Репортаж с рынка, где предприниматели не хотят «вырастать из коротких штанишек»: «Все в стране не могут быть олигархами»

По иронии судьбы один из популярных брестских рынков находится прямо за оплотом правильной с государственной точки зрения торговли — ЦУМом. Вроде бы им было хорошо друг с другом, но наверху решили, что эти два вида конфликтуют и требуют уравнения в правах и обязанностях. «Вы думаете, если мы исчезнем, покупатели пойдут в универмаги? — разводят руками „ипэшники“ с рынка и отвечают: — Ничего подобного, иначе это уже давно произошло бы». Разговор с живыми свидетелями уходящей «рыночной» эпохи и будущими тунеядцами — в репортаже Onliner.by.

— Золотое время? До 2005 года. После этого у нас забрали продавцов (лишили права нанимать всех, кроме членов семьи) — и покатилось… — вспоминает Елена Костус. На рынке она глава «движения сопротивления». Является членом совета РОО «Перспектива». До начала современной истории страны работала продавцом, а после декрета выходить было особенно некуда — подалась в наем к рыночному предпринимателю. Ее бывший работодатель давно уехал из страны, а Елена оформилась самостоятельно и с 2000 года торгует одеждой.

Местные говорят, что рынок за ЦУМом был одной из популярных торговых площадок. Место в центре города привлекало торговцев и покупателей со всего Бреста.

— Сейчас в Бресте четыре крупных рынка. Но из их остатков можно собрать полноценных два, — говорит Елена.

Казалось бы, народ обеднел, поджался, пересчитал получку — самое время отправляться за дешевыми товарами на рынок. Но покупательской активностью здесь не пахнет. Продавцы стоят кучками, общаются друг с другом и провожают глазами любого нового человека, у которого может быть желание обменять свои деньги на что-то из остатков. Напомним, в основном именно остатками товара здесь торгуют: одежды с сертификатами не наберется и для заполнения одного торгового места.

— Настроение? Упало в разы — вместе с продажами, — пробует шутить Елена. — Те, кто побогаче, едут за покупками в Польшу. Кто победнее — в Украину, там сейчас все дешево.

— Дешево-то дешево, — перебивает ее Юрий, муж и партнер по нехитрому бизнесу. — Но посмотрите, что там продают: дешевые залежавшиеся товары, джинсы, которые расползаются после первой носки.

На мое возражение, что, будь плохо, не ездили бы, отвечает, что возвращать все равно не поедешь, вот и мирятся.

— У вас разве не такой же товар на рынке?

— О, нет. Нас уже давно заставили работать в таких рамках, где нет места дешевому и одноразовому мусору. Закон о защите прав потребителей, возвраты, нарекания — со всем этим мы работаем, поэтому, работая на одном месте, нет смысла обманывать.

Напомним, что по принятым правилам стоять «ипэшникам» осталось полгода. С 1 января — торговля только с документами, подтверждающими сертификацию товара. Возможность и перспектива этого бизнеса — яблоко раздора между властью и мелким бизнесом. Первая предлагает второму вырасти из «коротких штанишек», второй не понимает ни как, ни зачем.

— Рынки, такие как этот, работают в каждой стране. Во-первых, есть покупатели, которые хотят искать товар подешевле, мирясь с дискомфортом и примеркой за ширмой. Зачем лишать людей такой возможности? Во-вторых, не каждый хочет быть крупным. Я не хочу, — уточняет Юрий. — Большая компания — мало времени на семью. Да и не могут все быть олигархами. У меня маленький бизнес, я простой торгаш — хочу таким и остаться.

Говорят: занимайтесь производством. Каким? У нас в городе было 6—7 сотен компаний, которые занимались пошивом одежды. Сегодня их осталось чуть больше сотни. Каким еще производством мы должны заниматься? Для покупки оборудования нужны деньги. У предпринимателей их уже нет. Говорят: растите — и одновременно забирают наемных продавцов. Расскажите мне, как вырасти на одной точке на рынке, торгуя остатками.

— Мы были на предприятиях легкой промышленности. Жалуются, что вы не приходите на встречи, не согласны на условия сотрудничества, если прибыль меньше 300% и так далее. В чем проблема партнерства с белорусскими производителями?

— 300% никогда не было. Были дорогие вещи, да. Несколько лет назад торговали шикарными брюками из Турции по $80—90. Пройдите сегодня — не найдете ни одной вещи за $100.

Почему не получается работать с госкомпаниями? Не к нам вопрос. Они магазинам отдают товар с отсрочкой платежа или даже на условиях реализации. А мы должны сразу деньги оплатить. Разрешите мне самому решать, что купить за свои деньги и в каком количестве.

— Из Москвы вы товар тоже привозили после полной оплаты.

— Да, но маленькими партиями и только то, что мне нравится. Мы могли бы выбрать по несколько моделей из «Купалинки» или «Свитанка», но остальное — извините. У них есть красивые вещи на выставках, а нам потом предлагают старые модели, чтобы разгрузить склад. Есть ощущение, что многие в Россию везут одно, а здесь хотят продавать никому не нужное.

И цена этого «госпартнерства»… У нас есть областная обувная база. Там вроде на $400 тыс. накупили польской обуви. По оптовой цене она получается дороже, чем у предпринимателя на рынке. Но у последнего она прошла кучу посредников, каждый немного заработал. Как у них получается дешевле, чем у базы? Сколько накрутили наши на своих базах?

На выставке мы спрашиваем у отечественных производителей: когда вы можете изготовить и привезти партию? Они отвечают: через три месяца. Ага, летний ассортимент к концу сезона. Беда, в общем, а не сотрудничество.

— Вы согласны, что уничтожаете легкую промышленность Беларуси?

— Мы им не конкуренты, — повторяет Елена. — Не будет нас — у них не вырастут продажи. Пускай они на себя внимание обратят, шьют модную и актуальную одежду по справедливой цене. У нас зайти в бутик местного производителя — найдете блузки за 3 млн рублей. Это для кого вообще?

— Наши производители делают сотни моделей в год? Где они? Пуговицы пришили красные вместо синих — вот и новая модель. Давайте белорусский легпром организует большущую выставку не на два-три дня, а на две недели. Чтобы каждый предприниматель из самого маленького городка страны мог приехать, посмотреть и договориться, — говорит Елена.

Предприниматель показывает, что и в их небогатом ассортименте есть белорусские товары. Но продаются они плохо: дорогие.

— Вот плащик нашей швейной фабрики за 830 тыс. рублей. А вот российский производитель уже с сертификатом EAC. Думаете, мы не ищем? Ищем! Но что нам поделать, если казахи стали шить не хуже наших, но намного дешевле.

— Сколько вы сейчас зарабатываете?

— На сколько мы продаем или сколько зарабатываем? Продаем, чтобы оплатить налоги и аренду, — каждый месяц около 6 млн. Не зарабатываем ничего. Собранные за несколько сезонов остатки обошлись нам в свое время дороже, чем я планирую выручить от их продажи. Это бессмысленный бизнес, но мне нужно хотя бы на какие-то деньги это обменять, — Елена обводит рукой свои вешалки с одеждой. — Можно работать 14 дней в месяц, тогда налог будет в два раза меньше. Многие так и поступают. Скоро этот базар превратится в рынок выходного дня. Чего тут по будням делать? Сейчас май, люди обычно покупали много недорогой одежды к лету. Но продается одна-две вещи в день.

— Вы согласны с тем, что многие предприниматели жульничают, дополняя свои остатки новыми завозами, и тем самым провоцируют чиновников?

— Думаю, есть всякие люди в любой профессии. Но какая отрасль идеально чиста? По телевизору показывают: то одного арестуют, то другого. Можно подумать, у торговых сетей, которые нам ставят в пример, нет «серых» схем.

Валюту мы вывозим? В стране с января по апрель доля импорта выросла на 11%, при этом предприниматели сократили поставки. За чей счет выросла доля?

— Вы решили, что будете делать, если ваш рыночный бизнес закроется?

— Не знаю пока. Пойду к переходам продавать носки, а что делать? — говорит Юрий. — Чтобы грузить или мести, у меня уже болит спина. Свои пару миллионов на носках заработаю. Или в Россию поеду, пока руки слушаются.

— Елена, у вас нет ощущения, что накал вокруг вашей ситуации спал? Вы встречаетесь, разговариваете, требуете, но вас все меньше слушают, а все больше указывают.

— Если бы мы не требовали, то давно остались бы на обочине истории. На встречи приходят чиновники, слушают, спорят. Мы общаемся с другими предпринимателями, понимаем, что не одиноки.

Вокруг нас собираются коллеги Елены и Юрия (покупателей все равно нет), и разговор становится совсем эмоциональным.

— Это просто труба. Я получаю 1,5 млн алиментов и половину отдаю в фонд социальной защиты — это у меня отбирают для моей защиты! Кто меня так защищает? Что это за защита? Вклад в нищенскую пенсию? А мамы-предприниматели, которые в декрете сидят, — им наполовину урезают пособия. Они не такие мамы, как другие? — срывается одна из женщин.

— Мы не групповые, а ин-ди-ви-ду-аль-ные предприниматели, — подключается к разговору еще одна соседка. — И хотим, чтобы нам не мешали работать так, как мы считаем нужным, уплачивая при этом огромные налоги.

Предпринимателям сейчас нельзя отказать в силе духа: безо всяких формальностей они держатся профсоюзом, защищая свои интересы. Но борется эта «стая» в стране, где индивидуальность в большинстве своих проявлений — порок. А у работников рынка эта «ин-ди-ви-ду-аль-ность» не только в документах, но и во взгляде.

Через полгода бо́льшая часть «маленьких» бизнесменов станут тунеядцами. Вместо 6 млн в месяц заплатят 4 млн в год и, возможно, успокоятся.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. vv@onliner.by

В продолжение темы: заместитель мэра Минска говорит, что нужно возродить мини-рынки при магазинах и возле выходов из метро, потому что бороться с «серыми» торговцами бесполезно.