Раскаленные брызги лавы и искры — здесь рабочий момент. Сталевар Андрей Белко, которого все называют Георгичем, говорит, что иногда даже может минимально коротнуть. Он привык, хотя ставить розетки дома боится. Над головой проносятся полные лома ковши, украинским борщом варится сталь, а Георгич машет лопатой и улыбается в усы. Белко — живое очарование сталелитейного цеха тракторного завода. Работает тут вот уже 30 лет. Хотя считается, что для столь вредного производства это почти нереально.
В 1996-м МТЗ торжественно стукнуло полвека. Директор завода договорился со своим коллегой с «Крышталя», в результате чего появилась праздничная водка. Георгич вспоминает, что на бутылке был нарисован тракторчик.
— Пришла корреспондентка из «Знамени юности», молодая такая. Брала у нас с дедом интервью. Понимаешь, суть! Я ей тогда сказал: «Вы вот когда борщ варите украинский и вдруг пересолили его, что делаете?» — «Кипяченую воду выливаю». А я такой: «Украинский борщ сначала варится, потом все тушится, а уже потом все специи добавляются, последними! А если добавить кипятка — это уже не борщ, а шило получается! У меня шурин покойный из Одессы. Я умею варить борщ. Так то же самое и сталь. Это уметь надо!»
Площадь МТЗ — 150 гектаров. Литейка занимает пятую ее часть. Это, конечно, не рекордные в смысле промышленного гигантизма показатели, но масштабы все равно впечатляют. Тут хватает простора для передвижения вагонов и при желании наверняка нашлось бы место даже для самолетов.
В принципе, с железнодорожного транспорта все и начинается. На шихтовом дворе литейки есть сквозной проезд для вагонов, которые привозят сюда сырье для плавки и песок для производства смесей. По сути, это склад.
Шихтовый двор — большое гулкое помещение, в котором почти никто не обитает. Разве что только крановщики. Пространство разделено на две половины. Идем на вторую.
Нужные производству металлолом, марганец и кремний хранятся в закромах родины. Если вы часто используете эту фразу, но не представляете, что это такое на практике, то, собственно, вот.
За стеной слышится громкое дыхание плавильных печей, когда крановщик оживляет магнитную «шайбу», которая притягивает к себе три отбракованных колеса от железнодорожных вагонов. Это примерно тонна веса. На заводе, к слову, есть специальный цех для заготовки шихты, а лом закупается во вторчермете.
Крановщик загружает большую бадью, которая тоже по рельсам спокойно катится себе в цех. Там ее подцепляет другой кран и высыпает в ванну.
На время покидаем шихтовый двор и оказываемся на участке плавки — в самом, пожалуй, кинематографичном месте завода. Даже фантастический Мордор Толкиена смотрится не столь впечатляюще по сравнению со здешней реальностью. Тут громко, жарко и крайне необычно.
Первым делом в нос мощным хуком бьет резкий запах. Это смесь дыма и химикатов, которая поддушивает и еще долго напоминает о себе, впившись в одежду.
Над головой то и дело норовит пролететь наполненный ломом ковш. Крановщики захватывают прибывший с шихтового двора металл и направляют его в печи.
По документам это называется «дуговая сталеплавильная печь». Чисто технически это здоровенная ванна, вмещающая шесть тонн, которая накрывается такой же здоровенной крышкой. Стены ванны и дно крышки уложены огнеупорным кирпичом.
При укладке свода оставляют три отверстия для электродов, которые создают дугу. За счет нее метал и плавится. Дуга дает температуру в 3000 градусов. Местные называют электроды «палками». «Палки» сделаны из графита и весят по 150 килограммов. Иногда ломаются.
Печей семь, они занимают большую часть пространства цеха и дают температуру. Считается, что эти печи пусть и старые, но самые надежные. И вообще, могут переплавить что угодно.
Металл плавится при 1650 градусах. Самый ад, говорят рабочие, происходит летом. Градусник беснуется, устремляясь куда-то к отметке в 50 градусов. А зимой может быть и минусовая температура. Нам везет. В смысле градусов в цеху и не Сахара, и не Антарктида — рабочие +15.
Когда ванна задвигается под свод, начинается варка. Стальной компот готовится часа два.
В цеху заняты 535 работников. Трудятся в две смены. Первая — с 7:00 до 15:20. Вторая — с 15:20 до 23:40. Третья — подготовительная. Сталевары готовят печи на утро. Правда, раньше все три смены были рабочими.
— Понимаешь, суть! Здесь раньше было много-много династий, — говорит, опершись на стол, Георгич. — Отец, сын, отец, сын, отец… Сын! Отец, мать, сестра, брат! Я тоже династийный! А у меня дед — герой соцтруда Минского тракторного завода, моего отца родной дядька.
Сам сталевар — бывший спортсмен, играл в гандбол. Мениски поудаляли почти сразу, а потом еще и схватило спину: повылетали диски. Говорит, до сих пор нормально нагнуться не может, и тут же демонстрирует.
— После армии учился в Институте физкультуры, был старостой группы. Ну и примерно тогда дед предложил на завод пойти. До развала СССР сюда было не пробиться. Я изначально устроился заливщиком во второй литейке. Сюда же пришел только в 1988-м. Вот в следующем году будет 30 лет, как тружусь в этой литейке сталеваром.
Возвращаемся на тихий и умиротворенный шихтовый двор. Вернее, в его вторую половину, где располагаются уже не закрома, а бункеры родины. Они сильно глубокие — примерно 10 метров.
Там хранятся глина, песок, бентонит. Песок требуется для производства стержней. Стержни требуются для создания конфигурации отверстий внутренней полости деталей. Проще говоря, чтобы у формы были все необходимые изгибы и отверстия.
Рядом с бункерами — смесеприготовительное отделение, буквально за стенкой — стержневое.
Песок выгружается в бункер большой «клешней» из вагонов. «Клешня» официально именуется грейфером. Он подвешивается к крану.
Дальнейшая жизнь песка примерно следующая: его высыпают на питатель, затем он поступает в сушильный барабан, а потом — в смеситель. Готовый продукт попадает в стержневое отделение, в котором работает 37 человек. Все в респираторах.
Вокруг пищат автоматы, из которых выходят готовые стержни. Это заготовка для формы, сделанная из продутого аминами песка, в который добавили затвердитель. Результаты здешнего труда аккуратно грузят на этажерки. Заготовки по конвейеру направляются на формовку. Вообще, есть ощущение, что конвейерными лентами МТЗ можно несколько раз опоясать землю, так их здесь много.
Профессиональные хвори здешних работников — пылевой бронхит и вибрационная болезнь. Это основные.
— Люди у нас с большим опытом, — говорит начальник плавки. — Молодежь приходит, но на десяток лишь пара толковых. Настолько она пошла неразвитая, страшно. Мало того что не соображают ни хрена, так еще и здоровья нет. На плавке же лом и лопата — основные инструменты. А лопата — это минимум 15 килограммов. И ей махать надо. Так что наши ребята тут уже по 10, 15, 20 лет работают. Когда они уйдут, непонятно, что будет.
В свои 53 жизнерадостный и огнеупорный супер-Георгич влегкую справляется и с ломом, и с лопатой.
— А что мои 30 лет? Шахтеры больше работают, да и тяжелее им. Я тебе скажу, что все мужики, которые до меня тут были, по тридцатке стабильно оттарабанили. Понимаешь, суть! Раньше люди были крепче. Да и чугун мы не варили. Только с 1997-го, а это более вредное производство, чем сталь. Высокопрочный чугун теперь делает редкое предприятие, даже из гигантов.
— И не страшно вам за здоровье?
— Мне — не страшно. У меня сын программист, дочка в инязе учится. Мне бояться нечего. Болезни? А что болезни? Мне все кричат про профзаболевания, но бронхиты — они ж у всех! Понимаешь, суть! Тем хроническим бронхитом в мире болеет каждый четвертый. Пыль в легких, силикоз — нет у меня такого, не забраковали пока. Пусть я уже третий год на пенсии. К тому же курю больше 20 лет. И что? Бегаю до сих пор для себя. За цех иногда зовут в соревнованиях поучаствовать!
Оказываемся на формовке. У каждого рабочего два короба. Это опоки. Первая наполняется землей и принимает в себя стержень.
Вторая прикрывает ее и тоже засыпается землей. Если вы в детстве варили свинец в предместьях многочисленных строек, то примерно представляете суть процесса. Идет интенсивная трамбовка.
За счет песочного стержня в земляной шубе образовывается нужная для будущей детали полость. Получившаяся форма движется по еще одному контейнеру на заливку. Там она наконец встречается со сваренным металлом.
Из большой ванны его переливают в ковш поменьше. Тот, в свою очередь, наполняет еще более маленький (на 500 килограммов). Мастер передвигает емкость по ряду форм, наполняя их пышущей жаром массой.
В принципе, более-менее все обитатели литейки входят в первую группу рабочей вредности. Пенсия у этих людей начинается в среднем на 5—10 лет раньше. Правда, заливщики вполне могут претендовать на первое место в этом рейтинге. Они напрямую взаимодействуют с расплавленным металлом и химикатами. Температура лавы в нашем случае составляет 1380 градусов.
Чтобы уберечься, мужчины надевают арселоновые костюмы, которые отталкивают искры. И обязательно носят брюки навыпуск. Говорят, теоретически может случиться так, что искра попадет в заправленную штанину да свалится в сапог. И ничего приятного для ступни совершенно точно не произойдет.
— Да я всю жизнь, как ты, с бородой ходил! Меня так и называли — Борода! Она мне помогала. А то сунешь морду в чугуны — и потом красный ездишь по городу. Шелушение начинается. Это ж как ультрафиолет, правда, вредный. Мне жена все говорила: «А что это ты с галстуком, как гималайский мишка, ходишь?» А это такой загар на варке под майкой получается.
Зарплата в цеху — от 600 до 1200 рублей. Больше всего получают сталевары.
— Понимаешь, суть! Получал я тогда, в восьмидесятых, 550 рублей, был холостым и из ресторана «Журавинка» не вылезал. «Седьмое небо», «Папараць-кветка» — я туда кушать ездил. Помню, вечером заедешь в «Журавинку», а там: «Для бывших студентов Института физкультуры звучит „В плавнях шорох, и легавая застыла чутко“!» Весь кабак на ушах, и нет вопросов.
На заводе Георгич работает больше 30 лет. И ни разу даже не подумал об уходе.
— Понимаешь, суть! Когда ты умеешь делать что-то одно, и умеешь делать это на совесть, извини меня, прыгать никуда не надо! Сталевар я от бога или не от бога — не знаю. Пусть мой начальник Александрыч скажет. Но это ж жизнь, елки-палки! Я ж на голове до сих пор могу стоять. Есть вариант детей в школе учить физкультуре. Но я лучше пойду «палку» чинить, а то они без меня дергаются чего-то.
Жаркое литье вываливается из опоки на выбивную поверхность. Сильная вибрация создает мощный грохот и позволяет детали избавиться от лишнего. Металл понемногу остывает и движется по подземному конвейеру на другой участок.
Подвальный путь занимает метров 90 (точнее, есть три ленты длиной от 60 до 90 метров). Литье цепляют на еще один конвейер и окунают в ванну. Затем деталь направляется в галтовочный барабан, в которой крутится под наклоном. На выходе ее принимают рабочие. Лишние остатки литья отламываются. Если нет, в ход идет кувалда.
Это уже подостывшее, но еще не совсем готовое изделие. Далее литье оттачивается подвесными наждаками и подается в термическую печь. Затем чистится потоком воздуха вместе с дробью, силу которым придает турбина.
Итоговая деталь дорабатывается шлифмашинками. Завершается процесс покраской, сушкой и складированием.
На выходе получаются детали переднего ведущего моста, задняя навеска и рычаги. Трактор увозит их на склад. Еще немного Георгича — и конец истории.
— Могу сказать, как в анекдоте. Эх, жизнь бекова: нас имеют, а нам некого! Что ты смеешься? Последний анекдот тебе расскажу, сильнейший, начальник мой Александрыч знает. У мужа жену украли, сутки нет. Ну, звонят: «Слышь, мужик, если ты выкуп сегодня не принесешь за свою жонку, мы ее, блин, отвечаю, через два часа тебе обратно привезем!»
Мастер смеется в усы и уходит варить сталь.
Вентиляторы в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by