Языковые нормы перестали быть догмой. Люди XXI века, заявляя о себе и сражаясь за свои права, вслед за глаголами стали склонять существительные. Почему «пловчиха» устраивает всех, а «директорка» вызывает бурю эмоций?

Кто это

Ольга Зуева — не доцентка, а доцент кафедры русского языка филфака БГУ, кандидат филологических наук. Считает речевые и орфографические ошибки собеседника результатом либо расстройства здоровья, либо нежеланием учиться. Всепрощающа, поэтому поправляет только близких друзей, не допуская ни капли высокомерия.

Дмитрий Медведев — редактор, обладатель красного диплома филфака и выпускник магистратуры. Пишет тексты для детей и редактирует взрослых. К ошибкам вокруг относится спокойно. Если текст прислала авторка Оля Иванова, то посчитает это двойным маркированием пола, но править не будет.

Концерт отменили — вопросы остались

— Вы, хранители языковых норм, с ходу заявили о высоком уровне толерантности к посланникам ошибок и безграмотности, как так?

Дмитрий:

— Система языка позволяет нам все: «звОнит», «поеду в метре» — да что угодно. У системы нет ограничений. Кроме нормы. Норма — явление культуры. Если перенести на язык тела, то система не позволяет нам кусать себя за локоть, но дает возможность ковыряться в носу. Можно ковыряться? Можно. Но в обществе мы так не делаем, потому что нормы… С ошибками в речи — та же штука. В приличном обществе было бы неплохо говорить грамотно.

— Оглянитесь. Прокуратура может снимать хоть 10 концертов, но скрепы скрипят. Многие прежние коды, которые свидетельствовали об интеллектуальном уровне носителя языка, разрушены. За матом, ошибками и одеждой может скрываться кто угодно: от пустышки до умницы со всех сторон.

— Все рушится не столь быстро. Демократизация, конечно, идет. Но она тянется столетиями. Как филолог я прошу развести язык и речь. Язык — это система с правилами. А речь — это общение, которое вы создаете при помощи языка. Меняется речь, но не правила. Склонения, спряжения, системы времени и так далее — все это по-прежнему актуально.

— Давайте спрошу иначе: какая разница: «звОнит» или «звонИт»?

Ольга:

— Язык — это система кодировки информации. Весь опыт предыдущих поколений передается в словесной форме в том числе. Чем лучше все владеют одним и тем же кодом, чем он облигаторнее — тем больше шансов, что информация дойдет и сохранена хорошо. Есть опасение, что разномастная кодировка приведет к тому, что адресат перестанет понимать адресанта.

— Солдатка, членка и директорка — что это: восстановление справедливости, обида угнетенных, проверка реакции консервативной части общества?

Ольга:

— Не настолько это новая штука. Слово «солдатка» давно есть в русском языке. Это жена или вдова солдата. А «еретичка», например, появилась еще во времена костров инквизиции. Тогда не шла речь о феминизме или правах женщин.

Дмитрий:

— Номинации возникают тогда, когда у носителей языка возникает в ней потребность. В языке есть термин «лакуна» — когда понятие есть, а названия для него нет. Появились женщины-еретики, возникло и слово «еретичка».

— Дмитрий, вы говорите, что «авторка Оля» — это двойная, избыточная маркировка. Почему тогда «автор Иван» никого не задевает?

Дмитрий:

— Как утверждает академическая «Русская грамматика», наименования по профессии, несмотря на то, что в большинстве они мужского рода, могут называть лиц обоих полов. Другой вопрос, почему они изначально оказались мужского рода. Времена были разные, в том числе темные. Оттого, например, Амандина Аврора Дюдеван вынуждена была называть себя не авторкой, а мужским псевдонимом — Жорж Санд.

Практическая номинация

— Давайте, например, номинируем женщину, которая занимается ковкой металла. Как ее назвать? Я буду предлагать варианты. Кузнецка?

Ольга:

— Вполне себе в рамках словообразовательной нормы. Но, скорее всего, не приживется, потому что произносить не удобно из-за -цк-. В языке нет языковой аналогии. В компартии? Там был «цэка».

— КузнечИха?

Дмитрий:

— Сначала решил, что это женщина-кузнечик. КузнЕчиха — точно насекомое. Я бы не назвал так.

Ольга:

— По модели слово неплохо, как ткачиха, портниха, пловчиха. Плюс регулярное чередование «ц» и «ч». Это лучше, чем кузнецка. Но надо помнить (как, например, в случае с «врачихой»), в сознании многих людей слово будет иметь сниженную, пренебрежительную окраску.

— КузнИца?

Ольга:

— Это слово омонимично «кУзница». А язык стремится к избавлению от многозначности. Хорошая коммуникация — это когда все однозначно и экономно. Поэтому даже с точки зрения системы — слово уже есть, занято. Да и почему за основу мы взяли слово «кузня»? Почему тогда не кузницица? В общем, это дно рейтинга.

— Кузнецша?

Дмитрий:

— Как и в первом случае, сложнопроизносимо. Так и -ша — сниженномаркированный суффикс. Мы говорим кондуктор. Но кондукторша — это уже толстая вредная тетка.

— Кузнеледи? Кузнецесса?

Дмитрий:

— Если бы мне, как редактору, принесли такое, я бы вычеркнул. Это треш какой-то. Зачем нам обогащать язык таким? Есть слово «поэтесса» с этим амбициозным суффиксом -есс-, но Ахматову это раздражало. Она была исключительно поэт.

Что касается «женщины, которая занимается ковкой металла», то язык давно изобрел способ назвать словами мужского рода лиц женского пола: женщина-кузнец. Женщина-врач, женщина-водитель. Всем все понятно.

— А наоборот? Мужчина-балерина — тоже нормально?

Дмитрий:

— А мужчина-швея? Интересно, но обратных примеров больше просто.

Ольга:

— Когда я училась, нам приводили в пример доярок и дояров. Медики рассказывали, что мужчина по профессии (по классификатору) — медсестра. А медбрат — это разговорная форма.

Почему «редакторка» звучит комично? Пока

— Русский язык справедлив к обоим полам?

Ольга:

— Абсолютно индифферентен. Как и к родам, людям, животным, предметам и явлениям. Не думаю, что русский как-то по степени мускулинности более маркирован. Языку все равно, что мы думаем. Он равноправно к нам относится. Все остальное — наши рефлексии.

— Да, но если язык меняется, значит, кто-то его меняет.

Ольга:

— Появляются новые слова и формы. Системе они не противоречат. Но в нашей языковой памяти ассоциируются с чем-то резким, кому-то покажется смешным: редакторка и директорка. Но обратите внимание, есть куча слов с суффиксом -к-, которые совершенно нейтральны: соседка, пассажирка, цыганка, интриганка. Когда-то, возможно, тоже будоражили, а потом стали нормой.

— Боюсь, мысль о том, что «редакторка» звучит комично, вызовет негодование. Вам не кажется, что тема феминитивов стала слегка воинственной?

Дмитрий:

— Речь — отражение происходящих в обществе процессов. Представьте стену с дырой. Вместо того чтобы заложить дыру кирпичом, мы клеим на стену обои. Дыры вроде больше не видно. Но она никуда не делась. Феминитивы — это обои. Если только ими бороться за права, то неравноправия меньше не станет.

Ольга:

— Споров много, потому что это касается ценностей. Человек болезненно воспринимает все, что выбивается из рамок его мира. «Авторка» для многих — выход из языковой зоны комфорта.

Вообще идея с феминизацией неплоха. Давайте напоминать, что женщины так же активно вовлечены в социальную, культурную, экономическую жизнь, как и мужчины. Если я говорю, что автор произведения что-то написал и сделал — то первая мысль о мужчине. А в случае «авторки» будем напоминать, что женщина так же ответственна. Я за то, чтобы называть вещи своими именами без подмены понятий. Но многозначность всегда снимается в контексте, и слушатель, читатель прекрасно понимают, мужчина перед ними или женщина.

То, что мы обсуждаем, — жизнеспособно, но пока это факт речи, не более. Все эти новые слова не относятся к русскому литературном языку, они новые. Могут прижиться, а могут и нет.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by