Меняю мать, беру пол-литра. Четыре истории о том, как белорусы встречают старость

В этом доме бежевые потолки, а на стене у кухни висит меню на неделю вперед. В комнатах пахнет щами. В гостиной идет телевизор — БТ. Кто-то медленно передвигается по коридору, шаркая линейкой по стене. Юлия Гуник сидит на диване и смотрит в окно. Там сентябрь. Потом будет октябрь, потом зима. После весны наступит лето, тогда снова приедет из Калининграда внук. Бабушка мечтает: он свозит ее в родную хату, где она найдет покой… Четыре грустные истории о том, как Беларусь превращается в страну одиноких стариков, — в материале Onliner.by.

История первая. Испытание

Мария Петровна живет одна в домике в небольшом белорусском райцентре Дятлово. Она почти ничего не видит. Ей идет 98-й год. В комнатах убрано, ни пылинки. На бабушке розовый платок. На тумбочке в черной рамке стоит портрет.

— Зрение почти пропало, но голова еще работает, — говорит старушка. — Были у меня и муж, и сын, и дочь. Всех их давно нет, а я живу и живу. И вот такое горе случилось недавно, как никто и никогда не видал. Умер внучек, который меня смотрел и помогал. Кровинка моя. А была еще внучка. Говорит: поехали, бабушка, поживешь немного, успокоишься душой. Я поехала. А она тоже умерла. За месяц двух внуков похоронила! Вот такая, детки, моя жизнь.

Мария Петровна работала в школе-интернате. Награждена грамотами за воспитание подрастающего поколения. Получает под 2 млн пенсии. На еду, говорит, хватает — много ли ей надо. Исполком помогает. Соцработники. Можно жить.

— Я в жизни сама все делала. Всех своих сама хоронила. Накопила денег с пенсии, памятник внуку поставила. У меня один только вопрос: зачем бог забрал у меня всех родных? Зачем такое испытание?

На зиму Марии Петровне предложат переехать в ДСП — дом совместного пребывания. Это новая форма соцобслуживания, белорусское ноу-хау. Старики живут как в общежитии, каждый в своей квартире, на самообеспечении. Платят только за коммуналку. За ними закреплена соцработница. Ей уже не надо кружить по селам: все подопечные рядом, под одной крышей. В ДСП старики коротают вечера. Горюют по тем, кто уходит в другой мир. А потом, когда приходят силы, возвращаются в родные дома.

История вторая. Чудо

Юзефе Черкас скоро будет 80, но выглядит она гораздо моложе. Год назад в жизни женщины случилось чудо.

— Я верю в бога и скажу прямо, что свет мне открылся тогда, когда умер муж. Одна у него пьянка была на уме, когда жил. Идет домой пьяный, куда убегать? В сарае ночевала, в саду, под яблоней. У соседей пряталась. Где я только не спасалась. Когда он помер, тогда я и начала жить.

Сынок у меня был один. 1961 года рождения. В молодости поехал работать на шахты. Связался с какими-то нехорошими людьми. И пропал. Что там было, я не знаю. Пропал он 30 лет назад.

Я ходила в церковь. Каждый год. Думала, что его уже нет в живых, но все равно просила бога вернуть мне единственное дитя.

В прошлом году пришло письмо. «Черкас Юзефе Брониславовне. Мама, если ты жива, откликнись». И номер телефона. Так он нашелся, мой ребенок. Жизнь моя стала другой.

Он живет в России, приезжал пару раз. Но каждую неделю звонит. Мне и не надо большего. Мне, деточки, так хорошо, что меня смотрят, — вам словами не передать! Если бы могла, написала бы Лукашенко, какая хорошая соцработник Валентина Аркадьевна меня обслуживает. Поплачет в хате, я у нее на плече поплачу. Огород посадит. Продукты принесет. Она мне как дочь уже. Я ей как мать.

Белорусские соцработники ездят к своим подопечным на велосипедах, которых не хватает на всех, нужны спонсоры. Получают копейки. В своем большинстве это удивительные люди — инопланетяне. Ведь их неравнодушие бескорыстно.

История третья. Мечта

Юлии Гуник 96 лет. Дом у нее в Вензовце. Не дом, а труп — уже обрезали электричество. Четыре последних года пенсионерка живет в ОКП — отделении круглосуточного пребывания для граждан пожилого возраста, что в поселке Козловщина.

— Была война, а у меня двое маленьких детей. Муж на фронте. Немцы, партизаны. Тяжело, хлеба нет, картошки нет, а детки не понимают, просят: дай, мама, дай. Ищу для них желуди, чтобы оладки спечь… После войны не легче было. Зерно забирали в колхоз. Но выжили как-то. Вытянула я детей.

Хозяин умер. Дочка работала медсестрой в областной детской больнице, умерла в 38 лет. Сын был прорабом, умер в 55. Выходила их в войну, а потом не уберегла. Разве это правильно, когда мать хоронит детей? Никого у меня больше, только внук в Калининграде.

За содержание в ОКП государство берет у пенсионерки 85% от пенсии. Это не покрывает всех расходов. В месяц на человека тратят около трех миллионов, а пенсии у белорусских стариков маленькие — полтора, два миллиона. Примерно столько платят за два сеанса массажа глубоких мышц спины пенсионеры из Швеции и Германии, которые ездят на оздоровление в друскининкайский спа.

— Тысяч 300 мне остается, — говорит Юлия Гуник. — Только куда их тратить? На лекарства льгот у меня нет. Приезжает автолавка. Колбаски, может, иногда куплю. Желудок болит, ничего не хочется. Пора мне уже, детки, пора! Я бы вот только хотела не здесь умереть, а в родной хате. Такая у меня мечта.

В хату старушку возит, когда приезжает из России, внук.

— Вы не поверите, как бывает тяжело. Гроза, гром, молнии. Бьют по небу. А у меня душа болит: только бы не в мою хату, где жизнь прожила, только бы не туда гроза попала.

К одной бабушке соцработники приехали зимой, когда было минус 25. Она почти окоченела, но не хотела уходить. Заползла под кровать, упиралась, плакала. Дома, где когда-то они были счастливы, многим кажутся последней ниточкой, связывающей человека с миром.

История четвертая. Копилка

Татьяна Филипповна всю жизнь работала в колхозе — на ферме и в полеводстве. В Дятлово мы приехали для того, чтобы повидаться именно с ней. Судьбы тяжелее, чем у Татьяны Филипповны, не представишь. Ведь на вопрос «А для чего мы живем?» взрослый человек неизбежно ответит, что для детей. Детей у 75-летней пенсионерки семеро.

Муж у нее был пьяница, но из той породы деревенских алкоголиков, которые с руками, держат хозяйство и дом. Муж работал, пил, умер. «Ничего она за ним не видела, кроме детей», — говорили знакомые Татьяны.

В доме было две коровы, две свиньи. А еще три дочки и четыре сына. И так получилось, что все выросли как на подбор. Сыновья пошли по стопам отца, спились. Дочери вышли замуж за алкоголиков и жизнь свою не устроили. Когда Татьяне Филипповне стало совсем плохо, здоровье начало сдавать, ее ненадолго взяла к себе в Гродно средняя дочь. Пригласила, а потом выгнала: «Ты, мать, притворяешься. И ходить можешь, и еду себе готовить сама».

Татьяна оказалась снова одна в своей деревенской хате. К ней ходили соцработники, предлагали переехать в дом престарелых. Она — ни в какую: «Если я пойду на соцкойку, кто будет детям помогать?»

Детей она любила. Ее пенсию в полтора миллиона сыновья пропивали дня за три.

Старушку все же забрали в больницу. Через пару дней дети выкроили время, съездили в Новоельню, вытянули ее домой. Они не хотели, чтобы пенсию матери забирало государство. Пенсия для них была важна.

Татьяна Филипповна не обижалась. Как переходящее знамя, как бессловесную копилку, ее могли передавать туда-сюда еще долго. Каково это — остаться одной при семерых детях? Спросить мы не успели. Пару дней назад бабушка умерла. Похоронили ее тихо. Плакали люди посторонние — староста деревни, женщины из больницы.

* * *

Таких историй не четыре, а четыреста тысяч. Говорят, что перед нами стоит серьезная проблема модернизации промышленности, без которой не будет страны. Те, кто видит, что происходит в государстве с институтом человечности, с этим не согласятся. Проблема социальной деформации гораздо страшнее, ее невозможно решить с наскока. Эпоха дегенератов, для которых слова «отец» и «мать» не значат ничего, уже наступает.

Татьяна Никипорчик, начальник Центра социального обслуживания населения Дятловского района, с грустью говорит: в Беларуси с каждым годом все больше одиноких стариков. Здесь и объективные причины: у молодого поколения меньше воли к жизни, хлипкое здоровье. В современной Беларуси давно норма, когда родители хоронят детей. Но норма уже и то, что одинокими пенсионеры становятся при живых сыновьях и дочерях.

— Это связано с культурой, с деформацией социума. С пьянством, которое повсеместно, — рассуждают соцработники. — Но еще и с воспитанием. Если человек полностью отдает себя семье, он ничего не получит в ответ. Как в выходной день не приехать, не помочь матери, даже если она не просит? А сейчас это сплошь и рядом. Как мы поставим сами себя с детьми, как их приучим, так и будет.

Пятую и шестую истории вы можете прочитать в сегодняшней, завтрашней, пятничной милицейской сводке. Сюжет будет такой. Сыну было 40, матери 70. Она посмела купить на пенсию платок к смерти, не дала на чекушку, а он рассвирепел, поднял костыль — и мир остановился.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. db@onliner.by