Пандус ведет на улицу прямо с балкона квартиры. Потом начинаются приключения. Александр объясняет, как правильно хвататься за коляску, чтобы забраться на тротуар. После одного большого порога следуют еще три мелких: «Это для вас мелкие порожки, а для меня — Брестская крепость».

---

Хевиз, ПИКоАП

— Вот уже третий год основная моя борьба — это парковки. И вот недавно читаю, что электронная форма подачи заявлений ПИКоАП не предусмотрена, что начать административный процесс по электронному обращению на деле невозможно, что электронные обращения по фактам нарушения ПДД будут оставлены без рассмотрения.

И знаешь, формально они правы. Но я не понимаю. Власти говорят про построение цифровой страны и цифровые технологии, а электронные обращения мы рассматривать перестаем. Это что, мы теперь записки в дупло будем писать, как Дубровский?

Это первый момент. Второй. Окей, допустим по закону они правы. Но тогда обеспечьте доступ. Ведь ни в один РОВД в столице на коляске не попасть. Ни в один! И как подать заявления?

— Вы раньше об этом задумывались?

— Конечно, шесть лет назад до коляски и мыслей таких не было.

А сейчас я… не то чтобы общественник — мне это слово само по себе не нравится. Есть у нас ребята, которые тянут одеяло на себя. Они любят пиар, публичность, кипиш. Мне это ни к чему. Я всем этим давным-давно переболел. Просто есть такие проблемы, которые, к сожалению, не озвучивая, не решишь. Их в любом случае нужно вытаскивать наверх.

А без машины я не могу. Потому и зацепился за ГАИ. Машина — это не вертолет, в воздухе не зависнет. Здоровый человек может пройти лишних 50 метров, а я нет. Не потому, что не хочу, а потому, что не могу. А зимой? Там будет три маленькие ступеньки — и все. Хоть вешайся. А ты не представляешь, что такое постоянно просить. Можно сойти с ума. Это психологически сложно.

Суть очень простая: надо сделать так, чтобы просить не приходилось. Чтобы все происходило естественным и доступным образом.

В Минске я на общественном транспорте не езжу. Бог миловал. Но постоянно приходится скандалить из-за парковки. Приезжаешь, а на твоем месте другая машина. Делаешь замечание. Есть ребята, которые реагируют нормально: «Ну, чувак, извини, не заметил». Это я все понимаю. Сам был такой.

Но некоторые ведут себя просто по-хамски. Прямо перед моим подъездом припарковался микроавтобус. Припарковался так, что перегородил пандус, и я даже домой попасть не мог. А это зима. Я 20 минут стоял, ждал. Но потом понял, что замерзну в этой машине. Вылез и на коляске по сугробам поехал. Идет водитель. «Слушай, чувак, ну…» — «А что, мне перед тобой танцевать, если ты инвалид?» Со старта. «Не надо так ставить машину. Ты с инвалидами такой смелый или со всеми?» Стал быковать. Правда, потом свалил. Что это такое? Ну быдло. Да, случаи единичные, но бывают.

Буквально в мае я сел в машину и прокатился по Польше, Чехии, Венгрии и Германии. Две недели ездил. И знаешь, огромная разница между странами, где строили социалистическое светлое будущее, и теми, где нет. Люди другие.

Приехал в Баварию. Маленький частный отельчик. Выскочили мама с дочкой: «Ай-яй-яй, ай-яй-яй. А где ваш сопровождающий?» — «Нет его, я один». — «Ай-яй-яй, ай-яй-яй». И никаких проблем я не испытал.

В Германии никого ни о чем просить не надо. А в Венгрии надо. Вроде бы все хорошо и нормально, но приезжаешь на озеро Хевиз в купальню с минералкой — и начинаешь искать работника, который опускает подъемник. Его нет на рабочем месте. А вроде как должен быть.

Вспоминаешь СССР — ничего не поменялось в сознании людей.

Спекуль, бомбарь

— Как вы жили до коляски?

— 1989 год. Перестройка. Горбачев. Зарплата 73 рубля грязными — и делай что хочешь. На 73 рубля тогда можно было купить молоко, кефир, хлеб… Но в магазинах ничего не было. Сейчас-то в Беларуси выросло поколение, которое думает, что «Корона» была всегда.

Стипендия у студента составляла 40 рублей. Так студент один, а у меня семья, ребенок маленький. Работал инженером-наладчиком электронно-вычислительных машин. Потом все упало. Я три месяца лежал на диване, смотрел в потолок и совсем не понимал, что дальше делать: «Как жить? Скоро жрать будет не на что!»

Мне было 29. После трех месяцев понял: надо что-то менять. Тогда появились первые кооперативы. Я взял газету «Вечерний Минск». Нашел объявление: такому-то кооперативу требуются инженеры, тра-ля-ля-ля. Карла Маркса, 34. Бомбарь (бомбоубежище) в самом центре города.

В первый день пришел — закрыто. Во второй пришел — закрыто. В третий пришел — закрыто. В четвертый раз пришел — открыто. Спустился. «Здрасьте-здрасьте». — «Ты кто?» — «Инженер-наладчик». — «А что ты умеешь?» — «Компьютеры умею починять». — «Да?» — «Да». — «Погнали».

Заводят в комнату, а там стоит персоналка. Я про такие только слышал, в глаза не видел никогда. Не понимал, каким боком дискетка вставляется. «Знаешь, что это такое?» — «Да, конечно!» — «Починить сможешь?» — «Ну-у-у… Попробую».

Я сидел там 30 дней. У того компа винчестер был на 20 килобайт, весил 3 килограмма. Ковырялся с огромным интересом и со страху починил. Слава богу, там поломался монитор, а в этом я что-то понимал.

Мне заплатили очень много. Не знаю почему. Наверное, потому, что я им тысяч 70 спас. Когда расписывался в ведомости, чуть не упал. Доллар к тому моменту подорожал, так что получилось примерно $250.

Выдали брикет советских троек, перевязанный бечевкой. А я не знал, куда его спрятать. У меня столько денег никогда не было. Рассовал все это по одежде. Шел по улице и думал: «Блин, как бы до дому добраться, чтобы меня не ограбили бандиты».

Когда пришел домой и вывалил все это на стол, у жены были во-о-от такие глаза. Она подумала, что я ограбил Сбербанк.

После этого началась другая жизнь. Какое-то время я был наемным сотрудником. А потом подтянул знакомых пацанов, и мы начали заниматься компьютерами.

— Это было опасно?

— Власть нас серьезно не воспринимала. А ребята от криминала периодически приходили и говорили: «Ну шо?»

— Самая запомнившаяся история из того времени?

— О грустном рассказывать не буду. Лучше о веселом.

Год, может, 1991-й или 1992-й. Приехал знакомый жулик: «Один спекуль продает магнитофон кассетный Sharp. Надо сбить ценник. Он 13 000 рублей просит. За 10 000 я бы забрал». — «Так что надо?» — «Поехали поддушим его по цене».

Сели на машину, поехали.

Человек жил где-то возле Круглой площади. Зашли в квартиру — там два пацана каких-то. Присели, жулик мой говорит: «Ну где твоя балалайка?!» Человек приносит свой Sharp. Агрегат большой, красивый, в упаковке.

А я только накануне в каком-то журнале прочитал, что где-то придумали компакт-диски. Типа на них можно будет записывать музыку и воспроизводить. И вообще, скоро новая технология появится в магнитофонах.

Так вот, на столе стоит Sharp. Я на правах эксперта говорю: «В принципе, все нормально. А сколько ты за него хочешь?» — «13 000». — «Не-не-не! Какое 13 000? За 13 000 с компакт-диском можно купить. Красная цена — десятка. А подождешь еще пару месяцев — и за десятку не продашь». Парень задумался… «Ну ладно, за десятку забирай».

Смотрю на своего компаньона. Он такой: «Ну ладно, пошли. Я подумаю». Выходим на улицу: «Так а чего ты не забирал? Ты ж за десятку хотел». — «А на хрена мне кассетный за 10 000? Я за 13 000 с компакт-диском куплю!» — «Ну ты лошара! Я ж специально ему заливать стал, чтобы ценник сбить. Это будет еще только через пять лет».

Не знаю, купил ли он тот Sharp, но в итоге в мои сказки поверили и покупатель, и продавец.

Ведро, $15 000

— Когда отошли от дел?

— Я занимался бизнесом лет 20. Потом стал помогать дочке. С ученым видом хмуря брови, давал советы. Они-то знают законы, но не знают жизни.

Начал немножко кайф ловить.

10 января 2012 года я решил, что бросаю курить. 30 лет курил, а тут решил, что хватит. Меня поперло — за два месяца без сигарет набрал 8 килограммов. Я это все не замечал. Но обычно покупал пиджак 50-го размера, а брюки мне ушивали — до 46-го, максимум 48-го. И тут я перестал в них влезать. Понял, что надо что-то делать.

Как потеплело, отправился на дорожку и побежал. Один умник мне сказал: «Бегать — плохо: колени, возраст. Лучше крутить педали». Хорошо. 12 июня я купил новенький велосипед, а 19-го попал под раздачу.

В тот день в одиннадцать часов я поехал и сделал страховочку на машину — на год вперед. Отправился домой. Думаю, погода хорошая, надо прокатиться. Возвращался по велодорожке возле Комсомольского озера. Как раз напротив гостиницы «Виктория». Был час дня. В ушах музыка.

— Какая?

— Не помню уже.

Поднимаю голову — недалеко от моих бровей полено. Если бы оказался в той точке секундой раньше, мне бы просто голову снесло. Потому что ребята из Зеленстроя пилили очень конкретную липу. Почему валили на дорожку, не знаю. Наверное, чтобы далеко не ходить. Никаких оцеплений. Потом им говорил: «Хоть бы ведро какое поставили».

Липа ударила меня скользящим в голову и сбила. Судя по тому, что сидушка капитально ушла назад чуть ли не полностью, ударила сильно. Я периодически проваливался, в голове была каша, но по большей части был в сознании. Рядом гулял мужчина с женой и ребенком. Он подбежал. Я достал телефон и дал ему: «Снимай все подряд!»

Подбежали зеленстроевцы. Говорю: «Ноги поднимите». Они подняли, и я понял, что ног не чувствую.

Со всех сторон стал подтягиваться народ. Приехала скорая. Помню, что меня перекладывали на какой-то железный щит. Находился в сознании до того момента, как повезли в операционную. Жена и дочка стояли в дверях, я им рукой помахал: «Увидимся!» И потом провал.

Вечером мне сделали операцию. Утром я очнулся.

— Судились?

— Суд я выиграл. Мне выплатили примерно $15 000 по курсу. Но что такое $15 000 за сломанную жизнь? А это единоразовая выплата. И больше ничего.

РНПЦ, три копейки

— Когда стало ясно, что коляска?

— Я лежал в РНПЦ. Когда отошел от наркоза, понял, что провалился в яму. И яма эта такая глубокая, что краев не видно. И как из нее выбираться, хрен его знает. При этом я довольно трезво оценил, что не могу двигаться. Было очень больно. И даже наркота, которую мне кололи каждые четыре часа, не спасала. Прибивала болевые ощущения, но не спасала.

Доктора… Доктора врут, они боятся, что ты начнешь психовать, когда узнаешь правду. «Ходить буду?» — «Ну, не строевым, конечно». А я вижу, что врет. Я уже все знал к тому моменту.

Когда более-менее очухался, попросил телефон. У меня друзья медики. Позвонил другу-хирургу, описал ситуацию. Он-то все понимает, мне врать не надо. Сказал: «Саша… Коляска». А я что? Ну что, ну, коляска. Я психологически довольно устойчив. У меня не было паники и истерик. Так значит так.

Позвонок, который L2, размолотило вдрызг. Его ошметками порвало спинной мозг. Знакомый хирург сказал сразу: «Чувак, будь готов к худшему». Во время первой операции мне просто фиксировали позвоночник, потому что он был как переломанная доска. Вставили титановые пластинки, вкрутили шурупы. Во время второй операции вставляли титановый стакан между здоровыми позвонками. Укрепляли, чтобы нагрузка вертикально держалась.

Первая операция была 19 июня. Скоро шесть лет. А вторая, кажется, в октябре. К февралю я очухался.

Тяжело психологически. Оказываешься в вакууме и не знаешь, что делать. Ты как кусок бревна, повернуться без помощи не можешь. Физически не можешь. Выхода два: или намыливай веревочку, или приспосабливайся. Начал заниматься, чтобы просто физически окрепнуть. Дальше как-то распогодилось. Теперь езжу в бассейн два-три раза в неделю. Стараюсь быть независимым, чтобы никому не становиться обузой.

Жалеть меня никто не жалел. Повезло с друзьями. Они очень помогали. Свалили только двое. Честно, не ожидал, просто не ожидал. Растворились в тумане. Остальные все остались и помогают до сих пор. Без них было бы совсем плохо. 24 часа в сутки со мной находились люди.

Про мой случай писали в СМИ. Еще когда был в РНПЦ, приехал совершенно незнакомый парень — мы вот вообще друг друга не знали. Попросил встречи. Зашел, говорит: я массажист, давай с тобой буду заниматься. Подумалось: «А на фига тебе это надо?!» Но оказалось, что жизнь избавила от двух старых друзей и дала одного нового. Пару лет этот парень, не взяв ни копейки, несмотря на все попытки, возился со мной. 45 минут от макушки до пяток, от макушки до пяток. Сперва я пытался разобраться в мотивации человека. А потом подумал: «Чего я лезу? Делает — и спасибо». Это пример человеческой доброты. Просто так, из воздуха. И мы дружим до сих пор.

Кто-то уходит, кто-то приходит. С людьми, которые исчезли из моей жизни после ЧП, мы больше не встречались. Да у меня и нет никакого желания. Нам не о чем разговаривать. Многие вещи стали понятны и просты, как три копейки.

— Например?

— Если ты нужен, тебя найдут в три часа ночи в чаще самого непроходимого леса. Если ты не нужен, людей калачами не заманишь. Потому не надо тратить время. Все остальное — это игры. Все очень просто. Есть «да», и есть «нет». Размазанные сладкие сопли и обещания ничего не стоят. Кто хочет, тот ищет способ, кто не хочет — причину оправдаться. И как бы ни было банально, это на самом деле так. Железно работает.

И еще одна очень важная вещь. Завтра может не быть. Живешь и думаешь, что так будет всегда. Всякая хрень может случиться с кем угодно, только не с тобой. А вот ни фига. Настает один день — опа — и фига. Так что жить надо здесь и сейчас. И кайф ловить от того, что ты просто живой. Счастье — оно внутри тебя. Снаружи нет его ни грамма.

Суп, Чикаго

— Меня отправили на реабилитацию в Аксаковщину. Ребята-элфэкашники с тобой занимаются, но ты кусок бревна и ничего не понимаешь. На занятия привозят на каталке. Там разминают все что можно: ноги, руки. Сам пытаешься шевелиться. В этом деле главное — это не лечь. Многих накрывает: «Все! Жизнь закончилась! Ничего делать не буду! Пошли вы все в задницу!» И они собираются умирать. А я не собирался.

Когда меня посадили в коляску, это был определенный успех: «Я могу самостоятельно двигаться!» В страшном сне бы не подумал, что обрадуюсь, оказавшись в коляске…

Объясню, почему мне еще повезло.

После реабилитации в Аксаковщине попал в лагерь — их проводит общественное объединение инвалидов-колясочников РАИК. Ребятам еще в девяностых годах шведы показали. В лагере такие же люди на колясках рассказывают, что, как и почему. Вплоть до того, как в туалет сходить. Они уже через все это прошли.

Мы обедали. Рядом сидела девочка-шейница (у нее был перебит шейный позвонок). Даже ложку держала с огромным трудом. И вот она как-то неудачно облокотилась. Соскользнула рука — и девочка упала лицом в тарелку супа. Все сидят вокруг и смотрят оцепеневшие, никто не соображает, что она сейчас просто утонет к чертовой матери и захлебнется супом! Понимаешь? Захлебнется супом! Вот она, степень беспомощности. У нее лицо в тарелке, и она не может шевелиться.

Хорошо, что рядом были тертые волонтеры из Польши. За плечи, за волосы — вытянули ее. Вот когда видишь такое, начинаешь кое-что понимать. И это не кино, не постановка, никто не придумывал это специально. Этот факт из жизни.

Десять дней я провел в лагере в Барановичах. После этого совершенно по-другому посмотрел на свой новый мир и понял, что надо, а что нет. Допустим, осознал, какие коляски выдают. Купил импортную за свой счет. По-другому никак.

На ней я ездил в Польшу, где катался на лыжах. Был в Америке.

— Где именно?

— Чикаго. Да, в планах значилось до конца жизни побывать в Америке. Но срослось неожиданно.

Товарищ выел мне мозг: «Заполни анкету в американское посольство». Программа называлась «Участие общественности в организации городского пространства».

Я прошел во второй тур, мне уже интересно стало. Прошел второй тур, я поехал в посольство на собеседование. Продвигал парковочную тему, что надо что-то делать. «Думаешь, если съездить в США, можешь что-то здесь поменять?» — «Ребята, мне не 15 лет, я понимаю, что завтра не поменяется ничего. Но если вообще ничего не делать, перемен не будет никогда».

Из Америки я привез важную формулировку.

У них нет понятия «инвалид», а есть понятие «человек на коляске». Человек на лошади, на автомобиле, на скейте, на джипе, на понтах. Человек — в первую очередь!

Заезжаю в автобус. Откуда я знаю, как у них там все? Ну, поставил на тормоз, стою. Водитель — толстый черный хлопец. Смотрит на меня в зеркало. Минуту смотрит, две. Автобус стоит. Выходит из своей кабинки, присаживается: там сверху вниз с тобой не говорят. «Первый раз?» — «Да». — «Окей, смотри, тут вот фиксаторы, наезжай колесами, их зажмет, чтобы ты никуда не улетел. А здесь веревочка, если следующая остановка твоя — дергай. Вот кнопка, чтобы разблокироваться. Вот рычажок, если кнопка не сработает».

Весь автобус молча занимается своими делами. Никто ни слова ни полслова. Парень пошел в свою кабинку: «Ну что, можно ехать?» — «Можно».

Люди вроде меня не хотят чувствовать ограничений. Это нормально.

Очень люблю музыку. А Чикаго — это Бадди Гай и его знаменитый блюзовый клуб. Быть в Чикаго и не заглянуть?

Пятница. Такси не поймать. Вызвал — ждал 40 минут. Перезванивают: «Извини, но пробки в городе». Елки-палки, что делать? Девять вечера. Думаю: уже поздно. Выехал на улицу, качу. На багажнике сидит таксист, по телефону что-то чешет. Я подъехал. Он отвлекся: типа проблемы какие-то? Говорю: «Такси надо». — «Извини, у меня смена закончилась. Но сейчас, я все сделаю». Вышел на дорогу, что-то посвистел. Поймал тачку, подогнал. Сели и поехали.

Ехали-ехали-ехали, даунтаун закончился, слева стройка, справа стройка. Темно. Какой-то забор, дырка в стене, он говорит: «Здесь». В моем понимании всемирно известный клуб выглядел немного по-другому. «Ты не ошибся?» — «Ну вот навигатор показывает». И тут вижу над дырой в стене Buddy Guy Club.

Вылезаю. Какие-то пацаны лет по 15—16: «Мистер, привет, как дела?» — «Все хорошо». — «В клуб?» — «Ага». — «Давай поможем». Открывают двери. Потом сообразил, что это первая линия обороны. Заехал внутрь. Стоит амбал с лысой головой и кулачищами с арбуз: «Привет, минуточку». Передо мной двух ребят обшмонали, как в аэропорту. Рюкзаки сдать, штампик на руку — проходи.

Вход платный, $20, только кеш. Пришла женщина, провела меня в зал. Музыканты настраиваются. Она меня раз-раз-раз — привезла на пустое место. А там метров семь до сцены. «Удобно?» — «Удобно». И ушла. Через пять минут прибежал какой-то хлопец: «О, привет». Достал откуда-то стол, стул.

Приходит девушка-официантка. Музыка грохочет, она что-то быстро чешет на английском. Я ничего не понимаю. Она закончила. Я ей: «No understand you». Она такая: «Deutch?» — «No». — «French?» — «No». — «Spanish?» Она психанула на английском: «Так а на каком языке ты, бл…ь, разговариваешь?» Я говорю: «Russian». Девушка чуть не плачет: «Так, а я не знаю Russian». — «Listen, говорю, to me. Menu? Menu есть?» — «Ага». — «Неси». Ну и там мы уже объяснились. Хорошо, что меню было с картинками. За две секунды обо всем договорились.

То есть на коляске я могу и клубы посещать, и по-другому от жизни кайфовать. И этими ощущениями очень дорожу.

Знаешь, если будет понимание разницы между инвалидом и человеком на коляске, будут и безбарьерная среда, и парковки, и все остальное. Инвалид — это штамп. Ты изначально не такой, как все. А почему? А потому, что ты не такой. И все. А не такой — это плохо на интуитивном уровне. В нашем обществе «не таких» пока что не очень любят.

Это «Мужской клуб» — рубрика, в которой не обязательно будет разливаться тестостерон, но в которой будут рассказывать о мужчинах. Совершенно разных. Если вы считаете историю своей (или товарищей, друзей, братьев да прочих родственников) жизни и порядок собственных мыслей интересными, присылайте истории на адрес nm@onliner.by.

Читайте также:

• Музыкальный продюсер отказался от амбиций и карьеры, чтобы спасти дочь
• Как сельский двоечник воссоздал одну из главных святынь Беларуси
• Парень, которого не хотели брать в ПТУ, вошел в число лучших шеф-поваров мира
• История минчанина, который похоронил жену и стал воспитывать дочь в одиночку
• Как электромонтер по лифтам стал продюсером культовой группы
• Как минский автослесарь пошел против всех, чтобы стать знаменитостью
• Как экскаваторщик из-под Заславля ушел из дома, чтобы стать всемирно известным
• Как белорусский пилот на 11 лет улетел в Африку от безденежья
• Как агроном из-под Ляховичей изменил свою жизнь и стал капралом в Иностранном легионе

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by