О проблеме алкоголизма в Беларуси не говорит только ленивый. Правда, в основном только с одной стороны: повысить цены на алкоголь, ограничить его продажу, принудительно лечить, социализировать и так далее. При этом в стране, по разным оценкам, как минимум от 160 тыс. до 500 тыс. детей алкоголиков разных возрастов. Что они чувствуют, с какими проблемами сталкиваются и как их переживают? Таких обсуждений вы практически не найдете. Наша читательница Виктория решила наконец озвучить свою историю и рассказать, что происходит с ней.
К нам в офис приходит симпатичная молодая девушка с миловидным лицом, хорошо одетая. Ей 23 года, она отучилась на заочном в БГУ и сейчас работает бухгалтером в одной из туристических фирм Минска. Во внешней жизни она улыбается, внутри же у Вики все плохо. Никто из ее окружения даже не догадывается, что у девушки пьет мама. Более того, никто даже не в курсе, что у нее в принципе есть мать. Ей было проще сказать, что она сирота, чем рассказать о своей ситуации в семье.
— Я врала много и всем. Мне было больно признаться самой себе, что я родилась в такой семье. А еще я не хотела, чтобы меня все жалели, — дрожащим голосом говорит Вика.
Виктория родилась и выросла в деревне недалеко от Пуховичей. У нее еще есть две сестры — Юна и Оля — и брат Кирилл. Так вышло, что все они от разных отцов. Вика и Юна о своих ничего не знают.
— Мама выходила замуж дважды и дважды хоронила своих мужей. Все эти смерти, конечно, каждый раз были сильным ударом для мамы, — вздыхает Вика. — Сильно пить она начала уже после смерти первого мужа. Помню, мы тогда жили у бабушки. Мама просто уходила и могла не появляться дома неделю. Бабушка, конечно, старалась смотреть за нами, но она была после инсульта, и ей было очень сложно с нами: и приготовить, и убрать, и постирать. Дом простой, деревенский: ни водопровода, ни канализации — ничего.
Она все время ругала маму, говорила, что она алкоголичка. Но у меня в детском сознании не отпечаталось, что она как-то там валялась или что-то еще. Это потом уже наступило. Ее запои, как правило, начинались с пива. Она пряталась, как будто мы, ее дети, ничего не замечаем. Потом стала пить дома, приводить своих друзей. Никакие разговоры или убеждения не действовали. Потом говорит, что больше так не будет, просит ее простить — и снова пьет.
Выпившей она не была агрессивной. Она говорила, что любит нас, что все ради нас. Это скорее я становилась агрессивной, когда она была пьяной.
Я не могла и не могу принимать ее такой. Это совсем другой человек, не моя мама.
Семья Вики жила бедно: зарплаты мамы и пенсии бабушки не особенно хватало. Стало полегче, когда ее мама вышла замуж официально первый раз. Каким человеком был первый ее отчим, Виктория не помнит: была очень маленькой. Знает только, что вместе с ним они прожили недолго: мужчина тоже умер. Мама девушки снова запила, да так, что в 2003 году Викторию и двух ее сестер забрали из семьи.
— Нас отвезли в приют, — рассказывает девушка. — На тот момент мне было 8, Оле — 7, а Юне около двух. Мы пробыли там три месяца, потом был суд, маму лишили родительских прав, а нас определили в детский дом семейного типа. Как ни странно, у меня очень светлые воспоминания оттуда. Там всегда был порядок, там меня и моих сестер любили и ценили просто за то, что мы есть. Приемная мама помогла нашей родной маме восстановиться в родительских правах, и через год нас ей вернули.
Первые годы после этого были спокойными. Мама девочек не пила, работала. Казалось, что все страшное уже позади и жизнь налаживается. Мама Вики вышла замуж во второй раз. Жизнь постепенно налаживалась, отчим хорошо зарабатывал, дети вздохнули с облегчением.
— Отчим Александр был очень хорошим человеком. Он очень поддерживал маму, а нас полюбил, как будто мы родные, — объясняет она.
В 2007 году в семье появился Кирюша. Вике тогда было 13. Она говорит, что все три сестры обожали малыша.
— Но когда Кириллу исполнился годик, мама сорвалась. Отчиму было очень тяжело с этим справиться. Мама снова могла не ночевать дома, надолго уходить, оставляя дома четверых детей, в том числе годовалого Кирилла, — рассказывает она. — Отчим умер от сердечной недостаточности в 2008 году. Но это никак не изменило отношение нашей мамы к алкоголю.
Я же думала, что у мамы все хорошо, что это просто стресс, что скоро все пройдет. А оно не проходило и не проходило.
— На тот момент мне было 14. Я стала очень взрослой: готовила еду, стирала все вручную, так как не было «стиралки», убирала за сестрами и братом. И как ни странно, отлично училась в школе, — пожимает плечами девушка. — Но я все равно была изгоем, так как мне неинтересно было тусоваться где-то или пить.
Викина мама периодически была в запое, а поскольку она сидела в декрете, денег в семье постоянно не было. Старшая дочка старалась никому не рассказывать о том, что происходит в семье. Второй раз в приют не хотелось, да и у всех четверых была огромная детская вера в маму и надежда, что все изменится.
В 2010 году после девятого класса Вика поступила в Минский государственный политехнический колледж. Правда, на платное.
— Мама так захотела, чтобы потом не пришлось отрабатывать. Я снова ей поверила, я поверила, что мы сможем платить за учебу, — грустно вздыхает девушка. — Первый семестр она оплатила. А второй — уже нет… Помню, меня зовут в деканат, где говорят: «У твоей мамы опять забрали детей». Оплаты не было, и мне сказали отчисляться.
Органы опеки забирали 16-летнюю Вику прямо из колледжа. Младшему Кирюше на тот момент было 4. Снова приют, снова непонятно, что дальше.
— Честно, вот эти вот «изъятия» — это огромный стресс. Детей просто вызывают к директору и говорят, что сейчас их куда-то повезут. И ты в чем был в школе, в том и едешь — ни вещей с собой, ничего, а что впереди — неизвестно. Ужасное ощущение, просто невыносимое, — опускает голову Вика. — Когда ты считаешь, что ты вроде как нормальный человек и вроде как у тебя все хорошо…
Ты пытаешься скрыть, что у тебя мама пьет, чтобы никто не узнал, потому что это стыдно и ты не хочешь снова в приют. Стараешься-стараешься, а тебя все равно забирают. Притом что все мы хорошо учились, всегда ходили чистенькие и аккуратненькие, сами за собой следили. Но это не помогало…
— Маме снова дали исправительный срок. И вот за один день до его конца, за день до суда мы узнаем: она снова напилась, — Вика пытается не плакать. — Это было самым большим ее предательством по отношению к нам. Тот день был самым худшим днем в моей жизни: столько отчаяния у меня никогда не было. У нее есть все для того, чтобы начать заново, а она не начинает. Ну и вдобавок я винила себя в том, что ничем не смогла ей помочь.
Мать девушки лишили родительских прав во второй раз. Она не восстановила права на детей до сих пор…
— Опеку над нами взяла на себя жена нашего дяди, маминого двоюродного брата из Минска. Я решила продолжить учиться в 10—11-м классе, раз не вышло с колледжем. Сестра Оля поступила в железнодорожный техникум после 9-го класса. Юна ходила в школу, Кирилл — в сад.
Мама Вики к детям практически не приезжала, но постоянно звонила.
В 18 лет Вика поступила в Минский финансово-экономический колледж. Тут-то и случился конфликт между ней и женой дяди.
— Я считала, что они моя семья, что я могу приезжать и жить у них. Год ведь прожила, — объясняет она. — Но мне было сказано, чтобы я жила в общежитии, — так я поняла, что им не нужна. Они не приняли нас как своих, чисто так, на передержку взяли… Поэтому я и не хотела туда возвращаться. И потом, мне казалось: если человек не разрешил жить, то зачем мне с ним общаться?
Прожить на одну стипендию Вика не могла, поэтому параллельно учебе она работала — кассиром в Bigzz, потом в McDonald’s. Жила в общежитии, катастрофически не высыпалась и никуда не ходила. Ставила тогда перед собой цель: поступить в вуз. Она собиралась на заочку и копила на платное. После выпуска поступила в БГУ на экономический факультет и окончила его по сокращенной программе для выпускников ссузов. Все это время девушка работала и училась. Говорит, очень быстро поняла, что никто ей ничего не должен, и научилась во всем надеяться только на себя.
До 20 лет она вообще не общалась с родственниками. Не приезжала, не писала и не звонила — настолько замкнулась в себе. В колледже говорила, что у нее нет родителей, что она круглая сирота. Сестры и брат посчитали, что она их бросила.
— Понятно, что и сестры, и брат на меня за это обиделись. Вторая сестра винит меня во всем, говорит, что из-за меня в семье все случилось, что мама тратила деньги на мою учебу. Она на меня очень сильно злится, и поэтому отношения у нас не очень. Меня беспокоит, что она любит выпить и погулять. Я уже вижу начинающиеся проблемы с алкоголем, — рассказывает девушка. — Оля сейчас работает на железной дороге. С ней мы более-менее контакт наладили, созваниваемся, встречаемся. Она по характеру больше на меня похожа. Кириллу уже 11, он живет в семье у дяди, но общаться нам с ним практически не дают. В общем, все сложно…
Сама Вика с тех пор, как только стала более-менее зарабатывать, пытается спасти маму от алкоголизма. Она уже несколько раз кодировала ее, отправляла в больницу на капельницы — ничего не помогает.
— На меня периодически накатывает чувство вины: она же мать. Когда она платила алименты на сестер и брата, у нее не оставалось никаких денег. Она звонила: «Вика, помоги». Я ехала в деревню, помогала ей деньгами, платила за капельницы, давала ей деньги, — рассказывает девушка. — Мы с сестрами восстанавливаем дом, который от дедушки остался. Я все думала, что она посмотрит, что дети ей так помогают, и прекратит пить. Нет, не прекратила…
У нас была возможность отдать ее в реабилитационный центр. Я предлагала ей: мол, мама, давай, — но она заявила, что у нее огород, и никуда не поехала. Сейчас вот снова в запое, хоть полгода до этого держалась. Мне за нее стыдно. Пьет она, а стыдно почему-то мне…
В 20 лет Вике было так больно от всех этих проблем, что она всерьез думала о самоубийстве, о том, что всем станет гораздо лучше без нее.
— У меня до сих пор нет по-настоящему близких людей, которые знают, что со мной происходит. У меня в принципе нет друзей, я стараюсь быть одной и все время держу людей на расстоянии. А быть одной очень тяжело, когда не можешь попросить помощи, когда боишься, что твой обман вскроется, когда боишься осуждения… — у Вики снова дрожит голос.
Водка все разрушила, понимаете? Всю нашу семью. Мы теперь как осколки, по отдельности, сам по себе, каждый со своим горем… Это очень больно.
Со временем у меня началась ужасная депрессия, и я поняла, что мне нужна помощь. Сначала я искала бесплатные психотерапевтические занятия для родственников алкоголиков, но таких не оказалось. Я пошла к психологу в поликлинику, прождала ее у кабинета, а она просто не пришла. Поэтому ничего не оставалось, кроме как пойти на платные анонимные психотерапевтические группы. Уже на них я узнала, что у мамы болезнь. О, как сложно мне было принять этот факт! Я не признавалась, что она алкоголик, сама себе до последнего момента.
Только лет в 20 я стала понимать, что происходит что-то не то. Когда ее четвертый раз везешь в больницу, когда снова и снова достаешь ее из какой-нибудь опорки… Было такое, что ее кровью тошнило, кровь из носа шла, ты ей говоришь: «Мама, остановись», — а она не останавливается. Потом стало понятно, что своей помощью маме я помогаю болеть. Я думала, что предаю маму, что я ее бросаю… Как это так — не помочь? Теперь понимаю, что это не выход.
Я не знаю, как я не спилась от этой боли, от того, что я вру всем и даже на работе никто не знает, что у меня мама пьет. Прочитают в статье. Я не знаю, откуда у меня силы все это пережить, но откуда-то они есть. Главное — не сдаваться.
— Я не хочу, чтобы после этой истории меня кто-то жалел. Я просто хочу призвать детей алкоголиков говорить о себе, просить помощи, искать ее и не замыкаться в себе. Вы не одни и не одиноки, нас много, и мы можем помочь друг другу, — заключает девушка.
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by