Если бы Стефано Писони продал свой виноградник, он мог бы купить яхту, мясную лавку и квартиру в Риме. Но Писони не сделает этого даже под страхом расстрела. В засаленной майке и стоптанных башмаках он встречает нас у ворот фермы и произносит простые слова: «Мое дело — это моя жизнь». О том, как в Италии делают бизнес в глубинке, о неведомом для большинства белорусов ощущении счастья от тяжелой работы на себя — этот фоторепортаж.
Деревушка Перголезе уютно расположилась в долине озер, окаймленной Доломитовыми Альпами. Скалы-гиганты отражают солнечные лучи, река несет горную свежесть полям, пробиваясь через огромные валуны, тысячелетия назад принесенные ледником. Все это формирует уникальный терруар и позволяет местным виноделам неплохо зарабатывать.
На севере Италии по-английски говорят немногие, а Стефано знает язык хорошо. Он потомственный, как любит с гордостью повторять, крестьянин, но учился сельскому хозяйству и виноделию не только «от сохи», но и в университете. Дело ведет по канонам профильного института в San Michele all’Adige. Здесь фермерам помогают внедрять новые технологии в обработке земли и винопроизводстве.
В слове «Перголезе» я ощущаю запах раздавленного винограда, слышу режущий звук секатора. В нем зашифрованы и ленивый пес Милан, который спит под лавкой 20 часов в сутки, и Стефано с кузеном Марко среди виноградных кустов, неизменно улыбающиеся, как будто достигли нирваны. Но Перголезе — это не деревня для разинувших рот от красоты туристов, здесь звуки рабочей жизни раздаются даже в сиесту.
— Пойдемте в бункер. Я расскажу вам, как все начиналось, — говорит Стефано и открывает дверь.
Началось все несколько поколений назад, в позапрошлом веке, когда предки Стефано начали заниматься в регионе бизнесом на вине. Самая старая из сохранившихся фотографий фермеров Писони датирована XX столетием. Снимок в полный рост висит в одном из цехов на видном месте.
— Фото сделано во время Первой мировой войны, — говорит Стефано. — Мой дедушка Джулио — слева.
Вернувшись с войны, итальянцы начали заниматься любимым делом — растить виноград. Потом была еще одна война, мужчины — уже новое поколение — ушли на фронт, лошадей, оборудование реквизировали на нужды армии. А за виноградниками ухаживали женщины, не дали им пропасть. Тяжелое столетие осталось в прошлом. Стефано около 50 лет, его должность на ферме — совладелец. А также сборщик, заготовщик, технолог, водитель, тракторист и еще с десяток наименований.
— У нас 16 гектаров виноградников. Производим граппу [исключительно итальянский вид бренди — прим. Onliner.by] и вино. Никаких химикатов, добавок и пестицидов — только органический метод земледелия. Делаем красные, белые, игристые вина, в том числе из местного сорта региона Трентино. Работаем в Северной Италии, Германии, экспортируем продукцию в Америку, Норвегию, Чехию. В Беларусь? Пока нет. Не знаю, возможно ли это.
На предприятии работает всего 4 человека: боссы — Стефано и его кузен, а также два наемных рабочих. В сезон сбора урожая нанимают еще 6—8 человек. Иногда привлекают людей на пенсии для разовых работ. Сложно поверить, что бизнес можно делать такой небольшой компанией… Впрочем, сложные процессы вроде маркетинга, логистики и так далее в Италии решаются за счет кооперации.
— Здесь очень много производителей вина — маленьких, крупных, средних, — продолжает рассказ Стефано. — Да, существует конкуренция, соперничество. Но все производят свои вина, у всех есть собственные клиенты. Мы не враги, а партнеры.
Сбор урожая начинается в последнюю неделю августа. Для белого вина процесс производства выглядит канонично: виноград поступает на пресс, потом в емкости для брожения. Фильтрация, дображивание, охлаждение, контроль на всех этапах — стандарт для европейских виноделов. Для местного «специалитата» — изюмного вина — все несколько иначе. Виноград сорта Nosiola ждет своего часа под потолком, сушится на стойках более полугода и идет на пресс лишь в следующем апреле, после этого минимум на пять лет попадая в бочку из акации. По словам Стефано, в результате длительного брожения получается мягкое вино, которое здесь, согласно модным нынче в Европе веяниям, относят к Slow Food.
«В безопасности в первую очередь заинтересованы мы, а не проверяющие органы. Зачем им что-то запрещать?..»
Для игристых вин есть свой проверенный метод. Если очень схематично: пресс, первичное брожение, бутилирование с добавлением сахара и дрожжей, еще одна стадия брожения при низких температурах в погребе, финальная очистка от остатков брожения заморозкой и закупоривание пробкой.
…Массивная дверь приводит нас в хранилище — здесь игристое вино проходит вторую стадию ферментации.
— Под погреб мои родители переоборудовали бункер времен Второй мировой войны, — показывает Стефано на узкие потолки. — Он был построен немцами в горе, использовался в частных целях, а потом достался моей семье. Смотрите, тут все сделано по технологии: вход оборудован так, чтобы «гасить» взрывную волну. Первоначально бункер был совсем небольшим. 17 лет мои родители потратили на то, чтобы удлинить хранилище до оптимальных 45 метров. Нам очень повезло! Температура здесь одинаковая круглый год. Не нужно использовать системы кондиционирования, процесс брожения происходит в естественных условиях.
Интересно, думаем мы, легализовали бы на белорусской ферме использование такого убежища многочисленные проверяющие органы? Да ни в жизнь. Не было ли проблем у Стефано?
— Да нет, тут все безопасно, — не очень понимает он сути вопроса. — В безопасности в первую очередь заинтересованы мы, а не органы. Зачем им что-то запрещать?
Писони говорит о том, что в Италии хватает контроля. Ежегодно его проверяют гигиенисты, пожарные. Есть проверки со стороны евротехнологов (эти пристально следят за значком BIO и уместностью его применения). Самый строгий — общественный контроль. Потребительские организации раздраконят любого обманщика, халтурщика, нарушителя — вплоть до полной приостановки производства определенного типа вина.
«Хорошо, когда рядом с тобой красивая женщина. Но вот она рядом год, два, десять — и, несмотря на красоту, хочется попробовать что-то другое. Так и с вином!»
— Все зависит от человека, от личности проверяющего, — рассуждает Стефано о проверках. — Один прикроет глаза на мелочь, скажет: устраните быстренько. А другой будет провоцировать. Дело, конечно, не в проверяющих, а в нас. Если мы будем работать плохо, то потеряем авторитет, а потом и бизнес. А еще мне будет стыдно — перед коллегами, клиентами, соседями. Перед прапрадедушками, в конце концов, которые все это начинали.
Ежегодно ферма Писони производит 80 тыс. бутылок вина: по 30 тыс. белого и игристого, 20 тыс. красного. Производство лимитировано, лимит связан с размером территории, объемы — в том числе и со здравым фермерским смыслом. Самое ценное в этом бизнесе (помимо традиций и терруара) — земля. Стефано точно не сказал, но его земля с виноградниками и оборудованием, судя по объявлениям в интернете, стоит гораздо больше миллиона евро. Продай дело — будешь миллионером! Но он не продаст. И не пойдет вширь. Ведь каждая лишняя сотка будет золотой.
Маленьких и средних европейских фермеров спасает кооперация — то, что в наших краях так и не развилось. Стефано Писони приводит яркий пример: «Хорошо, когда рядом с тобой красивая женщина. Но вот она рядом год, два, десять — и, несмотря на красоту, хочется попробовать что-то другое. Так и с вином!» Произвести новое хорошее вино на традиционном рынке — это гораздо тяжелее, чем закрутить роман. И вот здесь фермерам помогает кооперация. Недавно часть производителей зоны Трентино договорились: надо рискнуть и вывести новый продукт. Вместе разработали технологии, скинулись на маркетинг, взносы для участия в многочисленных конкурсах, без которых продукт не продвинешь. И сорт появился на прилавках.
Чтобы заняться производством чего-то нового самостоятельно, придется сильно потратиться: купить новые квоты, участок земли для расширения или пересадить виноград (при одобрении сорта властями — а одобрят далеко не каждый) на уже имеющейся земле. Один из фермеров в Долине озер решил выращивать яблоки сорта Pink Lady. Запросил квоту и вырубил старые яблони, чтобы уложиться в лимит. «Если у тебя было 300 деревьев, то 300 должно и остаться. Посадишь 5 лишних — заметят и выпишут большой штраф», — рассказывают нам.
Предприятие Писони занимается не только производством вина. Здесь всего понемногу: мясо, молоко, огурцы, оливки. Плюс торговля техникой.
— Северной Италии сложно конкурировать с Южной по оливковому маслу. У нас лишь небольшое производство. В целом бизнес в стране сейчас идет очень слабо. Проблем хватает: кризис. Но вино — особая история. Итальянцы будут покупать вино даже в плохие времена. И экспорт, несмотря на проблемы в мире, не просел. Вино позволяет нам держаться на плаву.
Он не называет себя богатым человеком. Скорее «устойчивым средним классом». Итальянские фермеры, и Стефано в их числе, вообще не любят слово «бизнесмен». Они не стыдятся слова «крестьянин», которое, по сути, на противоположном полюсе статусности по сравнению с нашим «колхозником». Гордятся своим крестьянством, выпячивают его на промосайтах, в буклетах, на выставках. Тут нечего завидовать. Статус этой «агрокасты» формировался поколениями.
— Я живу хорошо. Мне не на что жаловаться. Есть машина, езжу в отпуск пару раз в год, — улыбается Писони. — Но часто работаю по субботам и воскресеньям. Вчера встал в полпятого и не знал, когда лягу спать. И при этом мне было так хорошо! Понимаете, вы можете заработать гору денег, скрипя зубами, каждое утром злясь по пути на работу, — но будете ли вы тогда счастливы?
Белорусские «итальянцы», прожившие здесь не один год, после расскажут нам: в словах фермера о деньгах и комфорте нет ни грамма лжи. Так на самом деле и происходит: этим ребятам в кайф работать на себя, переворачивать бутылки, разбрасывать навоз, хотя они в состоянии нанять людей, которые бы делали чернь и рутину за них. Но зачем лишать себя удовольствия? Гражданам из стран, где семейного бизнеса (в хорошем смысле слова) практически нет, такого не понять. Это абсолютно другой жизненный уклад и иное мировоззрение целой нации: «чувствовать» свою собственность, жить своим делом, знать, что можешь оставить его детям.
Дочка Стефано учится в университете. Она могла бы продолжить династию, но что-то пока не проявляет желания. «Будет решать сама, я в состоянии поработать еще лет 20», — шутит Писони, уже забираясь на мини-трактор, чтобы уехать куда-то и сделать до ночи тысячу важных дел, с улыбкой прожив очередной тяжелый день.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by