Акиру в Минске знают прежде всего как строгого учителя. Если уж уселся за его уроки, то потом редкий японец, если ему завязать глаза, распознает иностранца. Вообще Фурусава говорит, что у белорусов и его соотечественников есть много общего.

— Мой любимый город — Хойники. Однажды приехал туда в составе японской делегации, а вечером думал отдохнуть в гостинице, пораньше лечь спать, — рассказывает Акира. — Но куда там! Сказали, чтобы непременно зашел в гости, что так принято. Смотрю: на столе откуда-то появляются салаты, мясо. Посидели, поговорили душевно. В городе, где я вырос, люди тоже очень гостеприимные: им для гостя последнего не жалко. 

Вырос Фурусава в небольшом городке с населением 28 тысяч человек. Кругом лес, реки и горы — живописные места. Говорят, здесь раньше даже не закрывали двери на ключ: некого было бояться.

— Вообще-то, сначала я поехал в Узбекистан, но там у меня не сложилось с работой. Решил куда-то уехать. В Японии меня все провожали, каждый день была вечеринка, поэтому возвращаться было неудобно, — смеется преподаватель. — Я позвонил в организацию, которая отправила меня в Ташкент, и спросил, куда еще можно поехать. Мне ответили: Улан-Удэ или Комсомольск-на-Амуре. Я туда, конечно, не хотел и вспомнил, что в Минске есть знакомый. Позвонил ему и спросил, можно ли приехать. 

Приехал просто так: неизвестно, найдется ли работа. Это было в конце августа 2000 года. Я гулял на Немиге, стояла отличная погода, было очень красиво. Я решил, что хочу здесь остаться.

Еще задолго до карьеры преподавателя юный японец мечтал стать саксофонистом. С большим трудом поступил в консерваторию, но через полтора месяца вынужден был оставить учебу, потому что случилась трагедия: у родителей сгорел дом, а обучение стоило примерно $10 тысяч в год — семья таких расходов больше позволить себе не могла. Пришлось думать над запасным вариантом, а такой имелся: Акира давно интересовался русским языком.

— Поступил в институт, — вспоминает Фурусава. — Днем учился, а вечером преподавал, параллельно искал работу в странах СНГ. А в Узбекистан поехал, потому что встретил девушку из Ташкента. Был в студенческой группе, которая ставила спектакли на русском языке. И на одну из репетиций пришла дочь сотрудника посольства Узбекистана в Японии. Она влюбилась в меня, а я в нее. Мы начали встречаться, но спустя три дня она сказала: «Давай расстанемся». Я не понял, в чем дело, а она объяснила: «Через три месяца мне нужно возвращаться в Ташкент и поступать там в университет». А я ответил: «Тогда я тоже поеду в Узбекистан!» Мне тогда было все равно, потому что как раз искал работу. Думал поехать в Хабаровск или в Якутск. Как хорошо, что этого не сделал! Не люблю холод. Девушка посмеялась: «Нет, ты не знаешь, что за страна такая Узбекистан. Это совершенно другая культура». Но я все равно поехал. Не думайте, что это японский характер, это просто я такой. 

В Ташкенте свои традиции… Жил вместе с семьей девушки, но вскоре мы расстались, и я оказался на улице с чемоданами. И что делать? Дали комнату в общежитии, но вы представляете, какое в Ташкенте общежитие… Жить было невозможно. Стал искать жилье, ходил по улицам и спрашивал: «Извините, мне негде жить. Где можно найти квартиру?» А еще очень жарко — за полтора месяца я похудел на 12 килограммов.

Понятное дело, что состояние Акиры после таких событий было так себе. А тут еще незнакомый Минск… Фурусаву спасли дети.

— Если честно, думал два-три года здесь поработать и уехать, но остался, как видите, дольше, — говорит преподаватель. — Причина? Когда я приехал, в Минске строили «Колокол Нагасаки», а я на строительстве работал ассистентом-переводчиком. Приехала делегация, и мы отправились в Центр реабилитации в Аксаковщине. Тогда японцы подарили бумагу для оригами, а врачи пожимают плечами: «Спасибо, конечно, но наши дети не знают, как их складывать». Я сказал, что живу в Минске и мог бы приезжать, если они не против. Ударили по рукам. После этого я начал два раза в месяц наведываться в Аксаковщину и общаться с детьми. Это было очень хорошо!.. После Узбекистана я был уставшим и физически, и морально, но дети мне очень сильно помогли. Я проводил с ними время с 9 утра до 5 вечера: сидел, разговаривал, гулял по лесу. Это было очень приятное общение. Япония — высокоразвитая страна, в которой есть много удивительных вещей, но такого общения там не хватает.

Я родился не в Токио, а в маленьком городке на севере — там горы, реки, совсем другой уклад жизни и взаимодействия между людьми. А сейчас с кем люди в Японии общаются? С экраном гаджета. Когда я приехал в Беларусь, PlayStation уже существовала, но штука слишком дорогая, и у детей ее не было. Помню, тихий час, медсестры разрешили погулять, и мы думаем, чем заняться. Дети предложили пройтись по лесу.

Мы просто гуляли, видели птичек, находили какие-то красивые листья — в этом вроде бы нет ничего особенного, но для меня это был прекрасный отдых. Очень странно звучит, но вот такие прогулки в лесу, живое общение — это и есть богатство. 

---

В скором времени Акира Фурусава пустил в Беларуси корни благодаря своему актерскому прошлому.

Его товарищ, белорусский актер Олег Коц, задумал спектакль в японских традициях и пригласил друга на премьеру. А после нее уже на улице познакомил с девушкой, которая делала для постановки костюмы. Вскоре они поженились.

— Бывают девушки меркантильные, которые хотят уехать в Японию, такие раньше ко мне подходили, — говорит Фурусава. — Первым делом при знакомстве спрашивали: «А сколько ты получаешь в месяц?» Но моя будущая жена таких вопросов никогда не задавала: ни про деньги, ни про зарплату. Легко ли нашли общий язык? Не мы нашли, а я. Она совершенно не связана была с Японией и ничего о ней не знала. Но я ей рассказывал понемногу, и она увлекалась все больше. 

Знаете, среди белорусов достаточно много закрытых людей — в этом у них есть сходство с японцами. Там все зависит от региона: например, в Осаке люди веселые, очень любят шутить, а там, где я родился, в соседней префектуре с Фукусимой, люди поначалу очень осторожные. Но когда к тебе привыкают, ощущаешь гостеприимство и душевность. То же самое и с белорусами — в этом плане вы с японцами очень похожи. Мне, например, с белорусами проще, чем с россиянами и украинцами.

Вообще, многие думают, что в Японии все прекрасно. Но везде есть отрицательные моменты: мне, например, не нравится лицемерие соотечественников. Японцы вроде тебе улыбаются, а о чем думают на самом деле, ты никогда не узнаешь. Или вот улыбается, что-то тебе говорит, а в следующий момент поступает совершенно иначе.

Белорусы — более душевный народ, меня везде хорошо принимают. Наверное, это наследие Советского Союза: вы привыкли к большому количеству национальностей в одной стране. 

Я чувствую, что изменилась и сама страна — стала более открытой и веселой. Даже у людей выражение лица другое: больше улыбаются и одеваются ярче. Но есть и противоречивые впечатления. Кто-то говорит, что в Беларуси мало получают, жить здесь плохо. Но потом посмотришь вокруг: люди ходят в хорошие рестораны, катаются на дорогих машинах… Зачем тогда жалуются? Могу сказать точно: мне здесь хорошо. В японских путеводителях написано, что в Минске можно ощутить дух Советского Союза, но потом человек приезжает сюда, смотрит вокруг и говорит: «Слушай, так у вас нормально все». 

Однажды Фурусава в составе японской делегации побывал в Припяти и посмотрел на то, что осталось от Чернобыльской АЭС. Увиденное произвело на японца неизгладимое впечатление. То есть раньше он краем уха слышал про трагедию на станции, но ничего конкретно не знал.

— Это неописуемо… — говорит Акира. — Из-за этой аварии пострадало столько людей… А не так давно случилась беда в Фукусиме. Мои родители живут в 100 километрах от этого места. Радиационный фон там, конечно, намного ниже, чем в Минске, это безопасно, но все равно неприятное ощущение. В следующем году поеду прямо на АЭС, я получил разрешение. 

Что говорят японцы? Отношение к атомной энергетике у них изменилось однозначно. Но мне не нравится, что все вокруг кричат об опасности. У вас так тоже было: на юге нельзя жить, мутация… Просто смешно! От таких безосновательных слухов сейчас и страдают люди. Это достаточно большая префектура, и не вся ее территория пострадала, но все равно из Фукусимы ничего не покупают. А там вкусные фрукты, овощи, их проверяют тщательным образом, но тем не менее люди боятся. А есть соседние префектуры, в которых повышен уровень загрязнения, но никто об этом не знает, и все покупают продукты из этих мест. Одна хозяйка сказала так: «Я буду брать только фукусимские продукты. Почему? А их регулярно проверяют, значит, это безопасно». Так и в Гомельской области. Я сам смотрел, как делают замеры — очень тщательно! Поэтому продукты спокойно можно употреблять в пищу.

В Японии люди потихоньку про трагедию забывают: в районах, кроме Фукусимы, об этом уже не говорят, а мне от этого очень грустно. Не знаю, куда пропал идейный дух японцев… 

---

Разговоры о грустном заканчиваются, и Акира нахваливает местную кухню. Ее он распробовал и даже полюбил, несмотря на радикальное отличие от традиционной японской. Говорит, что обожает драники, а единственное, что до сих пор не может употреблять в пищу, — манная каша. В остальном — вкусно, но жирновато.

— Вообще, я очень люблю готовить и постоянно этим занимаюсь, но когда только приехал, нигде не продавался даже соевый соус. Это сейчас можно найти все, что нужно, — вспоминает Фурусава. — Меня часто спрашивают: «А правда, что белорусские суши — ненастоящие?» Я, конечно, не могу сказать настолько категорично. Есть заведения, где их делают действительно вкусно. Но мне не нравится отношение к японской кухне: многие думают, что это очень просто. Я дома готовлю суши, это звучит ужасно смешно, потому что в Японии так никто делать не будет. Это настоящее мастерство! Бывает, что повар в 60 лет говорит, что ему еще нужно учиться. А здесь молодые пацаны твердят, что суши — это просто. У японской кухни есть определенная философия. Есть ли она у белорусской кухни? Никогда об этом не думал. Мне нравится белорусское гостеприимство.

Фурусава — учитель строгий. Говорит, что учит так, чтобы потом никто даже не заикнулся про акцент. Над этим в свое время даже немного смеялись: зачем, дескать, учить все эти падежи, если тебя и так поймут? Но Акира брал по максимуму.

— Я хотел во всем разобраться досконально, — объясняет преподаватель. — И своих ребят так же учу. Хоть как-то говорить — это плохой принцип. Однажды приехала большая делегация японцев, пообщались с моими учениками и сказали, что у них очень красивый и правильный язык. Мне было приятно это слышать. 

Разговаривать на японском не так сложно: достаточно год проучиться, чтобы хоть как-то общаться. А вот писать иероглифы — это уже целое искусство. В школе их нужно выучить минимум 2 тысячи. Каждое утро контрольная работа — было тяжело. Зато теперь мои ученики живут в Японии, и местные жители говорят, что если закрыть глаза, то можно подумать, что общаешься с японцем. На уроках я настраиваю голоса — получается небольшой оркестр, и здесь мне помогает музыкальное образование. 

Акира делает паузу и улыбается.

— А яшчэ мне падабаецца мова. Яна вельмі прыгожая, але размаўляць цяжка. Склоны… 

Мне не нравится, когда говорят неграмотно, а выучить все это сложно: если честно, у меня просто не хватает на это времени. Когда человек правильно говорит по-белорусски, получается очень красиво. А когда много ошибок, тогда и язык кажется не очень. Сейчас все белорусское становится очень модным, и мне это нравится. Люблю вышиванку: на мой взгляд, это очень красиво. Знаете, у нас есть слово kawaii — что-то милое и симпатичное. Вот оно здесь очень подходит.

Очки виртуальной реальности в каталоге Onliner.by

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by