25 сентября 2019 в 8:00
Автор: Никита Мелкозеров. Фото: Александр Ружечка

История «предателя родины». Самый дорогой гандболист мира вернулся из Барселоны, чтобы заниматься навозом под Могилевом

Автор: Никита Мелкозеров. Фото: Александр Ружечка

Когда про Сергея Рутенко захотят снять кино, будет прикольно. Этнический белорус побывал гражданином трех стран и поиграл в гандбол за две сборные. Естественно, выступление за Словению сделало его «предателем» в Беларуси. Потом были три года карантина, юридические непонятки и все-таки возвращение в главную команду родины. Возвращение самого дорогого на тот момент гандболиста мира. «Барселона» не пожалела за белоруса 1,2 миллиона. В 2017-м Рутенко, может, и не устал, но заявил, что уходит. С тех пор один из величайших спортсменов в истории страны занимается на удивление не самым типичным бизнесом и говорит, что не скучает по площадке как минимум за неимением свободного времени.

У компании очень кроссфитовский офис. Пять этажей на лифте. Еще два по лестнице. Потом стометровка до дверей, потом снова ногами вверх. Почти на крыше бизнес-центра расположена богатая переговорка с бежевыми просторными диванами. За спинкой одного из них — большой стол в обрамлении офисных кресел той же бежевой кожи. Сергей появляется с небольшим опозданием, производит впечатление очень занятого человека, чья трубка постоянно разрывается. Рутенко начинает разговор с ней и чашкой эспрессо в руках. Хотя, может, американо. Чашка смотрится реально очень мелкой в его больших ладонях.

«Ты? Навоз? Как это, блин, соотносится? Что здесь вообще происходит?!»

— Страшно было заканчивать?

— Я боялся, переживал долго. У меня история по этому поводу была. В Испании играли с хорватом Мирза Джомбой — олимпийский чемпион, легендарная личность у себя дома. Он постарше, потому завязал раньше. У нас как раз игра была в Загребе. Встретились утром в гостинице. «Мирза, ну, как на пенсии?» — «Серый… Обалденно!» Я такой: «Серьезно?» — «Вообще класс!» — «Мне кажется, ты правду говорить не хочешь». — «Не-не-не, все топ».

Мне 33 тогда было или 34, и, честно, какое-то недоверие осталось после разговора. Конец карьеры был моим единственным страхом. Потом все-таки сам завязал и понял, что Мирза не врал, я кайфанул. Думаю, все зависит от степени занятости. Важно найти себя после спорта. Я уходил из него достаточно осознанно. Но как принимал решение, уже не вспомню, наверное.

А уход из «Барселоны» зафиксировал. Хорошо помню, что брился. Станок ходит, а я размышляю, как мне дальше жить. Музыка фоном играет, вообще ее не замечаю. И тут YouTube автоматом выдает песню Лепса «Уходи красиво». Клянусь! Я стою такой и думаю: «Знак».

Многие игроки на моем месте сидели бы и не дергались. И ребята говорили об этом: «Серый, че ты паришься? У тебя имя, у тебя все, можешь быть спокойным». Но я не могу так, не могу сидеть на скамейке. Мне постоянно звонили люди из Германии и Франции: «Почему так? Почему ты не играешь? У тебя травма?» А мы не могли решить свои проблемы с тренером.

Решение о завершении карьеры все-таки было больше накопленным. Трудно в один день перечеркнуть всю жизнь

Я был на травме. Грыжа. Когда играл за сборную, даже онемела нога. Стоял вопрос: восстановлюсь или нет. Доктор команды говорил, что сто процентов все будет нормально. В то же время мой менеджер попал в больницу с инсультом. У меня родился ребенок. Весной поступило предложение из Германии. Я мог уехать, но «Барселона» сказала: «Нет, он нам нужен».

В общем, много событий, хорошим из которых стало только рождение сына. Все лето восстанавливался. Наш РНПЦ тогда еще возглавлял Белецкий. Хорошо помогли — я благодарен. Потом нанял персонального тренера, стал работать в Барсе. Отпуска не было — это в моем почтенном по спортивным меркам возрасте. К началу предсезонки восстановился на процентов восемьдесят. На тренировках был не хуже других игроков.

Но тренер решил, что они оставляют новичка, которого привезли из Германии. Меня отодвинули от раздевалки. А зачем — непонятно. Я видел, что тренер переживал и не знал, как найти слова. «Вот ты заслужил…» Или как он сказал… Ну, что-то типа: «Имеешь право уйти, если есть такое желание». — «Послушай, я сам буду решать, уходить мне или оставаться».

Некрасиво получилось. Он начал тренировать команду как раз одновременно с моим приходом. Мы выиграли вместе много титулов, советовались, но в тяжелый момент человек не стал брать меня в расчет. На мой взгляд, это неправильно. Парня, которого предпочли мне, после много оперировали. А я на чемпионате Европы шел в лидерах среди бомбардиров. То есть еще мог поиграть на хорошем уровне за клуб.

Но, честно, не хотел кричать и кому-то что-то доказывать. Просто ушел в сторону. А решение о завершении карьеры, наверное, все-таки было больше накопленным. Трудно в один день перечеркнуть всю жизнь. Хорошо, я трезво смотрел на вещи, понимал, что карьера идет на спад. Кто-то выбирает вариант еще побегать в чемпионате попроще. Но мы разговаривали по этому поводу с Сашей Глебом и Лешей Калюжным, и я сказал им: «Хотел, чтобы меня запомнили, если не на пике, то когда что-то еще мог».

Ну и опять же я знал, чем буду заниматься потом. Это помогло. Шага в никуда не было.

— Когда вы стали задумываться о жизни после спорта?

— В 24. А за три-четыре года до конца карьеры у меня уже была фирма. Вот сейчас мы сидим в офисе — это ее часть. Головной в Москве. Там инженеры и проектировщики. Под Могилевом мы с нуля построили завод. Недавно ввели в эксплуатацию и наращиваем мощности до полных. Потому самый большой штат — там. А здесь — координационный центр, который помогает держать связь между Москвой и Могилевом.

— Как родилась идея с заводом?

— Мир спорта априори достаточно плотно соприкасается с инвестициями. В правлении «Барселоны» хватало бизнесменов. Бывало, подходили: «У меня есть интересы в Беларуси». Не знаю, чем все заканчивалось, но информацию я предоставлял. Последний разговор был года два назад с одним из директоров про какой-то аппарат для сердца. Компания тогда выходила на Россию и хотела зацепить Беларусь.

Обычно на такой основе у спортсменов и начинается бизнес. Но у меня получилось немного по-другому. Мы жили на набережной недалеко от Порт Олимпик. Там располагается жилой комплекс, квартиры в котором принадлежали многим выходцам из русскоязычных стран.

Был у меня сосед-россиянин. Подружились возле бассейна, территория закрытая, все свои. После жены стали общаться, дети. Первые три-четыре года ни о каких делах не разговаривали, просто приятно проводили время. И как-то вечером зашла у нас беседа на тему «жизнь после спорта». «Я сейчас присматриваюсь. Есть какие-то предложения, но хочется найти человека, которому поверю. С таким можно работать. Бизнес, конечно, важен, но и комфорт в общении — тоже». — «Есть тема по сельскому хозяйству». — «Интересно, с тобой я поработал бы». Шаг за шагом — все завязалось.

В его распоряжении оказалась инновационная технология по производству органического удобрения и переработке куриного, свиного навоза. Год-полтора я в это вникал.

— То есть вечерами изучали навоз?

— Ну практически. Хотя на самом деле пошел немного по другому пути. Попросил помощи у боссов и спонсоров клуба: «Можете связать с каким-нибудь крупным животноводческим комплексом?» — «Да, можем». В Каталонии очень большое производство мяса. Поехал к специалистам: «Как у вас дело обстоит с навозом?» А они знают, кто я такой, и смотрят огромными такими глазами: «Ты? Навоз? Как это, блин, соотносится? Что здесь вообще происходит?!» Но в итоге ответили, что проблема серьезная и пока не решенная.

Я уже как-то раньше говорил, что в Беларуси нормальный деловой климат. И мне заявляют, будто я излишне комплиментарен

Я рассказал про нашу технологию. Ребята парировали: «Это невозможно!» После этого я нашел двух профессоров с мировым именем в области машиностроения. Оба из Мадрида. «Есть предложение съездить в Подмосковье и посмотреть нашу экспериментальную установку». — «Ты — спортсмен, ты не понимаешь, про что говоришь». Но я все-таки уговорил их.

— За сколько?

— Билеты, хорошая гостиница…

— В пятерку стало?

— Чуть больше. Они поехали, посмотрели все и вернулись под, мягко скажем, большим впечатлением. Я вдохновился, стал еще глубже изучать вопрос. После мы решили создать компанию и перевезли пилотную установку в Испанию. В этом сегменте сельского хозяйства было столько мошенников, что нам не верили: «Все просят деньги, мы их даем, а проблема не решается». Мы, правда, просили не деньги, а навоз. Так что на нас смотрели с очень большим удивлением.

В итоге без особых попыток куда-то пробиться получили выход на национальное телевидение. Про нас сделали передачу. Пилотная установка стояла на свинокомплексе, который считается самым инновационным в Испании. Затем меня нашли люди из Министерства сельского хозяйства. Ходил на прием к министру. Начали развиваться. Но потом началось: «Вы стройте, а после мы подумаем, подписывать договор или нет». А строится все за свои деньги. Шаг серьезный. Так что решили сделать это в Беларуси. Все как раз совпало с завершением моей карьеры.

— Так какую проблему решает ваша инновация?

— Официальное заключение испанских экологов следующее: в Каталонии не осталось незараженных земель. Так много там навоза. На планете растет население, людям требуется больше еды. Увеличивается поголовье свиней и кур. Куда девать навоз от них, никто не знает. Люди пытаются выбрасывать в землю. Но навоза такое большое количество, что его просто не успевают буртировать необходимым образом.

А сырой навоз очень опасен для почвы: все выжигает. Если посмотреть статистику по урожайности, то она сильно падает на полях, на которые навоз просто выкидывают. Да, в теплице, если перемешать небольшое количество с землей, эффект будет. Но в промышленных объемах навоз необходимо буртировать. То есть наполнять специальные ямы, в которых он по технологии отлеживается как минимум восемь месяцев, и только после этого вносить его в почву.

Пока я не нашел ни одного хозяйства, которое делает это должным образом. Большая и острая проблема. Не только у нас — везде. Как бы смешно ни звучало, это сфера, в которую я окунулся, и теперь могу долго рассказывать.

— А вы буртируете?

— Нет. Есть технология, которая все это «жарит», грубо говоря. В итоге высокие температуры уничтожают полезные вещества. Состав получается не настолько богатым. А мы делаем все на низких температурах благодаря вакууму. За день на одной установке перерабатываем сто тонн навоза. Но можем больше.

«Привлек иностранные деньги, дал работу. Не понимаю, что плохого я делаю»

— Почему все-таки Беларусь?

— Завод стоит под Могилевом, деревня Подбелье. И я уже как-то раньше говорил, что в Беларуси нормальный деловой климат. Мне заявляют, будто я излишне комплиментарен. Но, честно, не вижу смысла кому-то льстить. В Испании стоит наша пилотная установка. Мы пытались разговаривать с местными животноводческими комплексами, и, поверьте, там есть свои сложности. Да, хватает и плюсов, но нам было выгоднее строить первый завод именно здесь.

— По поводу комплиментарности. Возвращение в Беларусь было мотивировано способностью решать вопросы за счет своих связей и веса?

— Меня в Испании узнавали больше, чем в Беларуси. И где-то в чем-то это создавало трудности. Помню, приехала делегация из Министерства сельского хозяйства. 15 человек из Мадрида. Двор, установка пилотная работает, и я на понятном испанском объясняю им про навоз. Вижу три-четыре человека стоят с огромными глазами и вообще не понимают, что творится. «Я надеюсь, — говорю, — у вас такой вид, потому что господа впечатлены технологией?» — «А почему нам про это рассказываете конкретно вы?» То есть у них картинка вообще не складывалась. Поэтому я не могу сказать, будто мне было легче договориться здесь, а не там.

— Зачем вы пошли работать в Федерацию гандбола Беларуси?

— Все равно не смог бы полностью отойти от гандбола, как бы этого ни хотел. Все, что имею в своей жизни, обеспечено по большому счету гандболом. Плюс статус не дает отойти от спорта. Периодически поступают звонки, получается постоянная окологандбольная движуха. Ну и опыт у меня есть в системном построении.

Допустим, попытались решить вопрос с молодыми тренерами. В Могилеве есть парень, вокруг которого я бы вообще построил сообщество начинающих профессионалов, чтобы ребята вместе обсуждали ремесло и как-то росли. Этим раньше никто не занимался. И таких вопросов много. Просто к ним нужно подходить системно.

Даже не понимаю, где и в чем мне мог помочь Коноплев при строительстве завода. Землю выделить?

Кто-то скажет, задрал ты со своей Словенией, но тем не менее в стране с населением два миллиона есть победитель Лиги чемпионов, который играет своими. А у нашего флагмана — БГК — ситуация иная. Да, свои есть, но с тем же «Целе» не сравнить. И это пробел в системном подходе.

— Или подтверждение вашей нелюбви к Бресту. 

— Я критик Бреста, но рад, что у нас есть такая команда — хороший представитель страны на европейской арене. Вот этого никто не слышит. Все слышат только, что Рутенко не любит БГК. Хотя за этой нелюбовью никто не видит конструктивной критики.

— Отчасти из-за Бреста вы и расстались с Федерацией гандбола. 

— Это не из-за Бреста. Я просто не видел возможности работать дальше. Этого тоже никто не услышал. Было как? Совещание, вопрос по отмене лимита на легионеров в чемпионате Беларуси, все были за, я единственный проголосовал против — увольнение. Честно, мог бы спокойно подождать лета и уволиться. Но я сделал по-честному, не посчитал нужным кого-то обманывать.

— Почти три года в Федерации — это история вообще не про деньги?

— Нет, абсолютно. Два с половиной года работал бесплатно. Мы не оформляли отношения. Последние полгода с зимы трудился на полставки замом председателя — Владимира Николаевича Коноплева.

— Хорошая зарплата?

— А как вы думаете?

— Нет?

— Нет.

— Сколько?

— Рублей, наверное, 600—700.

— Самая низкая зарплата в вашей гандбольной карьере?

— Да (смеется. — Прим. Onliner). Но даже я никогда не просил в Федерации кабинета. И когда ездил по Могилевской области, за которую отвечал, мне в голову не приходило просить возместить бензин. Меня однажды спросили об этом. Так вопрос ошарашил прямо: «Чего?»

— Слышали же мнение, что работа в Федерации была нужна вам, чтобы через админресурс Коноплева решить вопросы по заводу?

— Да-да, неоднократно… И сколько бы я ни говорил, что это не так, никто не слышит. Смотрите, завод построен полностью за свои деньги. Большие. Далеко не один миллион. Эти деньги (свои и партнеров) мы ввели из-за границы в РБ. Мне пришлось убеждать компаньонов, что сюда можно инвестировать. Они согласились и, как показывает практика, хотя сегодня я не работаю в Федерации и не обладаю «административным ресурсом», довольны. Ребята говорят: «Если здесь работать легально и правильно, условия, получается, хорошие, даже лучше, чем в России».

Мы изначально договорились, что работаем по закону. Легально собрали все документы, вложили свои деньги. И я даже не понимаю, где и в чем мне мог помочь Коноплев. Землю выделить? Хорошо. Мы получили 1 га заболоченной почвы возле птицефабрики. За свои деньги подвели туда газ и электричество. А также засыпали огромное количество песка. Чтоб вы понимали, там даже бульдозер гусеничный тонул.

Сперва приехал трактор небольшой и начал вязнуть. Тогда пригнали большой амкодоровский — тот тоже застрял. Появился бульдозер. Он стал чуть поодаль, но потом водитель выпрыгнул от страха, что не выберется оттуда никогда. Это я к чему? Мы взяли землю в аренду у местного исполкома и платим ему деньги. Ставка у нас как у всех. Земля не супер-пупер.

— Ну, красиво же складывается. Работал замом председателя Федерации по Могилевской области, там построил завод, когда ввел в эксплуатацию, спрыгнул с гандбола. 

— Мне было бы проще работать в Минске. Я за два года намотал 150 000 км. Когда стал гонять в Могилев и обратно, Владимир Николаевич сказал: «Если ты там часто бываешь, занимайся областью». — «Почему нет? Давайте». А построили, и спрыгнул… Ну, со стороны получается складно. Но это не взаимосвязано. Хотя кто-то мне все равно не поверит. Не знаю, как переубедить. И стоит ли вообще. У меня совесть чиста. И пока не понимаю, что плохого я делаю. Привлек деньги из-за границы, создал 20 рабочих мест.

«Приползешь, еще будешь умолять, чтобы обратно взяли» 

— Какие бизнесы вам еще предлагали?

— Много каких. Чтоб, как лоха, разводили — помню, было предложение по акциям. «Ребята, я в этом вообще ничего не понимаю. Не полезу, не просите». — «Да не! Мы все за тебя сделаем, это легко!» Многие мои одноклубники (не стану говорить, на каком этапе карьеры это случилось, чтобы не палить никого) повпрыгивали туда. Пожертвовали пусть и не всеми деньгами, но очень хорошими суммами. Ну и потеряли их.

— Большие деньги?

— Тысяч по сто. Я когда в Словении играл, появился знакомый, который занимался специальной водозащитной бумагой. Печатал паспорта в Албании, поставлял основу для акциз и накладных в другие балканские страны. И почему-то сильно интересовался нашим рынком. Это, наверное, первый бизнес, которым я хоть как-то пытался заниматься. Когда приезжал в отпуск, интересовался, есть ли возможность открыть в Минске что-то типа филиала.

Всегда понимал, что гандбол мой не вечен: «Если я хочу иметь тот же уровень достатка, когда-нибудь придется сильно напрячься». Потому планомерно начал вникать в бизнес. К 24 годам уже насмотрелся на людей, которые после гандбола очень болезненно начинали неспортивную жизнь.

Тренер орет: «Ты что творишь?!» — «Я на свои $400 уже сыграл». И ушел на скамейку

На Балканах в тот период показателем успешности игроков считались квартира и приобретенный бар. Типа дом и бизнес. А потом смотришь, человек завязывает с гандболом и постепенно остается без бара, а потом и квартира уходит. То есть становилось ясно, что это не бизнес такой хороший, а просто хобби или понт, который подпитывался за счет спорта. И вот смотришь на такую грусть, один разорился, второй: «Блин, надо что-то делать...»

Понятно, как и все игроки, я совершал ошибки. Помню, на первую хорошую зарплату в «Целе» купил хорошую машину.

— Сколько лет было?

— 19. В «Аркатроне» мне платили ну $100. Я был первым игроком с постсоветского пространства, который уехал в 18 лет. Просто раньше был ценз — 25. А я к тому моменту переругался в Беларуси с огромным количеством людей, объяснял: «Я хочу чего-то достичь и понимаю, что наш уровень этого мне не позволит!» Объективно у нас тут была разруха. Чтобы вы понимали, в свой первый приезд в сборную Беларуси я сдавал деньги на форму. Потом ее забирали для молодых игроков.

«Мне надо уезжать! Как можно раньше!» — «Ты что, самый умный? Думаешь, главная звезда здесь? Лучше всех в чемпионате Беларуси?» — «Да не лучше всех, но я развиваться хочу». — «Нет». — «Или я уезжаю (и вы за меня что-то получаете), или я заканчиваю с гандболом». Не блефовал, на самом деле были такие мысли.

Каким-то образом (это уже без моего участия) получилось уехать в Словению. Мне говорили: «Приползешь назад, еще будешь умолять, чтобы тебя обратно взяли». Словенцы вместо моих минских $100 предложили $3000 в месяц и контракт на три года. Приезжаю, попадаю на просмотр, но по тренировкам понимаю, что все хорошо. Через три дня: «Сергей, приходи завтра в офис, будем подписывать бумаги». Ну хорошо, прихожу. Мне дают контракт на 5 лет с зарплатой $400… Назад дороги нет, с Беларусью сжег почти все мосты, а здесь совсем не то.

Почти всю свою словенскую зарплату я проговаривал с друзьями из Беларуси

«Стоп! Мы же договорились?» — «Мы не договаривались, это тебе агент пообещал». — «А почему тогда агента сегодня не позвали?» — «Так а зачем? Мы с тобой сами все решим». Я отступать назад не люблю, требовалось принять решение. В итоге договорились так: «Соглашаюсь на ваши условия. Но на полгода. Через полгода, если покажу нужный гандбол, сделаете условия, на которые я приехал». И они сразу такие: «Да-да-да, мы знаем, на какие условия ты приехал. Согласны».

В итоге за два тура до конца чемпионата я был лучшим бомбардиром. Команда уже находилась в призах. Поехал в молодежку. На Европе стали вторыми. И тогда и сейчас для белорусского гандбола — это сенсация. Я играл в той команде не последнюю роль и был уверен, что вот сейчас вернусь в Словению и меня все на руках станут носить. В итоге приезжаю: «Серый, контракт подписан, никакого улучшения условий. Никак». — «Ребята, ваше решение…»

И тогда я стал делать вещи, которые сейчас бы себе не позволил. Играем мы важный матч, полный зал, забил в самом начале дважды и вот перехватываю мяч, убегаю в контру один на один с вратарем. Надо бросать, но я останавливаюсь возле шестиметровой линии, просто разворачиваюсь и направляюсь к своим воротам. Отдаю мяч партнеру и иду на скамейку.

Весь зал в шоке. Тренер: «Ты что творишь?!» — «Я на свои $400 уже сыграл». Тогда руководители задумались. «Ребята, слушайте, не надо брать измором. Либо договариваемся, либо расходимся». После этого мне дали 3000 марок, что по тогдашнему курсу примерно $1500. Зарплату свою я не выбил, но пообещал, что до конца контракт не доработаю. Так и вышло.

Тогда же не было ни интернета, ничего. И почти всю свою словенскую зарплату я проговаривал с друзьями из Беларуси. Мне настолько было тяжело, что телефонные счета вообще не смущали. Потом, когда пошел хороший контракт, купил себе машину в кредит. Audi A8. Ползарплаты отдавал банку. Даже в момент покупки понимал, что что-то не то. Но друзьям говорил: «Блин, ребята, у меня такого никогда не было. Я этого добился сам!» А когда через два года женился, подумал: «И на фиг я ту машину купил? Лучше бы квартиру взял». Слава богу, быстро осознал. Но, наверное, чтобы понять, насколько тебе не нужна машина в кредит, нужно купить себе машину в кредит. Я вообще всегда любил хорошие авто, просто потом это уже не было столь болезненно экономически. Если бы продолжил жить по словенской логике, то, когда пришел в «Барсу», стоило бы взять как минимум Rolls Royce.

— На чем вы сейчас ездите?

— Range Rover.

«С учетом белорусской любви поплакаться, все у нас нормально»

— Самый радикальный пример финансового падения после карьеры, который вы видели?

— Мне очень нравится менталитет балканцев. Словенцы — где-то посредине между Балканами и континентом. Такие же трудяги, как и немцы, впахивают просто сутками, но в то же время обладают широкой душой, как сербы. Вот сербы нам ближе всего.

Не хочу называть фамилий, но были игроки, которые покупали себе часы по $50 000—70 000, а потом просто не могли машину заправить. Таких примеров, к сожалению, хватало. Они меня пугали и до сих пор служат очень сильным мотиватором. Понимаю, мне предстоит большой кусок работы, и я пока не сделал всего, что хочу.

В общем, решил брать дом. Банк дал ссуду под 0,5 или 1%. Космос. Конец 2007-го. И тут наступает 2008-й со своим кризисом

Многие мои знакомые брали себе большое количество квартир, собираясь делать бизнес на аренде и перепродажах, а по концовке даже не скидывали их. Денег не хватало — банки просто все забирали. И это не только спорта касается. У меня был знакомый, который очень крепко стоял на ногах. А потом 2008-й и кризис. Его сильно подкосило. В какой-то момент звонок: «Мне жить негде». — «Поезжай в мою словенскую квартиру, плати свет и воду».

— У вас осталась там квартира?

— Нет-нет-нет, продал. Не нужна она мне.

— Все активы теперь в Беларуси? 

— Нет, есть недвижимость за границей. Это скопилось за годы моей игры за границей — в 1999-м уехал, в 2016-м вернулся. 17 лет жил не дома. Все финансы в РБ. А в Испании остался дом под Мадридом и квартира в Барселоне.

Дом, кстати, хороший пример. Нам трудно быть умнее обстоятельств. Если вкратце, я приехал играть за «Сьюдад-Реаль», подписав контракт на семь лет. Квартира в месяц стоила 600—700 евро. Понимал, что хочу детей и со временем потребуется улучшение жилищных условий. То есть аренда станет 1200—1500 евро в месяц. Умножил на семь лет, получилась нормальная сумма: «Зачем я буду отдавать кому-то эти деньги? У меня же хорошие отношения со строителями из числа наших спонсоров, с банкирами, пойду возьму ипотеку. Если жилье вырастет хотя бы на 5%, буду в плюсе». А до того был скачок в 50%.

В общем, решил брать дом. Банк дал ссуду под 0,5 или 1%. Космос. Конец 2007-го. И тут наступает 2008-й со своим кризисом… Сейчас мой дом стоит в два раза дешевле. Все обвалилось.

— Во сколько вам стал дом?

— Не буду говорить.

— А если сравнить с РБ?

— Если строить такого же характера здесь, станет дороже. Не намного, но процентов на 15. Это меня в Беларуси поражает. Но уровень цен всегда диктует спрос. Если у нас столько строят, значит, кто-то покупает. С учетом белорусской любви поплакаться, все у нас нормально. Понимаю, сейчас начнется негодование: «Опять он начал петь дифирамбы…»

Слушайте, ну мое мнение ведь складывалось не просто так. Не только исходя из жизни в достатке. Для меня безопасность многое значит. Я в Минске спокоен за своих детей, за жену, за вещи свои, в конце концов. Вот у моей супруги в Испании увели телефон. В больнице. Она пришла в полицию, написала заявление. «Слушай, приходи завтра. Работы так много». — «Так раньше начнете, раньше найдете». — «Как мы его найдем?» — «Ну пробьете сигнал». — «Девушка, да ты фильмов про Джеймса Бонда насмотрелась». История из моей жизни. В Беларуси ситуация такая, что, если человек видит забытый телефон, предпочитает его вернуть. Ну по большей части.

Я не выступаю пропагандистом, я рассказываю случай из своей жизни. Я же в какой-то степени медийная личность. Меня спрашивают, я рассказываю. Но не состою в «Белой Руси» или еще каких-то партиях (смеется. — Прим. Onliner). Да, у нас не все отлично. Но почему я должен говорить обратное, если так не думаю?

— Окей, три вещи, которые вас бесят в белорусах?

— Хотелось бы, чтобы люди добрее были. Вот недавно с детьми ходил на День танкиста в парк Победы. Просто смотрел на народ — все такие насупленные ходят. Надо быть добрее как-то, улыбаться больше. Понимаю, что трудно. И мне не так легко, как многим кажется. Но если я буду грустным и угрюмым, это мне точно не поможет, а в каких-то моментах и навредит.

Второе… Ну, вы говорите «бесит», а глобально больше ничего и не бесит.

— Какая хорошая страна. Что вам не нравилось в Словении и Испании?

— У испанцев мне не нравится пофигизм. У нас такого нет. Маньяна и прочее. У белорусов тоже есть разгильдяйство, но не до такой степени. Ситуация. Нахожусь я у своей машины. Подъезжает другая, за рулем дедушка, начинает парковаться. Движение вперед — бьет машину, сдает назад — бьет машину. Ну да, легонько так — тук. Но все-таки поцеловал два чужих авто, выходит, я смотрю на него с претензией, он мне широко улыбается, кивает и идет по своим делам. Типа все нормально. У нас бы уже ГАИ вызвали, крику было бы, а им пофиг.

— А что у вас было?

— Brabus S-class купе. Причем детали надо было из Португалии заказывать. Я в ресторане сидел как раз возле окна и все это наблюдал.

— А словенцы?

— Страна очень маленькая, но классная. Правда, иногда хотелось раздолья. Меня рамки стесняли. Было желание иногда спрятаться. После Словении я перестал завидовать футболистам и представителям больших видов спорта. Хотя дискомфорта мне внимание никогда не приносило, наверное, только некоторую усталость.

Как-то мы выиграли очередной титул, была гулянка, но я уже не мог. Подумал: «Поеду на озеро Блед. Там замок на горе красивый. В тишине посижу». Приехали, несезон, туристов вообще нет. Класс! Я выдохнул: «Сейчас спокойно посидим». Подходит официант: «Что будете?» — «Водички дайте, пожалуйста, и супа». Через минуту выходит владелец ресторана: «О-о-о, Рутенко ко мне заехал! А давай-ка выпьем самогона!» И как отказать ему? Мне очень не хотелось, чтобы люди потом говорили: «Вот приезжал и носом воротил».

— Словенский самогон?

— Ракия, как у сербов, со слив гонят с добавлением. Люди радовались моему приезду. Как это могло напрягать? Я старался никогда не отказывать.

В Каталонии тоже было внимание, понятно, в разы меньшее. Но испанцы меня впечатлили какой-то порядочностью в данном отношении. Они очень уважают чужое пространство. Да, узнавали и замечали, но не подходили и не дергали. Слава богу, в Барселоне были футболисты, которые отвлекали на себя все внимание. Я как раз застал команду, в которой играли Чави, Иньеста, Пуйоль. Они меня очень впечатлили своей скромностью.

Мы периодически пересекались. У клуба две базы — одна на «Камп Ноу». Часто, выезжая на игру, обедали на стадионе. Сидим, едим, а футболисты идут с теории, видео смотрели. Подходят, здороваются. Я еще поражался, мы едем играть в какую-то деревню, а ребята уровня Пуйоля и Иньесты подходят нам удачи желать в Куэнке. И еще знают, куда едем. В городе часто подходили: «О, Сергей, привет. Как дела?» И эта скромность, эта открытость очень впечатляли.

Я рассказывал историю про главного тренера команды Пепа Гвардиолу. Меня только подписали. Остался на два-три дня, чтобы квартиру найти и все дела порешать перед возвращением в Минск. Мяса захотелось. «Какой ресторан хороший посоветуете?» — «Чтобы меньше туристов было, есть вариантик». И на самом деле в каком-то закуточке отыскали его.

Заходим, вижу, сидят дедушки солидные и Гвардиола вместе с ними. А я иду и не понимаю: «Блин, поздороваться с ним, не поздороваться?.. Ну, поздороваюсь, скажут, что отвлекаю, не поздороваюсь, скажут, что дикарь какой-то». Была у меня сумятица по этому поводу. А он увидел, сам поднялся и подошел: «Сергей! Рад, что ты теперь с нами! Удачи! Но ты нам очень дорого обошелся». Я улыбнулся: «Слушайте, а сколько футболисты ваши стоят?»

— Вы на английском говорили?

— На испанском, я же четыре года до того в «Реале» играл. Выучил. У меня белорусский, русский, испанский, словенский, сербский и английский. Минимально немецкого.

— Слушайте, что это по ощущениям, когда тебя покупают за 1,2 миллиона евро и устанавливают мировой рекорд трансферной стоимости в гандболе?

— В моем контракте со «Сьюдад-Реалем» был пункт о выкупе, в котором были прописаны отступные в миллион евро. Я в жизни бы не подумал, что кто-то отдаст эти деньги. Но те 1,2 миллиона меня не особо тронули.

Предложение от «Барсы» я отбивал два раза. 2009 год. Звоню владельцу «Реаля». Он в то время находился в десятке богатейших людей Испании и в одиночку финансировал клуб, который был настоящей «дрим тим». Спортсмены — люди, сильные духом. Но соперники откровенно говорили, что просто не знают, как с нами играть.

В «Барсе» я еще курил, потому старался выбирать заведения поспокойнее, чтобы зашкериться, сесть за углом, спокойно кофе попить и сигарету прибить

И вот звоню владельцу. «Сергей, когда я сказал жене и детям, что хочу тебя продать, мне приказали уходить из дома». — «Доминго, мне очень приятно, но что делать?» — «Что ты думаешь?» — «Понимаю, у тебя есть трудности. С моей стороны будет неправильно говорить, что „Барса“ предлагает контракт в два раза больше. Но это мой хлеб. Так что одна просьба: гарантируй, что хотя бы не снизишь оклад. Реально хочу остаться». — «Не могу, даже не знаю, что будет дальше и сколько клуб продержится».

Позвонил тренеру: «Что делать?» — «Как тренер нуждаюсь в тебе. Но ты мне как младший брат. И как родственник я бы сам отвез тебя в Барсу». То есть вы понимаете, я один из самых высокооплачиваемых игроков самой высокооплачиваемой команды мира — и мне приходит предложение подписать контракт в два раз больше… Потом оказалось, что «Сьюдад-Реаль» прожил еще полтора года на деньги, которые за меня выручили.

Про это не особо писали, но, когда я переезжал в Испанию, выяснилось, что никто в Словении не получал таких денег ни за баскетболистов, ни даже за футболистов. Что-то около 400 000 евро. Выходит, мой первый трансферный рекорд. Мне про это корреспонденты словенские рассказали. «Понимаете вообще, что произошло?» А я сижу — и фиг его знает, что ответить.

Правда, для меня трансферная стоимость никогда не была мерилом. Не то чтобы обидно, но иногда думаешь: «Столько всего выиграл, а про меня говорят, что я самый дорогой в мире». Так что переход в «Барсу» касаемо цифр вообще не тронул. Это же отношения между клубами, деньги игроку не идут. Система не как в футболе. Честно, до сих пор не знаю, перебили ли мой рекорд. Может, и перебили.

«Обезбола?» — «Не, вискаря стакан лучше налей»

— Вы еще пересекались с ребятами из футбольной «Барселоны» в городе?

— В городе они появлялись нечасто. Более-менее спокойно по улицам гулял только хорват Иван Ракитич. Несколько раз прошлись с ним. Хороший парень. С футболистами мы встречались в основном в закрытых заведениях.

Потешная была история. Выиграли кубок — не помню какой, помню, что гулянка была. И вот заходим в клуб. Нам выделили там огороженный угол. Пока отдыхали, появился Чави. Понятно, сразу толпа народа. Вокруг него все носятся. Фурор! И капитан наш: «Я пойду поздороваюсь». — «Не лезь, ну имей же ты достоинство. Не заметить нас он не сможет». Мы ж ребята здоровые, тем более место выделенное. «Сейчас вся суматоха спадет. Если захочет, сам к нам придет». — «Ну да, Серый, ты прав».

И что-то я гулял по клубу, когда кто-то меня схватил за руку. Я поворачиваюсь, а там Чави стоит: «Сергей, поздравляю вас, молодцы! И ты классно сыграл! Я смотрел, болел». — «Спасибо, слушай, капитану будет очень приятно, если ты подойдешь». — «Да-да-да, где он?» — «Вон там». Ну, я порешал свои дела, вернулся. Капитан наш стоит счастливый: «Подошел! Сам! Круто пообщались!»

Честь и хвала каталонским футболистам. Я в некотором смысле старался брать пример с их скромности и манеры общения.

— А у вас с этим были какие-то проблемы?

— Не мне судить. Но один раз в карьере у меня было ощущение непобедимости. Мы с «Реалем» за год собрали все титулы, и я словил себя на мысли, что лучше нас никого нет. Помню, что протащился от того ощущения. А по общению, чтобы звездочку ловил, наверное, надо у окружения спрашивать. Кажется, такого не было.

Всегда старался уважительно относиться ко всем. Неважно — к директору клуба или человеку, который в зале собирает мячи. И когда я смотрел на футболистов «Барсы», просто понимал, что это правильно и что я хочу так же.

При этом, еще раз, это не было общение, чтобы в рестораны вместе ходить. Просто пересеклись, на ногах минимально поговорили и разбежались. Помню, приехал как-то в кафе, там Пике с Шакирой. Я тогда еще курил, потому старался выбирать заведения поспокойнее, чтобы зашкериться, сесть за углом, спокойно кофе попить и сигарету прибить.

— Вы же бросили только, когда закончили. 

— Да, а начал в 19 в Словении. Был тяжелый момент, как раз когда бился за контракт. Мы приезжаем играть к прямому конкуренту — «Добова». Начинаем, меня раз ударили по лицу, второй — судья молчит. Я, конечно, понимал, что нас прихватят, но не настолько же откровенно. В итоге убегаю в контру, и меня сзади просто тянут за майку. Это чистейшие две минуты штрафа. Я отмахиваюсь, сбиваю ему руку — и да, получаю две минуты. «Ты что творишь!» — ору судье, он дает красную. Тренер начинает на меня наезжать. «Ты же видел, что там произошло! Судья сделал вид, что ничего не случилось». — «Будем с тобой после игры разговаривать». Окей. Ушел на трибуну, сидел злой.

После игры подошел тренер: «Я написал извинения за тебя. Судьи их приняли». — «Зачем ты это сделал? Мне не за что просить прощения!» — «Ты не понимаешь». Поругались… Мы потом с ним Лигу чемпионов выиграли.

Доктора ржали: «Серый, сиди на своем пиве, на фиг тебе эти препараты не нужны»

Вся команда потом пошла ужинать, а я взял бокал пива и почему-то захотел курить. Может, в фильмах видел что-то такое. Купил пачку. На следующий день покурил, потом еще, и так и пошло. Не могу сказать, что был заядлым курильщиком (меньше пачки в день уходило), но во всех своих командах у меня был самый большой объем легких. Я смеялся: «Ребята, просто я их постоянно разрабатываю».

Дети после спорта спрашивали: «Бросишь курить?» — «Да, брошу». И вот год назад мы поехали на день рождения к знакомой. Наутро проснулся, взял сигарету, закурил по привычке — фу. И затушил. Думал, вечером захочется после гулянки. Вечером не захотелось. И все. Я за год ни разу не закурил, даже тяги нет. Смеюсь теперь: «Видите, ребята, как Беларусь хорошо на меня влияет. Жил в Беларуси до переезда и не курил, вернулся — бросил».

— Как на курение реагировали в ваших командах?

— У меня во всех командах легко складывалось общение. В «Барсе» у нас был классный дядька, который убирал гандбольные ворота и вытаскивал баскетбольные щиты. Я ему как-то говорю: «Найди мне, пожалуйста, место покурить». — «Серега, нельзя же в зале». — «Ну пожалуйста». — «Ладно, пойдем». У нас еще были курящие ребята. Приходили в тот закуток после матчей. А дядька нам пиво приносил. Но я всегда старался это не светить. Мне ребята говорили: «А чего ты прячешься?» Правда, наглеть не хотелось.

— Говорят, ваше здоровье позволяло выпить три литра пива и ехать домой на машине. 

— Ну не три литра, литр. Тогда законы другие совсем были. После этого литра приборы не показывали никаких криминальных значений. Я в этом плане вообще необычный спортсмен. Все доктора смеялись. Гандбол же контактный вид спорта, а у меня позиция создана, чтобы выгребать люлей в каждом эпизоде. Стоишь после игры в душе, весь разорванный, доктор видит и участливо так: «Обезбола дать?» — «Не, вискаря стакан лучше налей».

На сборах, когда закладывается фундамент физической нагрузки, игрокам выдавали большой пакет витаминов и БАДов. Вроде ничего особенного, но как только начинаю пить, у меня то лопнет мышца, то еще что. Пива выпью — все спокойно. Доктора ржали: «Серый, сиди на своем пиве, на фиг тебе эти препараты не нужны». Ну не воспринимает организм. Я мышцу на ноге рвал шесть или семь раз. И пять было после приема витаминов. И что мне думать?..

А теперь важное: я не пропагандирую. Всем ЗОЖ! Просто спорт меня научил слушать организм. Не знаю, правильно это или нет. Но я сторонник такой теории. Если ты на диете, но тебе хочется чуть сладкого по норме, съешь.

— После карьеры сильно прибавили?

— Чуть-чуть набрал. То ли из-за того, что бросил курить. То ли из-за отсутствия нагрузок. Сейчас вешу 118 килограммов, когда заканчивал, был 112. Гандбола мне не очень хочется. Некогда.

— Сколько пива нужно выпить человеку с таким весом, чтобы было похмелье?

— Ну я же живой человек. Иногда уставал от празднований. Самыми тяжелыми в этом плане были победы в Лиге чемпионов. С «Целе» получилось наиболее дико. Мы прилетели в Любляну. Весь аэропорт оцеплен. В Целе ехать километров 80. На каждом столбе ребята держат фаеры. Всю ночь гулянка. А мне в финале рассекли бровь глубоко. С утра (в шесть или семь) поехал зашиваться.

— В смысле кодироваться?

— Не, бровь чинить (смеется. — Прим. Onliner). И вот выхожу из больницы, ребята звонят: «Серый, подъезжай, мы в баре». 9 утра, я так понимаю, они даже не ложились. Главный перекресток города. Хозяин бара берет стол, выносит его на центр перекрестка и садит нас всех там. Машины ездят вокруг. Через дорогу — полицейский участок. Сижу и думаю: «Сейчас нас всех примут тут».

Вместо этого в городе начинается коллапс. Кто-то рассказал, что мы сидим на перекрестке, и все стали туда щемиться. Полицейские слова не сказали. Просто вышли и начали регулировать движение. На столе виски, пиво, кто что пил. Люди останавливались: «Пацаны, у меня есть бутылка вискаря, это вам, спасибо! Вы лучшие» — и на стол.

Сидим возле Жлобина. Я друга спрашиваю: «Хочешь на Мальдивы?» — «Не, тут душевнее»

У балканцев есть обычай: когда выпивают стакан залпом, разбивают его. На этом перекрестке потом стояло несколько пожарных расчетов, смотрели, чтобы это стекло проблем не наделало.

— Касательно Словении, которая стала вам второй родиной в ущерб первой. 

— Меня считали предателем, когда стал играть за сборную Словении. Я же себя таковым не считаю. Еще раз скажу: все годы до получения словенского паспорта и после я проводил отпуска в Минске. Как «предатель родины», участвовал во всех местных благотворительных акциях не для замаливания грехов.

Меня перестали вызывать в сборную. Два или три года это продолжалось. Хотя в «Целе» выступал неплохо. И вот подходят ко мне люди, которые сыграли огромную роль в моем становлении. Я же не приезжал в Словению гандболистом высокого уровня, а стал им там. У меня имелась хорошая белорусская детская база, но ее доработали. «Мы были бы рады, если бы ты поехал с нами на Олимпиаду». Во-первых, сама Олимпиада — это круто. Во-вторых, надо быть честным, европейский паспорт открывал мне многие дороги. Обладателям словенского гражданства в то время даже в Америку не требовалась виза.

Сразу обзвонил своих белорусских друзей: «Такая ситуация, в первую очередь перед вами не хочется выглядеть предателем». — «Серега, мы тебя понимаем, никаких вопросов». Я считаю, моя совесть чиста. По сути, я здесь был не нужен. Возможно, если бы я не поиграл за Словению на столь высоком уровне, не достиг бы всех своих вершин. И для меня была очень показательна реакция словенцев, когда я решил вернуться в сборную Беларуси. Только благодарности и понимание: «Спасибо за все, что сделал».

Помню, по коже мурашки бегали, когда закончился карантин и я сыграл свой первый матч за Беларусь. Они и сейчас бегут, когда гимн слушаю. Всегда детство вспоминаю, не знаю почему. Само собой получается. Как малым бегал по горкам, как на лыжах зимой катался, как пацанами носились во дворе, как на велике мчал. Такие мультики — прикольные ощущения.

— Так вы в итоге замолили грехи перед родиной?

— Замолил ли… Да не знаю даже. Не было никогда такой цели. Да и не считаю, что согрешил. Если так посмотреть, может, я ушел, чтобы стать лучше, вернуться и сделать здесь что-то хорошее. Если бы не случилось Словении, непонятно, кем бы я стал.

Меня спрашивали: «А чего ты вернулся? Сидел бы в Испании». Но я здесь хочу. Беларусь вызывает у меня крутые чувства. На прошлой неделе был на рыбалке в Жлобине. Люди меня в кафешке узнали. «А что вы здесь делаете? Мы со знакомым стали спорить. Думали, вы или нет. А он говорит, это не Рутенко, что ему тут делать?!» — «А мне нравится». Рыба не клевала, мы на катерах зашли с ребятами на берег. А там песочек беленький, погода такая классная. Я друга спрашиваю: «Хочешь на Мальдивы?» — «Не, тут душевнее». Мне нравится ездить по миру, но таких чувств, как в Беларуси, я больше нигде не испытываю. Кайфую я здесь.

— По кофе и расходимся?

— Отличный план.

кофемашина, 1450 Вт, корпус металл/пластик, капучинатор автоматический, используемый кофе: молотый/зерновой, цвет белый

Читайте также: 

Подписывайтесь на наш канал в «Яндекс.Дзен»!

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by