Почему белорусы «такие бедные»?
Это не белорусы сами по себе «такие бедные», просто так сложились обстоятельства, что денежные потоки идут мимо нас. Шли. В этом смысле мы наследники Советского Союза. У нас, безусловно, был сильный экономический рост в 30-х годах двадцатого столетия — индустриализация, и это отмечено всеми специалистами. Мы дошли до какого-то уровня, а после — крах Советского Союза со всеми привычками, которые у нас остались. Получается, с нуля начинали в 90-х годах частную коммерческую деятельность. И пока, в силу обстоятельств, связанных с макроэкономикой, мы не такие богатые, как хотелось бы.
Существуют ли психологические причины бедности?
Экономисты сомневаются в том, что есть какие-то культурные или психологические факторы, влияющие на рост доходов. Все равно это связано с богатством территории как таковой, уровнем разделения труда, концентрацией капитала, одним словом, с макроэкономическими показателями. Поэтому говорить «белорусы — это нация бедных» или «белорусы — это нация богатых» я бы не стал. Нет.
А как же «нищенское» и «богатое» мышление?
Есть разные концепции и исследования, например Даниэля Канемана, о том, как правильно принимать решения, чтобы стать богатым, и всякое разное прочее… Есть целые дисциплины экономической психологии, которые пытаются ответить на вопрос, как надо думать или чувствовать, чтобы стать богатым или перестать быть бедным.
Мое мнение: не существует психологии бедности и богатства, поскольку психика — это орган, который позволяет адаптироваться к реальности. Сделать мы это можем двумя способами: сохранить ту деятельность, которая передалась от наших предков (и если они были бедными, то и мы будем бедными), либо, если нас это не устраивает, попытаться что-то делать, чтобы становиться богатыми. Получается, это история о привычках. Следуем ли мы привычкам того бедного общества, из которого выросли, либо нет.
Если вы посмотрите, как мыслили и жили белорусы еще тридцать лет назад — а я хорошо это помню, — не сказать чтобы все были прямо совсем нищие, но капиталистической психологии зарабатывания денег тогда не было вообще. Если посмотреть, как мыслят и живут в материальном плане белорусы сейчас, то становится очевидно, что мы живем чуть богаче, чем тридцать лет назад, и психология наша тоже поменялась. Поменялась ли она, потому что мы начали по-другому действовать? Не знаю. Мне все-таки кажется, что происходящее связано со средой. Среда изменилась, мы начали более-менее хорошо зарабатывать, взаимодействовать с другими странами — и это скорее влияет на наше благосостояние, чем уникальная способность мыслить «как богатый человек».
Если говорить о шаблонах мышления, которые кому-то позволяют быть богатым, а кому-то — бедным, я бы начал с самого детства. У меня, например, такая семейная история. Мы были не очень богатыми, но, когда я ходил в гости к условно «богатым» друзьям, моя мама настаивала, чтобы я дарил достаточно дорогие подарки, соответствующие уровню. И не принимал подарки, которые друзьям было легко мне подарить или проставиться. Как гордый человек, я должен был отказываться. Это все наследие Советского Союза, к сожалению.
С этого начинается, на мой взгляд, такое отношение: в мире должна быть сбалансированность, ты должен что-то привнести, чтобы получить взамен. Как будто нет возможности без чудовищных усилий получить право на счастье, удовольствие, счастливый случай.
И ты никогда не выскочишь из своей среды, в которой находишься. Чтобы выскочить, нужно, чтоб произошло что-то сверхординарное и ты улетел. А идеи о том, что можно нормально поступательно работать и богатеть, даже нет. Это первый мотив, который существует в шаблонах «бедного» мышления. Хотя я ни в коем случае не отрицаю: чтобы заработать, нужно хорошенечко поработать.
Второй мотив: молодые люди, которые начинают бизнес, не очень понимают, что важнейшее условие того, что ты разбогатеешь, — это инвестиции.
Еще есть проблемы, связанные с нарциссическими травмами. Многие люди очень боятся проиграть. Попробовал, не получилось, проиграл, все вокруг тычут пальцами «лузер, лузер» — это невыносимо для многих. А ведь бизнес — это 10—20 попыток, и за это время ты не играешь в ноль, а узнаешь людей, понимаешь, как устроен рынок, чему-то учишься. Немногие понимают, что бесконечные попытки — это нормально. Первый, второй, третий, четвертый и пятый раз облажаться, чтобы потом благополучно в шестой и седьмой что-то получилось и ты наслаждался жизнью. В Штатах разрешено первый раз обанкротиться. Все нормально, деньги с тебя списываются. Это заложено прямо в культуру, в экономику, в законы. У нас такого нет, но это не означает, что не нужно позволять себе ошибаться. Без ошибок не может быть ничего.
Отношение к деньгам мы наследуем от родителей?
Есть такая проблема среди белорусских программистов, связанная с «бедными родственниками». Айтишники же обычно в первом поколении богатые. В среднем зарабатывают больше, чем их семья. Приезжают в деревню своих родителей, а там какой-нибудь дядя Петя с зарплатой в 200 рублей. И начинается столкновение двух миров, которые вообще друг друга не могут понять.
С одной стороны, сидит тракторист дядя Петя, это очень уважаемая профессия на селе, у нее конкретный материальный результат, а с другой — какой-то юный программист в баечке и с татуировочкой (которая, кстати, стоит дороже, чем две зарплаты дяди Пети) — и возникает тот самый классовый антагонизм, описанный марксистами.
Простые крестьяне, условно «бедные люди», начинают ненавидеть программиста. Потому что откуда бывают такие деньги? С дядей Петей понятно: он сидит за рулем, а этот программист — ну что он? Кнопки нажимает и такие деньги зарабатывает? Как такое вообще может быть? Возникает отторжение своего ребенка. Не всегда так бывает, но очень часто случается непонимание. И это проблема, потому что мы теряем поддержку.
Одна из супертем белорусской ментальности — неуважение к способности зарабатывать деньги. Это еще с советских времен шло.
Как будто деньги можно заработать только воровством, кого-то обмануть, украсть, подставить, получить что-то по блату… Это предполагается априори. Потому родня не понимает и не поддерживает. А потом начинается история: «Я сходил на 20 рублей выпил кофе с круассанами, а мама живет на 500 рублей и просто не в состоянии понять, как можно на такую хрень тратить такие деньги!» Этот пилеж бесконечный. И ты начинаешь точно так же жить и не тратить деньги.
Для поколения наших родителей, бабушек и дедушек неспособность тратить деньги — это нормальное поведение, потому что они несколько раз обломались, вклады сгорели и т. д. Ну как нормальное? Привычное. Приведу собственный пример. Проставить маме кофе с круассаном за 20 рублей я могу, но она будет тяжело это воспринимать. А если дам ей деньги на лекарства, на какие-то вещи, то она со скрипом, но примет. Она не может потратить «такие» деньги на фигню вроде кофе с круассаном, потому что сорок лет проработала на Тракторном заводе и заработанные деньги давались ей большим трудом. Она во многом соотносила себя с предприятием, на котором работала. Я же понимаю, что выпью этот кофе, и для меня не будет проблемой купить еще один, второй, поработать — и купить еще два… Для меня это соотносимая сумма. А когда человек получает определенный размер пенсии и ее нужно на много чего поделить, а других денег не будет, то понятно, что он начинает потребностями, которые удовлетворяются пенсией, мерить все остальное. Говорит: «Капризы!» и т. д.
Покупать только самое дешевое, на скидках — это «бедное» поведение? А, наоборот, изображать красивую жизнь, приобретая в кредит свехдорогие, не по карману вещи?
Большинство моих клиентов-предпринимателей — люди достаточно зажимистые. Многие с удовольствием покупают все по скидкам, считают каждую копейку. Но это не от жадности. Это скорее умение отжать, сэкономить, получить маржу — главный инструмент и игрушку предпринимателя.
Насчет кредитов. Вы знаете, какое состояние у Трампа? Некое количество миллиардов, причем это все долги. Это нормальная история про бизнес. Он же занимается инвестиционным бизнесом, ему дают деньги, которые должны через 10—20 лет отбиться. При этом, конечно же, у него есть доход — зарплата, которую он тратит, и она может быть огромной. Но его бизнесовая собственность — минусовая. Вот это и есть мышление «богатого». Деньги для «богатых» — это не чемодан долларов, а актив, которым ты управляешь. Он может приносить деньги или быть на спаде, упасть, но через двадцать лет вырасти. Тот же Уоррен Баффетт говорил: «Готовьтесь к долгому пути. Сорок лет вы будете из $20 выращивать $20 000, и эти деньги тратить не будете». В этом смысл приумножения богатства.
Что касается богатой жизни, я застал целое движение, когда белорусские предприниматели из бомжеватого вида людей в «абибасах» вдруг превратились в людей, одетых в итальянские бренды.
Лет пять назад это началось, вы сами наверняка видели. Любо-дорого посмотреть! Вкус, стиль, интерьеры, красота жизни. И в этом смысле я за то, чтобы заботиться о себе, демонстрировать, что ты любишь стиль, вкус, порядок. Способность почувствовать деньги. Определенный круг общения. Это, конечно, не вещизм, не товарный фетишизм.
Товарный фетишизм — это когда ты студент с крошечной стипендией и взял в кредит айфон, айпад и макбук. Есть целая психология и философия, объясняющая, что это такое. Мы любим приобщаться к красивым вещам, чтобы самим быть красивыми вещами. Это как идеи Платона — вечные, идеальные, неизменные, абсолютно прекрасные, а мы стареющие, толстеющие, и волосы у нас грязные. Чтобы всего этого не было, мы хотим быть как на картинке, с такими губами и вещами. Конечно, когда на это тратятся основные деньги и ты ходишь голодный, зато с классным айфоном, это другая история. Может быть, из нее вырастет желание заработать на следующий айфон. Лучше взять кредит, купить макбук и полтора года им пользоваться — или полтора года экономить, чтобы потом купить? Лучше купить квартиру в кредит и двадцать лет расплачиваться, живя в ней, или экономить десять лет, чтобы потом купить квартиру, ни за что не расплачиваясь? Это прекрасные вопросы, и здесь нет правильного ответа. Каждый решает для себя сам.
Как на нас повлиял советский опыт?
Как я уже говорил, есть экономические теории, которые объясняют богатство и бедность народа высоким или низким разделением труда. Мы жили на огромных территориях, которые занимал Советский Союз, где было низкое разделение труда. Посчитайте плотность населения и инфраструктуры, которая была на наших территориях и в Германии, и вы поймете, почему во многом мы такие бедные. Одно дело, когда ты живешь в обществе с высоким уровнем разделения труда, можешь позволить себе зарабатывать деньги, есть востребованность… Другая история — ты только что был крестьянином, а тут нужно как-то резко больше зарабатывать, происходит советская индустриализация, при колоссальных затратах и за счет крестьян: у них забирают зерно, продают и покупают за эти деньги станки. Вся эта деятельность привела к тому моменту, когда распался Советский Союз.
Но все-таки, что бы ни говорили, СССР создал предпосылки для индустриального производства. Резко нас выбило. Но это была не культура предпринимательства, а мобилизационная экономика.
Приведу пример. В 70-х годах в Советском Союзе провели экономическую реформу Косыгина-Либермана. По факту предприятиям давали возможность заработать, возможность хозрасчета. Произошло то, что потом стало называться «красными директорами» и «цеховиками». Благодаря этой реформе в СССР появилась теневая экономика. «Цеховики» — это первое поколение предпринимателей после распавшегося Советского Союза. Реформа Косыгина-Либермана была сложной историей, когда втихаря, за счет двойных законов можно было вполне себе заработать. С этим наследием мы пришли: скрытное функционирование, паразитирование на государстве, двойное дно, двойная бухгалтерия…
Мы унаследовали отношение общества к деньгам как к чему-то плохому, что может появиться только в результате воровства.
Получается, что, с одной стороны, советский опыт совершенно не способствовал тому, чтобы мы проявляли частную инициативу. С другой стороны, элементы мобилизационной экономики и вся психология, которая за этим скрывалась: коммунальность, кооперация, способность действовать в коллективе ради высоких ценностей, — позволили добиться в СССР определенных экономических успехов. И сейчас во многом позволяют кооперироваться разным бизнесам. Жить не «каждый сам за себя», а пытаться вместе что-то отстроить.
Одним словом, как и везде, диалектично. С одной стороны, вроде как Советский Союз не способствовал развитию богатства и мышления «богатого человека». Богатство презиралось. Мой дедушка, который был в коммунистической партии, презирал всяких разных «буржуев». Это понятно. С другой стороны, повторяю, без элементов, за счет которых в свое время произошла индустриальная революция, наверное, невозможно сейчас как-то развиваться. У нас амбивалентное общество. Есть позитивные моменты, есть — негативные.
Правда состоит в том, что такой культуры, как на Западе, когда корпорации существуют 800 лет, и законы, и британское право, и защита собственности, — всей этой инфраструктуры, которая способствует возможности человеку зарабатывать, у нас не было и нет.
Сейчас потихонечку появляется, но этого недостаточно, чтобы чувствовать себя уверенно.
Нищета, пережитая в детстве, ранит психику?
Конечно. Это очень серьезная история. У меня большое количество клиентов-бизнесменов, которые панически боятся нищеты, на уровне посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Это связано с травматическим детским опытом. Когда я говорю «травматическим», речь идет не просто о каких-то абстрактных мягких вещах. Речь идет о голоде, холоде, всяком разном треше, алкоголиках-родителях. У многих мотивация скорее не «к», а «от». Просто не хотят это повторить и готовы на все, чтобы не вернуться в жуткое детство. И потом, когда доходы стабилизируются, возникает высокий уровень тревоги, ведь ты понимаешь, что можешь все потерять. И у человека с травмой сразу, неосознаваемо включается травматичный опыт.
Бывают богатые семьи, у них рождаются дети, и большинство из этих детей никак не становятся предпринимателями. В лучшем случае продолжают движение своих родителей. А многие из них занимаются абстрактными вещами, творчеством, отказываются от денег родителей, зарабатывают сущие копейки и чувствуют себя прекрасно. Есть пример великого философа Людвига Витгенштейна, который унаследовал совершенно колоссальные деньги, но раздал их венской богеме, а сам построил себе небольшой домик, в котором сидел и писал известный сейчас «Логико-философский трактат». Потому что ему было мало нужно. Никогда с детства он не сталкивался с нищетой или бедностью. Он прекрасно себя чувствовал, обходясь теми деньгами, которые у него есть. А те, кто в детстве сталкивался с нищетой, сразу испытывают тревогу, когда бизнес перестает расти. Потому что у них ощущение: «Ага, потом будет падение, а после него не ноль, а минус. И я снова буду в нищете». Хотя предпосылок к этому нет. Деньги запасены. Ты что-то умеешь делать, в любом случае пойдешь работать. Но чудовищный страх парализует. Все симптомы, связанные с ПТСР, флешбэки, тяжелые воспоминания активизируются, когда возникает спокойная жизнь. Принимаются скованные решения, отсутствует дерзость, нет энергии, тебя как будто парализует. Это очень серьезная проблема, с которой нужно работать.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner запрещена без разрешения редакции. ng@onliner.by