Немецкий плавильный котел. Репортаж из лагерей для беженцев в Германии
Плавильный котел — так в США называют мультикультурную политику. Неважно, из какой страны приедут люди, ведь они в любом случае станут американцами. С одной стороны, ситуация в Германии, куда хлынули беженцы, выглядит иначе. Будем говорить прямо: сейчас туда направляется не только цвет нации и лучшие из лучших. С другой стороны, когда идешь по улицам немецких городов, понимаешь, что проблема извне сильно преувеличена. Да, иногда встречаются женщины в черных хиджабах с вырезом для глаз, но при этом они ведут за руку белокурых детишек, одетых вполне по-европейски. Нет никакого ощущения опасности! Чтобы лучше разобраться в обстановке, корреспонденты Onliner.by отправились в самое пекло плавильного котла — в лагеря для беженцев близ Гамбурга.
…Пригород Гамбурга. Тихая улочка. Серия аккуратных коттеджей с солнечными батареями на крыше. Это безмятежное олицетворение немецкой мечты — собственный дом с гаражом и идеальным газоном — было нарушено в прошлом году, когда округу заселили мигранты. Теперь над поселком словно нависла тихая угроза. Это первое ощущение, когда попадаешь сюда. Но, может быть, оно обманчивое?
Три женщины, что-то оживленно обсуждавшие на улице до нашего приезда, при виде Geely сразу затихли и напряженно уставились на нас. Будто из странного кроссовера сейчас выскочат люди в камуфляже с калашниковым наперевес. Спокойно! Объясняем, что мы всего лишь журналисты из «Вайсрусланд». Хотим узнать их отношение к мигрантам.
— Да их тут три тысячи! — видно, что местную жительницу по имени Изабель мы задели за живое. — Не подумайте, что я против беженцев… Многие бегут от войны, я их понимаю. С семьями вообще проблем нет. Эти люди ведут себя спокойно, порядочно. Но одинокие молодые ребята… Бр-р-р! Это что-то… Знаете, тяжелые наркотики и все такое…
Она показывает себе на вену, будто собирается сделать инъекцию.
После скандала в Кельне во время празднования Нового года, когда более сотни женщин подверглись сексуальным домогательствам со стороны выходцев с Ближнего Востока и из Северной Африки, сдержанные немцы стали говорить о проблеме вслух. Громкий инцидент стал поводом для серьезной критики миграционной политики. Принимающая сторона получила публичную пощечину.
Однако не будем делать поспешных выводов. Лучше пройдем к лагерям для беженцев. Только в Гамбурге от Красного Креста их шесть. В живописном парке расположено несколько кампусов из вагончиков. Территория каждого огорожена. За забором одного из лагерей подростки играют в футбол. Мирная жизнь, которую они получили вдали от родины.
На входе — строгая охрана. В сторожке — туалетная бумага, подгузники, питьевая вода. На самом деле ограничений для мигрантов нет: приходи и уходи во сколько хочешь, говорят охранники. Никаких посягательств на права и свободу. Но посторонним вход воспрещен.
На воротах — детский рисунок, мол, бросай мусор в корзину. Так ненавязчиво немцы учат соблюдать правила приличия. С этим есть проблемы, говорят жители Гамбурга. Изабель — женщина, которую мы встретили вначале, рассказывала:
— В магазине молодые люди становятся впереди очереди, кричат, галдят, мусорят. На замечания не реагируют.
Многие из тех, кто живет здесь, приехали из Сирии. Мигранты рассказывают, что на условия жаловаться грех: в вагончиках есть все необходимое. Но главное — они чувствуют себя в безопасности. Могут ли сказать то же самое местные жители?
Встречаем мужчину с двумя мальчуганами. Идут из гипермаркета. Немецкое государство выплачивает мигрантам пособие. Очевидно, денег хватает не только на еду. В руках наших собеседников — телевизор, другие покупки.
Семья живет в Гамбурге пять месяцев. Дети немного говорят по-немецки. Германия не просто предоставляет мигрантам приют, тут действует целая программа по интеграции, одним из пунктов которой является изучение языка. Беженцам объясняют: «Без знаний вы не сможете учиться, получить работу, ассимилироваться. Это в ваших же интересах».
Разговор прерывается из-за шума. Рядом с лагерем появляются трое парней. Они ведут себя развязно, громко кричат по телефону, размахивают руками. Перехватываем недобрый взгляд охранников, в котором читается: «Вот от таких все проблемы».
Мы случайно подслушали разговор. Недавно в лагере подрались выходцы из двух стран. Началось все с того, что албанец громко слушал музыку. Сирийцу это не понравилось, и он запустил в лоб соседу куском трубы. Такое вот столкновение двух культур с применением насилия.
Немцы стараются смотреть на такие конфликты как бы сверху, по-хозяйски разнимая две повздорившие стороны и примиряя их. Это пример мудрости и толерантности, а история с Кельном в этом смысле весьма показательная. Некоторые местные жители высказывали в разговоре такое мнение: «Полиция могла бы в одночасье решить проблему, выселив всех в один миг: ресурсов бы хватило. Но это было бы проявлением слабости. Эмоциональная реакция общества незамедлительно требовала жертв. Но власти не стали ломать дров, начали спокойно разбираться в проблеме. Иначе это могло бы повредить тем, кто был совсем ни при чем».
Бакри, которого мы встретили на дорожке, соединяющей два лагеря, — тоже «одиночка». Парень с добрыми серыми глазами жил в Алеппо, ставшем ареной ожесточенных боев в Сирии. Окончил университет, работал модельером одежды, бежал от войны. Подобные истории рассказывают большинство беженцев.
— А где сейчас находится ваша семья? — интересуемся мы.
— В Сирии. Если найду деньги, сразу перевезу родных сюда.
Интересуемся, знает ли он общее для Германии мнение о таких одиночках-беженцах, как он. Именно молодых ребят, приехавших без своих семей, винят в дебоше в Кельне. Но Бакри не соглашается:
— Это, наверное, не про сирийцев. Может, про мигрантов из других стран… Не в нашей культуре, обычаях. Мы цивилизованная нация, уважающая правила другого общества, которое приняло нас в трудное время.
Нужно заметить, что лагеря для беженцев находятся в спокойном месте, но совсем не на отшибе. Рядом железнодорожная станция, несколько больших магазинов, бизнес-центры. Прекрасный парк, по которому петляют дорожки, выложенные плиткой. А самое важное — тут не гремят выстрелы и мирное небо над головой. Ведь поэтому сюда так стремились люди из Сирии, Афганистана и Ливии?
В парке за ланчем застали девушку-медика, которая работает в лагере. Ее мнение о беженцах исключительно позитивное:
— Я не могу сказать, с какими проблемами обращаются к нам люди, но это разные поводы, в том числе огнестрельные ранения. В любом случае они очень благодарные, уважительные и вежливые. Мы помогаем всем: детям, их родителям, молодым людям, прибывшим в одиночку. Для нас это не имеет значения.
Отличить вновь прибывших от тех, кто находится в Германии уже год-два, можно по взгляду. «Новобранцы» смотрят испуганно, словно их сейчас перехватят, посадят в автобус и увезут назад — в бомбежку, к ИГИЛ, в ужас, от которого они бежали.
Более опытные мигранты смотрят вперед уверенно, как будто знают, чего ждать завтра. При переходе на другую стадию интеграции беженцам, которые более-менее освоились в немецком обществе, выделяют что-то вроде апартаментов.
Как правило, это кирпичные здания. Тут нет охраны, перед домом газон, детская площадка, качели. Ничего не выдает, что здесь живут беженцы. Возле звонков — таблички с именами. Все намекает, что люди обосновались надолго.
Первой, кому мы дозвонились, оказалась грузинская пара в возрасте. Выясняется, что Томас с женой живут тут уже 16 лет, они освоились и чувствуют себя довольно комфортно. Уверяют, что немцы сильно помогают: дают возможность трудоустроиться, а до этого момента платят вполне приличный «социал», то бишь пособие, в €320.
— Сирийцам помогают особенно, — говорит мужчина. — Если нужна дорогостоящая операция, могут выделить деньги. Даже если речь идет о €50 тыс. Им оказывают значительную поддержку.
Стучим в дверь напротив. Как только она открывается, нас окутывает аромат восточных сладостей. Здесь как раз живет семья из Сирии. Женщина испуганно смотрит на нас, из-за нее выглядывает ребенок. С общением возникают сложности. Не помогает даже язык жестов.
Через пару минут встречаем ее супруга, который приехал в Германию чуть больше года назад, но уже сносно общается на немецком. Томас вызывается помочь нам. Когда спрашиваем про войну, лицо сирийца меняется, улыбку сменяет гримаса боли.
— У меня был бизнес, большой дом, счет в банке, — вздыхает Анас. — Все было хорошо! Но все разом изменила война. Теперь нет ничего. Хочу ли я вернуться? Ну конечно! У меня там два брата, друзья… Это моя родина, в конце концов. Но билеты обратно возьму только тогда, когда закончится война.
Важнейший вопрос, который ставится немецким обществом: готовы ли мигранты в будущем остаться в Германии? Есть ли у них желание интегрироваться? Впрочем, это естественный процесс. Если они захотят жить тут, то придется подчиняться общественным нормам. Но на это нужно время.
Сирийцы никогда массово не мигрировали в другие страны. Сейчас — исключение. А вот поток из Центральной Азии был постоянным. Маусуд, еще один сосед Томаса, рассказывает, что приехал полгода назад из Афганистана, опасаясь за свою жизнь. Он машет в неопределенном направлении:
— Там бомбы, теракты, киднеппинг… Выходишь из дома и не знаешь, вернешься ли назад. Тут совсем другое дело. Нас приняли, поддержали, дали жилье, деньги, возможность учиться.
Заглядываем еще в одни апартаменты. Тут тоже живут сирийцы. Открывает дверь улыбчивая женщина. Две любопытные девчушки вьются около нее, разглядывая непрошеных гостей. В такие моменты особенно остро понимаешь, ради чего беженцы оставили родину — ради будущего, жизни в мире, детских улыбок. Однако диалога не получается: увы, языковой барьер.
Переходим в соседнее здание. На первом этаже живут беженцы из Чечни. Разговор получается долгим и непростым. Глава семейства просит не фотографировать, опасаясь за безопасность близких, которые остались в России:
— Чечня — как одна большая улица. Все друг друга знают. Да, по Грозному можно гулять хоть ночью, но это совсем не значит, что там безопасно. Я занимался автомобилями. Не шиковал. Жил как все. Но кто-то, вероятно, позавидовал. В один прекрасный день мне сказали: «За тобой следят и ждут удобного момента, чтобы подкинуть наркотики». Тогда я понял, что это не блеф. В Чечне ведь по телевизору одно показывают, а на деле — совсем другое…
— А тут приняли как дома. Я мигрант, но у меня есть права! — после паузы продолжает наш собеседник. — Дали «социал», правда, денег хватает только на еду. Ходим на языковые курсы. Планирую найти работу.
— Что думаете по поводу событий в Кельне? Действительно ли ситуация накалилась после прибытия свежей волны мигрантов с Ближнего Востока?
— Я сам мусульманин. И если бы напился и позволил себе так обращаться с женщинами, то мои же братья наказали бы меня… Это непозволительно! Иногда мы тоже видим, как ведет себя молодежь из числа беженцев. Некультурно — это мягко сказано, но чтобы буянили — такого нет. Проблема в другом. Немцы очень лояльно относятся к мигрантам из Сирии. Нет паспорта? Тогда бланк заполни — через три месяца выдадут ID. А кто это был — сириец или нет — как узнать? В эту волну могли попасть не только те, кто действительно бежал от войны. Всякий сброд воспользовался ситуацией и очутился в стране, которая напоит, накормит и жилье предоставит. Ничего делать не надо!
Из семейного блока переходим в ту часть здания, где живут «одиночки». Здесь условия попроще: душ, туалет на этаже, кухня общая. В коридоре стоит чей-то велосипед.
Афганца по имени Моухсен застаем буквально на пороге. Говорит, что семьи у него нет: отца убили боевики из «Талибана», мать умерла, сводный брат живет со своей матерью. Его на родине ничего не ждет, там для него нет будущего.
— Не хочу возвращаться назад. Мне нравится жить здесь, но условия не самые хорошие для заведения семьи, — показывает он тесную комнатушку. — В планах — работать, познакомиться с девушкой, заработать на свой дом.
По соседству живет еще один афганец, которого зовут Исмаил. Его отец и три брата погибли от рук «Талибана», после чего семья бежала из страны. Мать и сестры сейчас находятся в безопасности, в Иране. Сам он в первый раз попал в Европу в 2009 году.
— Нелегально приехал в Великобританию. Вскоре меня задержала полиция, а потом я был депортирован в Афганистан, — показывает документы парень. — Через год я вернулся в Европу, снова попал в тюрьму, где провел три месяца. Опять депортация. Но оставаться дома, где теракты случаются каждую неделю, я не мог. В 2012-м приехал в Швейцарию, а оттуда — в Германию. Сейчас жду решения суда о своем статусе. Как только получу разрешение, смогу работать. У меня появится будущее. Я люблю свою страну, но жить там сейчас не могу.
Многие мигранты, приехавшие из горячих точек, в один голос говорят: можно привыкнуть, что каждый день над головой летают снаряды, что надо ходить по улицам с оглядкой быстрым шагом, что надо искать укрытие в бомбоубежище. Но постоянное чувство страха испепеляет тебя, хоронит живьем, и мириться с этим невозможно…
Абдула Сиамак — нетипичный беженец. 51-летний нейрохирург тоже приехал из Афганистана. Он прекрасно говорит по-русски, как-никак в советское время работал с нашими врачами. На вопрос, почему мигрировал, отвечает несколько уклончиво:
— Понимаете, когда в твою страну приезжают чужие люди, а ты начинаешь их критиковать… Нам говорили, что это делается для защиты и демократии. А мы считаем, что это незаконно. Наша война идет почти 40 лет. Чтобы понимать процесс, нужно хорошо разбираться в особенностях. Ведь что такое „Талибан“? Откуда он появился? Кто его создал?
За спиной Абдулы стикеры с записями. Сейчас мужчина активно учит немецкий. Как только языковой барьер будет преодолен, он намерен вернуться к врачебной практике. Уже есть договоренности с местными клиниками. Они готовы взять такого специалиста на работу. Тогда он сможет перевезти жену и детей, которые сейчас находятся в Афганистане, сюда, в Германию.
— Словом, у меня есть стратегия. Но если бы дома было безопасно, я бы ни секунды не оставался здесь, — заключает наш собеседник.
Понятно, что люди бежали не от хорошей жизни. И возникает вопрос: если бы не радушная Германия, то кто бы принял такое количество мигрантов? Или семьи с детьми нужно было отправить обратно под бомбы, состроив чванливую бюрократическую физиономию?
Это большой акт милосердия — что немцы не просто не отказали в приюте, но предоставили все возможности для адаптации. Ну а кто ими не воспользуется? Ну что ж, это естественный процесс: со временем зерна отделятся от плевел. Благодарные люди смогут вернуть долг стране, которая дала им кров.
Любопытные мнения услышали мы на собрании русскоязычной общины в Гамбурге. Ведь всегда интересны оценки людей, которые сами прошли путь мигранта и теперь полностью интегрированы в немецкое общество. Они могут рассуждать с двух точек зрения.
— Когда они хлынули, мы испугались, — признается одна из женщин. — На хауптбанхофе [главная железнодорожная станция — прим. Onliner.by] их было море. От испуга я брала мужа за руку. Но потом они как-то распределились по стране и перестали пугать меня. Я поняла, что это обычные люди, от них не исходит опасности.
Некоторые русские немцы работают в центрах, которые проводят вакцинацию. Они чаще других сталкиваются с беженцами. Утверждают, что все социальные фобии надуманны и нет никакой угрозы ни немецкому обществу, ни кому бы то ни было. А случай в Кельне — это исключение.
— То, что именно Германия сыграла в этом процессе ключевую роль, означает, что немцы до сих пор чувствуют вину за Вторую мировую войну? — спрашиваем мы.
— Безусловно. Это незримо присутствует во всем. Немцы очень боятся обвинений в нацизме, — рассказал один из мужчин, который занимается автобизнесом. — Когда я приехал, в шутку кидал зигу. Реакция была очень сильной. В первую очередь это был испуг. Уже потом, когда я пожил тут, понял, что это не шуточки, а страшное оскорбление.
В этот момент к беседе подключается еще один представитель русскоязычной общины. Он высказывает другую точку зрения:
— У нас на фирме несколько мигрантов обучали сварочному делу. Даже приезжало телевидение, делало репортаж, дескать, как они адаптируются в немецком обществе. И что вы думаете? Через три недели они уже звезды, не хотят ничего делать, только свои права знают. Но так в Германии не бывает! Считаю, только треть хочет интегрироваться. Остальные приехали на халяву.
Мнения сейчас высказываются разные: кто-то нейтрален, кто-то критикует немецкий плавильный котел. Наплыв мигрантов поднял целый пласт проблем — социальных, религиозных, даже криминальных. Но во время подготовки репортажа у нас не возникло ощущения, что они неразрешимы для немецкого общества. Страна спокойно разбирается с неминуемыми трудностями в таком сложном процессе, и, думается, нет предпосылок считать, будто она не справится.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by
