Мы встречаемся в витебском кафе «Театральное». К нашему столику подходит стройная девушка в дубленке и на каблуках. Извиняется за опоздание и заказывает недорогой чай. Свой вроде бы грустный рассказ она начинает с улыбкой.

«Мама сказала отцу, чтобы уходил из дома, а он наложил на себя руки»

— Я родилась в Витебске в 1982 году, у меня еще есть сестра — она на 10 лет младше. Родители у нас обычные: мама была швеей на обувной фабрике «Красный октябрь», папа изначально служил в милиции, а потом работал в «Хозторге», — Ольга мешает ложечкой чай. — Когда мне исполнилось 12 лет, на следующий день после моего дня рождения умер папа. Он покончил жизнь самоубийством. Не знаю, в чем была причина. Помню, мама говорила, что он любитель женщин был и в мой день рождения начал приставать к маминой подруге. Мама не выдержала и заявила, чтобы он собирал вещи.

Через пару месяцев после смерти отца маму Ольги сократили. На предприятии она отработала 16 лет. На дворе стоял 1994 год, ситуация в экономике была очень тяжелая. От депрессии женщина стала пить.

— Понятно, что ей было нелегко. У нее остались я да еще маленькая Ленка, сестра моя, на руках, — объясняет Ольга. — Сейчас я понимаю, что нужно было, наверное, сесть и поговорить с ней. А тогда я ж малая была, мне больше интересны были игры во дворе. Резиночки, скакалочки… В общем, мне было 17 лет, когда мамы не стало.

— Я училась в 46-м швейном училище. Нужно было из одного конца города ездить в другой, а у меня ни на проезд денег нет, ни на то, чтобы поесть, — вспоминает девушка. — Короче говоря, не доучилась я, посадили меня. За что? За кражу.

Мы с двоюродным братом, у которого мама тоже выпивала, лазили за едой в подвалы, где люди хранили картошку и закатки — их и таскали. А что было делать, если есть хотелось? Так и попались.

Разбираться особо никто не стал, да и адвоката у меня тогда не было. Отправили меня в колонию для несовершеннолетних в Гомель. Три года там отбыла. Сестру (ей всего шесть было) тетка забрала. Сестра мне письма писала. Однажды пришло очень грустное письмо, и я поняла: как только выйду, заберу ее.

Ольгу освободили ранним утром в один из осенних дней 2001 года. Девушка сразу же села на поезд и поехала домой в Витебск. В тот же день она встала на учет, сфотографировалась и пошла оформлять санитарную книжку, а потом забрала 10-летнюю сестру от тетки.

— Так и растила ее одна. Торговала на рынке, зарабатывала — на продукты нам хватало. У сестры были свои деньги: она получала пенсию как сирота. Я к ее деньгам не прикасалась, она их тратила куда хотела. Самая модная была в классе, а потом и в училище, — говорит Ольга. — И вы знаете, не разбаловалась. Окончила 29-е швейное училище, поступила на физмат в педагогический университет, потом замуж вышла, ребенка родила.

«После недостач в торговле твердо решила: пойду на производство»

До встречи с будущим мужем на парней Ольге не везло. Но семь лет назад она познакомилась с мужчиной, с которым до сих пор вместе.

— Я работала диспетчером в такси. Ребята веселые, позвали меня отмечать 14 января в кафе, — улыбается Ольга. — Наш таксист пригласил своих хороших клиентов, среди которых был и мой муж.

Из диспетчерской службы Ольга перешла в торговлю, став контролером-кассиром в одном из продуктовых магазинов города. Заведующая всю ее историю с судимостью знала, но девушка ей понравилась. Ольгу даже ставили на подмену администратором.

— Я проработала там до прошлой зимы. Но потом на кассиров стали вешать непонятно откуда бравшиеся недостачи. Вроде бы и видеокамеры стоят, но недостачи сумасшедшие. Иногда они равнялись почти целой зарплате, — удивляется девушка. — И вот так получаешь остаток в 200 тыс. старыми и идешь домой. Хорошо, что муж тогда в Россию ездил и нормально зарабатывал. В итоге я все равно с той работы ушла — как раз в конце прошлого года, перед тем как устроиться на это предприятие. Я тогда четко решила пойти именно на производство, чтобы получать то, что заработала. Понимала: на три часа задержусь — получу больше. Кто ж знал…

Это место Ольге подсказал знакомый. Он знал, что на предприятии нужны люди, и 17 декабря прошлого года девушка уже вышла на работу в злополучный цех.

— Я пришла с рабочей одеждой в отдел кадров, мне сказали, мол, идите переодевайтесь, — объясняет Ольга. — Мастер посмотрел, что я не курю, и тоже меня отправил. Палочки эти я сортировала быстро. Смотрю: станок недалеко стоит. Мне было интересно, как там все происходит. Я сначала издали глянула. Мастер предложил попробовать: мол, вдруг получится — и с деньгами тут лучше будет. На следующий день я уже стояла за этим станком.

«Был адвокат, да куда-то влез и сейчас в СИЗО сидит»

В субботу, 12 марта этого года, Ольгу вызвали на работу. Никаких предчувствий или какой-то внутренней тревоги у нее не было. Около 13:00—13:30 она потянулась за банкой клея, и большая фреза буквально оторвала ей кисть.

— Хорошо, что я носила майку с коротким рукавом. Был бы длинный, мне бы всю руку затянуло в него, — объясняет девушка. — Сейчас я уже понимаю, что защита у станка была неправильная. Они должны были сделать такую защиту, что даже если бы я захотела просунуть туда руку, у меня бы это не получилось. Более того, я же никакую медкомиссию не проходила. А вот если бы у меня эпилепсия была и меня поставили за этот станок? Умерла бы там во время приступа. Потом уже выяснилось, что в журналах по охране труда есть мои подписи. Но я настояла на почерковедческой экспертизе, и она доказала, что из семи подписей только две мои. И они в таких документах, которые ни директор, ни мастер не имели права подписывать, так как сами не прошли обучение, чтобы учить меня.

Работодатель Ольги пытался предлагать ей деньги и решить дело мирно, уговаривал идти к нему на работу сторожем. Девушка отказалась. Говорит, что после всего случившегося не верит ему.

— Я просто боюсь, что он может обмануть меня, если мы попытаемся между собой договориться, — объясняет девушка. — Я переписывалась с женщиной, которая тоже руку потеряла. Она на ковровом комбинате работала, так вот ее работодатель каждый месяц платит ей по 450 рублей. У нее еще и пенсия плюс какая-то работа. Так вот и я думаю: даже если суд решит, чтобы он пожизненно платил мне по 50—200 рублей в месяц, то пусть так и будет. Зато чуть что — требовать смогу.

8 августа по факту ЧП на предприятии возбудили уголовное дело. Ольгу признали потерпевшей. Но следствие еще не закончилось. И как назло с адвокатом случилась беда.

— Это очень смешно и одновременно грустно, — улыбается девушка. — Адвокат у меня был хороший, толковый, умный. Знакомые посоветовали. И самое главное — он был согласен получить вознаграждение в конце судебного разбирательства, когда мне выплатят компенсацию. Но сейчас он куда-то влез и сидит в СИЗО. Он умный, такой весь из себя. Как это получилось, не понимаю. Буду как-нибудь сама в суде, что уж поделать.

Исковые требования у Ольги просты: протез, моральный и материальный ущерб. Протез, с которым она могла бы работать, в Германии стоит €50 тыс. (это с установкой, дорогой и реабилитацией) плюс обслуживание.

— Вы знаете, мне не принципиально, в Германии будет сделан протез или в Минске, за €50 тыс. или за $10 тыс. Главное, чтобы он был функциональный, — объясняет Ольга. — Мне просто нужна рука, чтобы устроиться на работу. Потому что бесплатный белорусский протез, который мне выдали, — это какая-то эстетическая вещь, ухватить таким протезом я ничего не могу.

«Таких, как я, в очереди на бирже труда уже 80 человек»

Казалось бы, все, хватит неприятностей. Но не тут-то было. По страховке Ольга получила 1000 рублей. Эти деньги семья уже потратила. Ее муж после случившегося сразу в Россию на заработки не поехал: помогал по дому и был рядом несколько месяцев. Потом на пару месяцев съездил на вахту. Расчет за работу ждет до сих пор.

— У меня третья рабочая группа инвалидности. Пенсия по ней — 130 рублей с копейками, — говорит Ольга. — Но поскольку на мне еще висит кредит, то из пенсии начали высчитывать 25%. Приходила судебный исполнитель и сказала так: либо мы у вас сейчас что-то конфискуем, либо давайте высчитывать по 25% из пенсии. В итоге за прошлый месяц я получила 99 рублей. И муж, и я сейчас ищем работу. Я так уже несколько месяцев. Пока все никак. Ходила на биржу труда, но там сказали, что с моей травмой работу мне предоставить не могут: таких уже 80 человек на очереди стоит. Годика через два-три можно обращаться… Если бы я была глухая или слепая, меня могли бы устроить на предприятие, расположенное на улице Правда. У них есть производство, где работают такие люди. А я бы и сторожем пошла. Или вахтером, диспетчером. Куплю себе наушник, а второй рукой писать буду. Пусть даже на 150 рублей — уже хоть что-то к пенсии будет. Но я не отчаиваюсь, думаю, что мне обязательно должно повезти.

Ольга говорит, что к своему состоянию приспособилась: и постирать может, и приготовить, и с собакой погулять. Правой рукой она делает макияж и прически.

— Первое время мне не давали опомниться. К нам приезжали родственники — даже тетя моего мужа, которую он последний раз видел в три года. Его братья двоюродные были. Ко мне по 6—8 человек приходили. Дома и муж, и сестра, и братья все время опекали, зазывали в гости. Я и не почувствовала. Мысли о том, почему со мной так вышло, только в последнее время стали проскальзывать. Потому что с работой проблемы, финансовые трудности, — у Ольги увлажняются глаза, но она быстро справляется. — Я стараюсь не зацикливаться на негативе. Какой смысл сидеть и разгонять это все в голове? Новая рука не появится. Нужно просто жить дальше.

Компьютеры в каталоге Onliner.by

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by