Деревня приютилась на косе, которая разрезает озеро на две примерно одинаковые части. В детстве отец Леонида грузил лес в здоровенную лодку и спускался по Ясельде к Мотолю. Пути в зависимости от погоды — два-три часа. Выгоды — 25 рублей.

— Папа брал с собой еду. Представляешь, плывешь и кушаешь прямо в лодке. Мы застилали ее сеном, чтобы можно было поспать. Мне лет 6—7 было. Целое приключение получалось. Сейчас я на быстроходном катере доберусь туда минут за 40. А тогда — как будто в длинный рейс ушел. Наверное, так я и начал бредить мореходкой. А может, повлияло то, что я водолей.

Бруйло учился в восьмом классе. В Спорово гремела дискотека. И тут в зале появились трое незнакомых парней в кадетской форме. У каждого по четыре лычки — четвертый курс. Местные пацаны напряглись: «Чужаки! К нашим девкам!» Ситуация неминуемо шла к групповому избиению. Вмешался влюбленный в море Бруйло: «Парни, чуть что — я здесь, обращайтесь. Вас никто не тронет».

— Форма красивая — это хорошо помню. Мне нравилась. Может, те парнишки из Белоозерска были. Или из Березы. Не помню уже. Но вечер мы провели нормальный.

Настала армия. Бруйло поехал из Спорово в Вильнюс. В Белполк — похоже на нынешний ОМОН. В учебке деревенского парня с избытком силы заметили. Тем более сержантов был явный недобор. Так белорус стал командиром отделения и остался в учебке. Каждое утро стартовало с физзарядки — большого круга на 6 километров. Кто не выдерживал, тут же отсеивался.

— Никаких слабостей, чисто спорт. Сейчас показывают тех военных — так они на самом деле все хилые. Раз в неделю мы отправлялись в марш-бросок на 50 километров в полной боевой выкладке. Если не уложишься, надо еще раз бежать. Представляешь, как мужики плакали? Будто бабы! У нас плохо бегали почему-то москвичи. Жирные, слабые. Если отстали, даешь команду: «Взвод, правое плечо вперед, за остальными — бегом марш!» Заходишь к ним сзади и прикладами гонишь вперед. Бежали и плакали. Но делать нечего, надо было уложиться. Из-за отстающих могло пострадать все отделение.

Как-то командиров вызвали и сказали: «Рота едет на картошку. Командир победившего взвода идет в отпуск». Бруйло служил второй год и очень хотел в деревню хотя бы на день.

— Сказал ребятам: «Если на картошке первыми не станем, если я не уеду в отпуск, ровно месяц вы у меня все будете плакать». Пацаны поняли. Стали первыми. Но один грузин немножко приборзел, пришлось воспитывать. В итоге вместо отпуска поехал на гауптвахту.

Хозяин дома сидит за большим семейным столом на своем месте возле окна, из которого видна свежая пашня. Сильными локтями придавливает скатерть. Глубоко затягивается сигаретой и вспоминает, что на гауптвахту попал под Новый год. Вместо камеры предложили топить котел. Не дурак, быстро согласился. В камере — дубак, у котла — просто Сочи.

— В первый день топил-топил, топил-топил, потом чего-то лег — и уснул как-то незаметно. Наутро просыпаюсь — елки-палки, котел вообще потух! Вообще! Абсолютно! Думаю: если придет начальство, не знаю, что будет. Быстренько набросал дров, угля набросал. Открутил плафон, оставив одну голую лампочку под потолком, выскочил на улицу — и к водилам: «Пацаны, бензинчика мне капните быстрее».

Ну, они капнули. Взял я бензинчик, в топку — бах. И спичку зажег… Короче, котел треснул, стекла повылетали. Стою я и ничего не понимаю. Бровей у меня нет. В ноздрях нет ничего. Шинель вся обгорела. Только глаза белые. Начальник гауптвахты влетает и не может узнать меня: «Фамилия!» — «Бруйло!» — «Пять суток дополнительно!.. И в камеру».

Однажды солдат подняли среди ночи и стали грузить в машины. Караван направился на аэродром. Там всех выгрузили перед большущим самолетом АН.

— Как раз Афганистан был. А я по своей глупости писал заявление, чтобы меня взяли. Но почему-то пришел отказ. Видно, судьба такая. В общем, приехали мы к тому АНу. А у него, блин, все нутро, как кирпичами, заложено цинковыми гробами. Работали всю ночь. Везли на гауптвахту, куда приезжали родные. Самое яркое воспоминание об армии. Гробы те запаяны — ничего не видно. Деревянная коробка — как будто холодильник доставили. Плотная. Открываешь — а там гроб. Окошко маленькое. Практически ничего не видно. Только надпись: фамилия, имя, отчество.

Отслужив, Бруйло подписал бумаги, по которым обязался не использовать полученные в армии знания в гражданской жизни. Правда, однажды применить силу все же пришлось. Было это уже после моря. Леонид ненадолго осел в Минске и занимался перевозками.

— На рыбалке мы были под Руденском. Ехали обратно. Я, еще один мужик и две женщины — его жена и бабка. Ну, едем. Смотрю, на обочине стоит человек на мотоцикле, а другой рядом бьет девчонку. Вот просто бьет, как мужика, валкует! Я товарищу говорю: «Подожди, остановись, ты же видишь, он убьет ее». Вылезаю из машины, подхожу: «Мужики! Вы что? Что вы делаете?» — «Что?!» И вдвоем на меня. Тогда я применил 75-й прием пограничника. Знаешь, что такое?

— Не.

— Давай покажу. Тебе в жизни может пригодиться. Ты сиди, сиди. Я все сделаю сам, — хозяин выходит на центр кухни. — В общем, 75-й прием пограничника. Идет на тебя толпа. Быкуют: «Что ты сказал?!» А ты в ответ шаг вперед делаешь и говоришь: «Что? Ну давай, блин, подходи!» Он подходит, а ты такой р-р-раз — разворачиваешься — и бегом наутек!

Чего ты ржешь? Это 75-й прием пограничника. Запомни. Смысл в том, что я все внимание отвлек на себя. А девчонке той скомандовал бежать. Она и понеслась. Больше ее не били. Слушай дальше. Один из них берет мотоциклетный шлем и бросает мне в ноги. А я ж не вижу. Шлем мне под ноги — я кубарем. И они меня догнали… на свою беду. Когда суд был, первый сидел со спицами, говорить не мог. У него челюсть вылетела. Второй тоже был попорченный. Я же для них лучше сделать хотел — убежать. Мне те проблемы были не нужны. Шел по статье «Превышение мер самообороны». Шесть месяцев условно дали за челюсть. А тех обоих посадили. Оказывается, их в округе все боялись.

После армии белорус все-таки поступил в мореходку. Правда, гражданскую. Учился в Лиепае. Потом работал в Калининграде. Память о всех жизненных вехах сохранилась на теле, забитом татуировками. На левом предплечье красуется большая надпись Koenigsberg. Свою последнюю на данный момент татуировку 56-летний бизнесмен сделал три года назад.

— Очень понравился Копенгаген. Должны были там остаться. Ругались с женой чуть ли не до развода. Но я ж патриот. Некоторые европейские города знаю лучше, чем Минск или Брест. Мы денежки экономили, так ходили пешком. Капитаны старались прийти в пятницу, чтобы нас разгрузили в понедельник. Немцы-то по выходным не работали. А мы могли два дня ходить и искать себе что-нибудь.

Бруйло работал на сухогрузе. Большущая посудина в сто метров. Четыре трюма — в каждый помещается по составу угля. Правда, сухогруз был не сразу. Практику белорус проходил на Рижской базе рыбфлота — таком большом движимом заводе по переработке рыбы.

— Мужиков 150 человек, женщин — 300. Ты представляешь, какая лафа? Записали тебя на борт. Калининград. Холодно. Вокруг шапки пыжиковые. Идешь в Атлантику. Через неделю уже ходишь в майке. Дней через 20 жарко настолько, что перед сном мочишь простынь, а она высыхает через полчаса. Ложишься спать, а перегородки тоненькие. И тут как начинается секс — там барабанят, там ахают, там кричат. Народу много. На верхней палубе дискотеку крутили. А я на басу играю. Так у меня группа была.

— И что играли?

— Как тебе сказать… Простые советские песни играли. Когда люди немного выпивали, самой хитовой становилась песня «В траве сидел кузнечик».

— Почему?

— Она ж самая музыкальная. Под нее вся плавбаза прыгала.

Спустя несколько лет уже опытный штурман плыл на сухогрузе по Ла-Маншу. Вдруг в небе показался американский вертолет. Пилот снизился максимально возможно — до высоты примерно шестого этажа. Из кабины высунулся другой солдат и стал изображать стрельбу из автомата: пу-пу-пу-пух.

— Настрелялся и ржет. Капитан тогда сказал: «Все по каютам и не выходить. На провокацию чтобы не поддавались!» Хотя это не страшно. Страшно, когда шторм. Когда начинается, думаешь: «Блин, хоть бы выжить». Глубина 6 километров, 200 миль и в одну сторону, и в другую. Знаешь, как страшно! Иногда качало так, что мы, советские люди, которые никогда в бога не верили, сидели и молились. А когда шторм заканчивался, приходили мысли: «Фигню себе какую-то надумал. Все нормально».

Наступили девяностые. Моряки стали заниматься машинами. В Гамбурге какая-нибудь Audi покупалась за 200—300 марок, а в Калининграде продавалась за 3000—4000 рублей. По тогдашнему курсу прибыль была $3000—4000 — просто космическая. Денег доставало, капитал рос. И тогда в Бруйло заговорил зов крови. Решено было вернуться в Беларусь. Шел 1993 год.

— Хотел купить рыболовецкий траулер, но почему-то не купил. Приобрел штук пять зданий всяких в Спорово. Поехал в Минск. Шесть сцепок фур. Занимался перевозками. Потом все продал. Вернулся в деревню. Как бы тебе объяснить… Все равно меня сюда тянуло. Хотя бы на день. Это важно. Купил бывшую столовую. С одной стороны здания у меня был магазин, с другой — ресторан на два зала. В обоих танцевали стриптиз. Нигде в стране его еще не было. Помню, пришел в райисполком, говорю: «Хочу, чтобы у меня девчонки танцевали». — «Подожди, мы же не можем написать, что у нас тут стриптиз!» Ну так девчонки проходили у меня как танцовщицы. Люди приезжали из Бреста и Минска на рыбалку, заходили в кабак, а там — офигеть, стриптиз танцуют! Какие там рыбалки! Мужики сидели в сапогах со снастями и смотрели на девочек. А мы им готовили рыбные блюда.

В 18 километрах от родного для штурмана Спорово притаился Хомск с бывшим хлебозаводом. Там Бруйло открыл производство. Работали три линии и 60 человек. Плюс сушились семечки.

— Отдаешь чипсы под 30 банковских дней, кто-то деньги перечисляет, кто-то нет. Стало невыгодно. Одни структуры взяли чипсы, съели их, а денег не дают. Выиграл суд у городского общепита, слышу: «Никаких проблем, деньги отдадим, но ты, может, 150-й у нас в очереди». Сырье шло тоннами, людям нужно было отдавать зарплату. В итоге я решил, что выгоднее закрыться. Должники еще торчат мне где-то $200 тыс. Подумал, лучше сделать усадьбу. Пусть приедет один или пять туристов, но сразу заплатят. Много, не много — неважно. Главное, что реальные деньги.

Дети Бруйло росли в большом доме на 850 «квадратов». Когда они разъехались, стало ясно, что на таком пространстве можно заблудиться. Семья переехала в соседний дом, поменьше.

— Как-то где-то промелькнуло это слово — «усадьба». Ну я и смекнул. Тогда люди не знали, как меня регистрировать. А я хотел честно работать. Пришел в налоговую, говорю: «Когда человек квартиру сдает, он какие-то налоги платит?» Они объяснили. «Я дом сдаю — значит, и мне такие». Потом вышел 372-й указ. Меня зарегистрировали чуть ли не первым.

Расположенная на берегу озера усадьба ширилась. Появился загон для страусов. Потом добавились вьетнамские свиньи. Бруйло заполнил хрюком весь Березовский район. Туристам нравилось. Страусам, свиньям и хозяину усадьбы — тоже. Когда птички и зверюшки стали не такой уж экзотикой, Бруйло их продал.

— Страусы жили восемь лет. У меня земли три гектара. Картошку я не сажаю. Вот взял птиц четыре штуки. Птенцы суточные стоили по 100 «баксов» каждый. Один страус весит 150—170 килограммов. Но убивать я не мог. Представь себе, я выхаживаю его, ласкаю, смотрю, как он растет, а потом поленом по голове? Не-е-е.

— Человеку челюсть сломали, а страуса тронуть не можете?

— Такой уж я. Тем более те люди нарвались, а птицы и животные ни в чем не виноваты.

Теперь из живности у Леонида три собаки и тысяча кур. Бизнесмен продает экологически чистое яйцо в один из минских интернет-магазинов. Планирует заняться малиной. Россияне забирают ее на йогурты.

— Законы у нас стали сложнее, если сравнивать с 1993-м, когда я вернулся. Может, если бы я мог продать эти дома́, опять пошел бы в море. Но у людей денег нет, чтобы хутор купить. К тому же патриотизм у меня. Хотя, если бы мне кто сказал в вашем возрасте, что я буду жить в деревне, глаза бы выцарапал.

Да, непросто, но нечего ныть и на заднице сидеть. Сто процентов. Пусть самые плохие времена, самые хреновые места, но ты должен жить, работать и быть уверенным в себе. Если на все плюнуть, оно скатится на дно само собой. Я для себя решил, что не пропаду. Верчусь, стараюсь заниматься тем, что нравится. Сделал вот кабак в усадьбе в виде пиратского корабля. И пока делал, получал кайф. Все сам придумал. Скоро сделаю летнюю веранду в виде носа корабля. Маяк хочу построить. Здоровенный, настоящий.

— Как к вам местные относятся?

— Умные — нормально. А глупые могут рассказывать, какой я плохой. Но я со всеми хорошо. Все мы люди, всем нам надо дружить. У меня врагов нет…

Бруйло трет большую ладонь и говорит, что в следующем году хочет вырастить малину, купить под нее 20 дубовых бочек и делать вино.

Лодочные моторы в каталоге Onliner.by

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by