Семья из белорусской деревни неожиданно получила наследство из Франции — купили детям квартиры, а себе трактор
Электронные ящики многих белорусов еще не успели остыть от пламенных приветов нигерийских писем. Несмотря на очевидность их мошеннического содержания, получить наследство от «дяди из-за океана» мечтали многие — и отдавали свои деньги. Но, оказывается, бывает в жизни иначе: семья Метечко из деревни Милейки Брестской области получила настоящее наследство от давно «похороненного» отца, уехавшего жить во Францию.
Большой деревенский двор, опрятный приусадебный участок. У ворот нас встречает… нет, не собака или кот, а трактор Т-25.
— Таких, наверное, уже и не делают, — здоровается Павел Степанович Метечко, глава семейства. — Зато, когда по деревне раздается типичное тарахтенье, знают все: Степанович едет.
Фотографироваться семья не хочет. Говорит, лишняя слава им не нужна. Хозяйство — пожалуйста, но портретов сделать не дают. Что ж, как есть, так есть.
Сегодня этот трактор, пожалуй, единственное напоминание сыну об отце. Именно с «наследственных» денег десять лет назад приобрели сельскохозяйственного «железного коня».
История распорядилась так, что отец Павла Степановича в годы второй мировой войны попал во Францию. Как именно разворачивалась его личная история, сын знает приблизительно, со слов матери да былых соседей.
— Когда я появился на свет, отца уже не было дома. Родился в феврале 1945 года, а папу забрали где-то в конце сорок четвертого. Тогда немцы вывозили в Германию белорусских мужчин и формировали из них какие-то отряды. В один из таких отца и забрали в плен. Отряд долго гнали через Польшу, Германию. Потом, насколько знаю, он добровольно разделился: одни пошли к фашистам, другие — против них. Так мой отец ушел защищать Францию от гитлеровцев. Хотя кто ж его знает, как там на самом деле было. Мы в семье эту тему особо не обсуждали. Я не помню этого, но мама рассказывала, сколько гонений на нас было, что отца забрали. Как же тогда происходило с теми, кто был в плену или за границей? Все, враг народа. А мы, получается, семья «врага». Хотя и не знали, где он, да и жив ли.
К счастью, отец Павла Степановича остался в живых. Правда, и жена, и дети уже давно его «похоронили». Только через 40 лет Степан Метечко, ставший за это время на французский манер Этьеном, осмелился прислать в Беларусь весточку о себе. Почему не писал раньше?
— Очень боялся навредить. Только с началом перестройки отец решился написать нам первое письмо. Да и то случилась такая история, что мы могли и не узнать, от кого оно и что в нем. Письмо пришло на имя моего старшего брата, так как батька даже не знал, что я родился. А брат давно умер. Ну, начальница почты пишет на корешке: «Адресат умер», — и отправляет письмо обратно. Хорошо, что люди помогли его вернуть. Так у нас связь и наладилась.
— Жил отец во французском поселке недалеко от Лиона. Ездил туда я лишь однажды, с двоюродной сестрой.
— Почему не с Верой Владимировной [женой — прим. Onliner.by]?
— А как же я могла? Дома хозяйство, дети, свекровь. Их в чемодан не упакуешь, — подхватывает разговор жена Павла Степановича.
— Каково это — ехать к отцу, которого вы никогда не видели? Вы сами на тот момент были 50-летним мужчиной, отцом троих детей…
— Да как… Поначалу было какое-то переживание, «сумяціца ў душы». Потом отпустило. Как мы поехали? Обратились в туристическую фирму. Заплатили деньги, сели в автобус, и нас повезли.
— Как встретились?
— Привезли нас в гостиницу на окраине Парижа. Башню ту только издалека видел. С отцом заранее договорились, что такого-то числа будем на месте. Позвонил ему домой, он сказал, что приедет. А в какую пору, мы не знали. Потому и остались в номере, целый день прождали. Осень тогда была. Дома еще картошку копали. Ну что, подождали, встретились. Поехали к нему в поселок. По-моему, он находится в 400 км от Парижа. Где-то за Лионом, ближе к морю.
— Сколько вы пробыли у него в гостях?
— Пока длился туристический тур. Отец предлагал остаться дольше. Да что потом самому добираться. Да и некомфортно я себя чувствовал. Как стали говорить по-французски: бер-бр-бгр… Только переглядываешься и догадываешься, что о тебе говорят. Тем более у отца было два пасынка — дети женщины, с которой он жил. Один вроде поддерживал отца, симпатизировал СССР, а второй постоянно твердил: вы и ваша страна — захватчики. Помню, привез я с собой пару бутылок водки. Нам же на стол поставили вино 18-градусной крепости, так еще и содовой его разбавили. И что это? Помои по-нашему. Ох, попробовали французы водки! Капнули мы девушке в бокал на дно, может, ложку, две. «Ой-е-е-ей, — закричала, — в язык печет». Ну и побегала она. Так это 40 градусов. А если бы самогонки завезли? Батька, правда, выпил чарку, вторую.
Так мы встретились. Переночевали, передневали. Наверное, суток двое были. Отец показал мне свой двухэтажный коттедж, который он строил сам. Даже водил на кладбище, показывал, где он купил себе место. В общем, встретились, пообщались и опять разъехались. Как оказалось, уже навсегда.
В каком именно году Степан-Этьен умер, семья Метечко… забыла. «Где-то в начале 2000-х», — после долгих споров и воспоминаний говорит Вера Владимировна. Своему единственному сыну отец завещал тот самый двухэтажный дом неподалеку от Лиона.
— Тогдашняя семья отца попросила нас продать этот коттедж. Мы согласились. Наняли адвоката, который связывался и улаживал все вопросы со вступлением в наследственные права и получением денежного перевода. Конечно, было предложение уехать туда жить. Однако куда же мы поедем на старости лет!.. Ни языка, ничего не знаем.
— У ваших детей была такая возможность — переехать во Францию?
— Да, ведь мы могли подарить этот дом детям. Но куда же? Старшие сыновья не бросили бы работу, семьи, а вот младшая дочка позже говорила, что уехала бы. Но уже поздно было: дом мы продали. Открыли здесь валютный счет, на который пришли деньги.
— Как вы распорядились наследством?
— Все детям поделили — и делов-то. Купили им квартиры, мебель, машины. В Яглевичах [деревня неподалеку от районного центра Ивацевичи. — Прим. Onliner.by].
— Можно ли сказать, что наследство как-то изменило вашу жизнь? Или все осталось по-обычному, по-прежнему?
— Для нас абсолютно ничего не изменилось, — говорит Павел Степанович.
— Ну почему же? — не соглашается с ним супруга. — Это же жилье! Главное, детей обеспечили. Вот и поменялось. [У Веры Владимировны потекли слезы.]
— Ну чего же, себе мы трактор приобрели. Хоць які, але ё! — подбадривает Павел Степанович.
— 10 лет назад вы распорядились наследством именно так. А сейчас хотели бы что-нибудь изменить, поступили бы по-другому?
— Насчет поменять страну — точно нет! — уверена Вера Владимировна. — Уже не в наши годы. Ладно если бы нам было по 30, по 40 лет, может, и подумали еще. А чего туда ехать, если разобраться? Язык чужой, работы нет, страна, люди другие. Ну жилье… жилье ничего не гарантирует. На то время сумма наследства была большая, очень большая. Теперь за эти деньги вряд ли троим детям купишь жилье. В Ивацевичах, может, да, а для Минска маловатое наследство. Хотя на тот момент можно и в столице было купить квартиры.
— Почему же не рассмотрели такой вариант?
— Не подумали. Хотя однокомнатной квартирой могли обеспечить всех троих. Но никто из детей не хотел уезжать далеко от дома. Труднее приехать к родителям. Хотя… Сегодня что Павлик из Яглевич, что Лена из Минска — приезжают одинаково редко. Когда что-то нужно, то и побыстрей домой наведаются, — шутит Вера Владимировна. — Ладно, пускай одна минчанка у нас будет, а хлопцы — поближе.
Сегодня, через десять лет после «наследственных» хлопот, ничто не напоминает о французской странице в семейной летописи. Разве что тот самый трактор Т-25. Отец во Франции и дом «ближе к морю» стали просто историей из прошлого. О чем Павел Степанович и Вера Владимировна мечтают сегодня? Надеются, что весной вновь смогут завести кабанчика, ведь нынешним летом из-за африканской чумы свиней им пришлось избавиться от хрюкающего хозяйства.
— Потому что жить с такой пенсией и не держать хозяйства — несовместимые вещи. Глядишь, порастишь кабанчика годок — и есть кое-что в морозильнике.
— Да, есть что детям раздать, — уточняет Вера Владимировна. — Ничего, выживем, главное, у нас бульба есть!
— Лишь бы здоровье было, — перебивает хозяин. — А то подкосило оно меня немножко: то диабет, то инфаркт, еще ногу укоротили. Вот такие… дела. Ничего, переживем.
Насколько благополучным стало отцовское наследство для семьи Метечко? По мнению председателя Белорусской иностранной юридической коллегии Виктора Глазкова, вполне. По крайней мере, в его получении. Ведь сегодня разыскать потенциальных наследников по «забугорному» завещанию — большая проблема.
Наиболее часто белорусы получали наследство из Канады, Австралии, США, Великобритании, Германии. Сегодня этот процесс практически замер.
— Когда после смерти белорусского эмигранта «открывается» его наследство, специальные юридические структуры объявляют о поиске родственников. К примеру, наши западные партнеры присылают заявку с данными умершего. Мы начинаем искать потенциальных наследников. Когда в 2011 году приняли закон «Об адвокатуре», результативность нашего розыска свелась к нулю, ведь он не разрешил главного вопроса о доступе к информации, которая подтвердила бы возможное родство, — объясняет Виктор Глазков. — Основной барьер — закон «О защите информации». В МВД отказываются давать какие-либо данные, ссылаясь на него: «Это закрытая, личная информация». Потому почти за два года ни одно зарубежное наследство не нашло своего получателя в Беларуси и, соответственно, ушло в казну того государства, где жил завещатель. Как работать в таких условиях дальше, пока непонятно. Чтобы разместить небольшое объявление в самой тиражной газете Беларуси, нужно заплатить 13—14 млн. Генеалогическая справка из Национального архива стоит еще 10 млн. Откуда ж у людей такие деньги, чтобы идентифицировать себя как наследника? Конечно, мы идем на риски, из своего кармана перебрасываем деньги на то, чтобы поиски не остановились. Но продвигается наша работа вот уже два года довольно трудно, если не сказать никак.
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by
