Кто это?

По меркам ученого, карьера Ольги Круковской только начинается, хотя она уже девять лет работает в Институте природопользования НАН Беларуси и занимается проблемами загрязнения воздуха. Простыми словами, она следит за тем, чем мы с вами дышим каждый день.

— Я поступала в университет, чтобы мне было более-менее интересно учиться. Хотя изначально мои интересы вообще не были связаны с экологией: я достаточно долго училась в архитектурно-художественной школе, и бо́льшая часть моей семьи связана с архитектурой. Но однажды мне мои родные сказали: «Ты не архитектор». Наверное, в какой-то момент я потеряла интерес ко всему этому. Вдобавок школа находилась на другом конце города, и дорога туда-обратно занимала два часа ежедневно. Я поняла, что с таким режимом у меня останется слишком мало времени на подготовку к поступлению. В общем, я радикально все поменяла и пошла в физико-математическую школу, которая была гораздо ближе к дому.

Сейчас Ольга — ученый секретарь Совета молодых ученых Национальной академии наук, но основная ее работа связана с изучением вредных веществ, которые попадают в воздух.

— Темой загрязнения воздуха я заинтересовалась, когда пришла после Международного экологического университета имени Сахарова в Институт природопользования НАН. Там сразу появилась мотивация: у каждого сотрудника был свой кусок работы, и никто не скакал на побегушках у более опытных сотрудников. Я занималась выбросами твердых частиц: тогда лаборатория как раз заканчивала трехлетний проект, и меня сразу погрузили в эту тему. Наша лаборатория занимается национальной инвентаризацией выбросов: все, что касается загрязняющих веществ и международной отчетности, необходимой Министерству природных ресурсов и охраны окружающей среды, происходит у нас. Это огромный объем работы.

---

— Регулярно следить за тем, как меняется воздух, — это, как мне представляется, огромный объем работы…

— Беларусь достаточно давно ратифицировала и приняла «Конвенцию о трансграничном загрязнении на большие расстояния». В соответствии с этой конвенцией, у нас есть определенные обязательства. Каждая страна должна предоставлять отчеты по выбросам загрязняющих веществ в атмосферный воздух, но не всегда это делается большими командами. Есть ряд государств, где над этой отчетностью работает огромное количество людей: например, в Германии за каждый вид источников загрязнения отвечают отдельные люди, в Бельгии и Нидерландах все это организовано территориально. А есть Эстония, Литва, Латвия, Греция, Беларусь, где всем этим занимаются от силы десять человек.

На самом деле все зависит от ресурсов. Можно большими мазками делать первичные оценки, и это на самом деле тоже важно. Но чем больше у тебя ресурсов, тем более детальную оценку ты можешь дать. Оксиды азота и серу необходимо исследовать детально, потому что по ним существует строгая отчетность и есть нормы по снижению их содержания. А есть твердые металлы, которые разные страны исследуют по мере возможностей. Но несмотря на достаточно скромный ресурс, мы делаем практически все исследования, потому что работа выполняется сотрудниками лаборатории уже давно, и мы накопили большой опыт.

— Если читать исключительно новостные сводки, можно основательно запутаться: с одной стороны, мы читаем, что воздух в Минске хороший и чистый, с другой — по статистике ВОЗ, Беларусь занимает третье место в мире по количеству смертей, связанных с загрязнением воздуха… Как это понимать?

— Что такое «болезни, связанные с загрязнением воздуха»? Это респираторные и сердечно-сосудистые заболевания. И у нас действительно по многим причинам с этим есть большие проблемы. При этом мы далеко не первая страна по загрязнению в городах, но у нас действительно плохая статистика по заболеваниям. Почему? Я думаю, не стоит списывать со счетов, что мы еще и одна из самых пьющих стран в Европе и в мире. То есть качество воздуха на возникновение этих заболеваний влияет среди прочих причин, но не является единственной.

ВОЗ смотрит прежде всего на преждевременную смертность от озона и сокращение продолжительности жизни из-за загрязнения твердыми частицами. Это универсальные показатели. С озоном у нас все относительно хорошо в силу нашего географического положения. Проблема существует в южных странах, потому что он образуется под действием солнечного света.

— Какова на самом деле ситуация с качеством воздуха в стране?

— Есть два важных вопроса: первый — это выбросы в окружающую среду вредных веществ, второй — это результирующее качество воздуха. Да, они взаимосвязаны, потому что вещества, содержащиеся в воздухе, не возникают из ниоткуда. Но не всегда эти вещества выбрасываются нами. «Конвенция о трансграничном загрязнении на большие расстояния» называется так не случайно, потому что очень большая часть того, что выбрасываем мы, улетает далеко за пределы страны. Но это работает и в обратном порядке: то, что осаждается и выпадает у нас, преимущественно не наше. При этом наше здоровье в большей степени зависит от того, что происходит именно с выбросами на территории Беларуси.

У нас есть национальная система мониторинга окружающей среды, которая функционирует через посты — обычные с виду белые будочки, расположенные в разных локациях во всех крупных городах Беларуси. Эта система не очень масштабная: в Минске около двадцати таких будочек. Это не особенно много, потому что ситуация на дороге и в пяти метрах от нее уже разная, но оборудование достаточно дорогое и часть его куплена не за наши деньги — это в том числе международная помощь: мы не можем позволить себе покупать больше. Чтобы максимально изучить качество воздуха и содержание в нем вредных веществ, эти посты расположены в наиболее представительных зонах: промышленных, жилых, автомобильных. Мы не можем, условно говоря, брать всю кровь на анализы — мы берем небольшую часть и по ней определяем, что происходит.

Сейчас норма выбросов для твердых частиц составляет 40 микрограммов на кубический метр. У нас в 2017 году их содержание составляло 24 микрограмма на кубический метр в промышленных зонах и 12 в жилых. Это хороший результат, но не во все годы он бывает у нас таким.

Случается, что в некоторые годы мы приближаемся к отметке 40. Но к этому показателю приближаются многие города во всем мире. Если брать проблемы, связанные с частицами, то эта проблема достаточно остро стоит много где: например, в Польше, где до сих пор используется много угля, в крупных городах Европы — Риме, Париже. Удивительно, что по этому показателю все достаточно хорошо в Германии. Но там ужасные показатели по содержанию азота, потому что в этой стране высокая степень индустриализации и автомобилизации — во многих немецких городах есть превышение нормы.

В Беларуси в разных городах есть разные проблемы. Например, в Орше и Пинске очень высокий уровень содержания CO, и непонятно почему. Да, это не самое опасное вещество, но уровень неожиданно высокий. В Гомеле есть вопросы по твердым частицам. Еще есть превышения по содержанию в воздухе формальдегида, но его уровень замеряется только летом.

— Минск — достаточно автомобилизированный город. Понятно, что до Германии нам очень далеко, но все же есть ли проблемы с содержанием в воздухе выхлопных газов?

— В Минске количество зарегистрированных транспортных средств растет просто чудовищными темпами, но при этом не так быстро увеличивается потребление топлива. Сейчас мы находимся в достаточно выгодном положении и еще не прошли смену экологических стандартов. За счет этого процесса мы успеваем нивелировать разницу: когда мы будем менять Евро-4 на Евро-5, а Евро-5 — на Евро-6, то не сможем рассчитывать на такие благоприятные показатели.

Пока у нас выбросы некоторых веществ достаточно стабильные, а по многим показателям сокращаются. Например, по выбросам серы мы получили более хорошие результаты, чем прописано в соглашениях: у нас практически везде очень низкие концентрации, и в основном это произошло благодаря качеству топлива.

— В следующем году в Беларуси начнет действовать Парижское соглашение, по которому мы должны сократить выбросы парниковых газов на 28% относительно уровня 1990 года. Это вообще реально?

— Евростандарты — это очень большой шаг к сокращению выбросов. Разница между несоответствующими двигателями и Евро-5 колоссальная. Что касается стационарных источников, все очень сильно поменялось. В начале девяностых было другое сырье и другие нормативы, а сейчас любое новое производство должно вписываться в стандарты и использовать наилучшие из имеющихся методов снижения выбросов. Грубо говоря, цементный завод невозможно открыть без фильтров.

— С другой стороны, в белорусских городах можно наткнуться на характерную ситуацию… Приведу в пример Борисов: там на совсем маленьком «пятачке» расположены «Лесохимик», шпалопропиточный завод, «Медпрепараты», там же — завод хлебопродуктов и мясокомбинат, чуть дальше — частный сектор.

— Есть стандартная практика: предприятия, которые опасны с точки зрения загрязнения воздуха, располагаются вместе, а жилая зона от них отделяется. Но иногда у нас случается, что под забором производства действительно возникает частный сектор. Непонятно, кто в этой ситуации прав, а кто виноват, но люди живут прямо рядом с предприятием. Кто построился первый, непонятно. Но предприятие не дали бы построить рядом с жилой зоной.

У вредных предприятий есть санитарно-защитная зона, в черте которой не должны проживать люди, и обязательства проводить измерения. Процедуры согласования в нашей стране жесткие и строгие. При этом есть такая схема: на многих производствах поднимают повыше трубу, чтобы выбросы рассеивались на бо́льшую территорию. Вообще, при строительстве или реконструкции предприятий на этапе проектирования выполняется расчет рассеивания выбросов. В результате него должно быть подтверждено, что при самых неблагоприятных условиях это производство не приведет к повышению концентраций выше допустимых пределов на границе санитарно-защитной зоны. Это позволяет просчитать, что ветер не сдует все выбросы куда-нибудь в жилой район. Кроме того, действующие крупные предприятия обязаны регулярно производить измерения качества воздуха на прилегающей территории. Конечно, это не панацея от экстренных выбросов: иногда все-таки есть погрешности и где-то что-то не учитывают. На некоторых предприятиях нерегулярно обслуживаются фильтры и очистные установки либо они не всегда включены. Но это вопрос исполнения предписаний, и его регулирует Министерство природных ресурсов и охраны окружающей среды.

Но вопросы экологического законодательства не всегда можно решить на конкретном производстве. Бывает, что предприятие просто получает штраф за штрафом и ничего не меняет. Иногда, чтобы уложиться в нормативы, нужно закрыть производство, а экономические интересы в приоритете по сравнению с экологическими. Наверное, в этом есть логика. Получается, что платит одно предприятие, а выгода от снижения выбросов распространяется на всех.

— Можете назвать три главные проблемы, связанные с загрязнением воздуха, которые существуют в Беларуси?

— В Беларуси есть вопрос информирования населения. В каких-то частных разговорах часто слышишь: «Да, нам это интересно, для нас это важно». У нас есть система мониторинга окружающей среды, где эти данные можно видеть в режиме реального времени. Но у этих сайтов статистика посещения совсем печальная. Получается, что мы хотим хотеть. Нам кажется, что эти данные — это важно, но насколько важно это для нас в реальности? Возможно, мы не сильно об этом думаем. Банальный пример: одну из самых больших пробок в своей жизни я видела в День без автомобиля.

Но это работает и в обратную сторону. В дни, когда у нас неблагоприятные условия рассеивания вредных веществ, предприятия об этом информируют, а людей — нет. Это странно, потому что у нас есть оранжевый уровень опасности по ветру, но нет оранжевого уровня опасности по рассеиванию. Никто не рассказывает людям, как и что нужно делать. А есть минимум, которого стоит избегать: например, не нужно красить заборы, зажигать костры или совершать пробежки в этом районе. Мне кажется, что вопрос как раз в недостатке информирования. Вроде бы системы наблюдения и отчетности есть, работа ведется, а выходит отчет ВОЗ — и у нас все плохо. На самом деле у нас не все идеально, но и не плохо.

Есть еще один нюанс: мы многие вещи констатируем и не всегда можем объяснить каждую цифру, которую получаем. Например, сейчас в Минске есть снижение по содержанию твердых частиц, но даже мы не можем сказать объективно, почему конкретно в этом месте и в этом году это произошло. Это делает процесс менее управляемым. Если мы будем знать причины, то сможем устранить или скорректировать их. Но это вопрос ресурсов, которыми мы располагаем.

Читайте также:

• Ученый, который работал над препаратами против рака и СПИДа: «Уборщица в магазине получает больше, чем профессор»
• Учитель, который готовит медалистов международных олимпиад: «Смысл жаловаться, если заранее знаешь, что получишь 500 рублей?»
• Ученый года — 2017: «В девяностые мы работали за $20 и подрабатывали в торговле за $300. Теперь все изменилось»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by