пробиться к смыслу, то внутри черепной коробки грохочет землетрясение в 8 баллов.
О тандеме, селекторе, пятилетке за два года напишет газета «Счастье коммуниста». Этот язык и этот нейминг, словно выточенные на заводе КПД тяжелые панели, будут продолжать деформировать нашу реальность вместе с песнями Бузовой, книгами Рыбки и домами застройщика, что творит чудеса.
И вот уже я не понимаю сути выступающего, я теряюсь в его влажном зацветшем лексиконе, перестаю на него реагировать:
— В рамках проведения месяца по изменению жизни к лучшему жизнь изменилась... никак!
Листаю журнал, в котором выступает важный идеолог.
— Слова не должны расходиться с делом, ибо те, кто идет за нами, должны видеть наглядные примеры для подражания, — говорит товарищ о принципах работы с новым поколением, не сообщая этим месседжем ничего.
Мысли вылетают с глухим шлепком, как шлепается коровья лепешка на пастбище. И как тут не наступить.
От сельского до депутатского — и выше, выше, выше. Так сформировался языковой ландшафт страны. Это словарные джунгли. Дополненный привычной камерной картинкой, этот ландшафт стал стилем — странным, несовременным, отделившим ИХ от НАС.
Может ли что-то оставаться неизменным столько лет, как эти мысли и эти слова? Щелкал пультом телевизора и наткнулся на телеканал с шансоном. Ничего себе, подумал я, а это все еще показывают. Какой-то мужик хрипел мелодично, как труба в стояке, про Любочку-Любовь. Такой милый сердцу треш из моего детства. Ребята были на стиле, и это неплохо, пока ты поешь в микрофон всякую чушь. Но довольно печально, если у тебя работа более ответственная.
Идеолог из примера выше, который рассуждает о молодежи, вряд ли был на концерте Ивана Дремина (Face), кумира подростков, рожденных примерно в 2007 году. Я тоже не был. И зря. У меня есть страх, что ребята с этого концерта меня не поймут, и от этого же ощущения должны мокреть ладошки у идеолога. Для него, ленивого, немного новой классики в противовес любимой портянке:
Это сейчас смешно, а когда я впервые послушал Фейса года три назад, то сразу же лишился эстетической невинности. Мое чувство прекрасного, трепетно взлелеянное на уроках МХК в СШ №191, этот парень с тату растоптал так же бесцеремонно, как и идеологи своими старыми вспотевшими сапогами с портянками-штампами. Я бы запретил и раннего Фейса, и его языковых антиподов на госслужбе, но в современном мире такое не работает.
Что же с ними делать, с портянками из прошлого и бургерами из настоящего? С Minsk'ом и Менском, с языком интернета и языком болота? Как найти наш общий, спасительный для беззащитной страны стиль?
Да никак.
Этим летом я испытал счастливый момент визуального просветления. Этот момент заставил меня усомниться в мрачном и окончательном торжестве стилистики коровников и пятилеток. Правда, до этого было как обычно.
Город зло готовился к «Евроиграм», мероприятию напряженному — по отношению публики из «Фейсбука» и «Телеграма». Помните шатры на Октябрьской площади, которые так расстроили народ? Эти белые конусы и были главным олицетворением классического белорусского стиля. Гуляя по Минску, я приметил, что конусы пытаются со мной заговорить языком портянки, что они живые — те самые одинаковые клерки, мысли, улыбки и речи которых штампуют на фабриках в Орше и Шклове. Иногда они работают палатками, а иногда решают наши судьбы. Эта магическая трансформация белорусских конусов еще не описана в литературе и ждет своего Габриеля Маркеса.
Но потом было открытие и закрытие игр. С зубром, Шагалом, элементами того стиля, который мне по душе. Это разрушило шаблоны. Важный в дирекции игр человек согласился на интервью в формате «Прожарки», ответив на наши острые вопросы, что усилило эффект новизны. И функционер, заговоривший на моем языке, и этот новый стиль убрали на мгновение дистанцию между мной и страной. Значит, они могут, если захотят? А почему не хотят всегда?
От слов зависит все. И ничего. 7 декабря я буду внимательно вслушиваться в слова из телевизора, реальная цена которых давно девальвирована. Наверное, среди этих слов будут такие:
Я боюсь, что за набором этих общих слов, за этими дремучими буквенно-звуковыми джунглями, разделившими страну на вещающих и тоскующих, мы случайно не заметим катастрофу. А когда заигравшиеся в слова люди-конусы будут звать на помощь, то им никто не поверит. Хуже того, их никто не поймет.
А может быть, будет по-другому?
— Интегрируетесь? Мне НЕ ****й, — прокричит взволнованный миллениал. А идеолог 2.0, уразумевший, что едва не профукал страну, дополнит:
— Graaah.
Впрочем, буду честен. Я не уверен, что даже в случае реальной угрозы белорусские конусы и бургеры, олицетворяющие несовместимость полюсов нашей странной жизни, смогут интегрироваться друг в друга.
Интегрироваться в белоруса.
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей в одном месте
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!