«Мальчики в детском доме называют воспитателей „мама“, потому что больше некого». История мужской дружбы, которая изменила все

31 января 2022 в 8:00
Источник: Полина Лесовец . Фото: Александр Ружечка, Максим Малиновский

«Мальчики в детском доме называют воспитателей „мама“, потому что больше некого». История мужской дружбы, которая изменила все

Источник: Полина Лесовец . Фото: Александр Ружечка, Максим Малиновский
Когда Михе было четыре года, мама забыла его на улице. Влад по кличке Али попал в детский дом в семь: думал, на пару дней, оказалось — на девять лет. Пожалуй, ни одна книга или научное исследование не опишут, какую глубокую рану нелюбви получают дети, выросшие без родителей. Судьба Михи и Али, мягко говоря, не сахар. Но одна точка опоры в их жизни точно появилась. Это не просторная квартира, не реки золота, не новенький макбук, а самый обыкновенный на первый взгляд автомеханик по имени Антон. Он стал для парней патронатным воспитателем. Старшим другом. Взрослым, которому, пожалуй, впервые в жизни можно доверять. 

Это случилось благодаря Артему Головию и делу всей его жизни — «Нитям Дружбы». О том, как мечта одного мальчишки, похоронившего маму в 13 лет, изменила судьбы других, читайте в материале Onlíner.


«По сути, я остался один»

Когда Артему было четыре, из семьи ушел отец. Много лет спустя, уже будучи взрослым мужчиной, Головий разыщет папу, чтобы посмотреть ему в глаза — и увидит совершенно чужого, холодного незнакомца. Постороннего человека.

Кажется, половина мальчиков и девочек в нашей стране выросли без отцов — и вроде бы все в порядке. Как будто.

— Я помню коммунальную квартиру на Ангарской, в которой мы оказались после ухода отца. О-о-очень жесткие условия, страх! Никакого ремонта. Нищета. Я просто хотел, чтобы у меня были теплые ботинки! А их не было. Об этом до сих пор тяжело вспоминать, — Артем проводит ладонью по лицу. — Мама работала на износ, но не вытягивала нас с братом… 

Наверное, мне нужно было все это прожить, прочувствовать, получить такой опыт. 

В школу я пошел один, без отца. Мама повела меня. Я был — есть такое слово — «безотцовщина». Иногда оно всплывало в разговоре у ребят, казалось бы, совершенно безобидное, но очень сильно ранило. Это твоя боль, когда растешь без отца. Не чувствуешь мужского плеча рядом. Я видел, как мама сгорает, зарабатывая деньги.

В марте 1996-го после долгой и тяжелой болезни мама умерла. Артему было тринадцать.

— По сути, я остался один. Не было ни финансовой поддержки, ни сильных родственников, ни друзей. Вообще ничего. Как же я был зол и обижен, хотелось орать: «Почему все это произошло именно со мной?!» Ярость и тотальное одиночество. 

Бабушка с дедушкой, несмотря на свой пожилой возраст и все трудности, болезни, инсульты, приняли самое важное решение — оставить меня и брата в семье. Бабушка оформила опеку, за что я до сих пор очень благодарен. Не знаю, что бы со мной стало, если бы не она… Ведь в детдомах Беларуси сегодня 83% мальчиков и девочек — это «дети, оставшиеся без попечения родителей». То есть их мамы и папы живы, у многих есть другие родственники. 

В марте были похороны, а в августе Артем уже поступил в Минское суворовское военное училище.

— На самом деле, суворовское было хорошим поворотом. Там воспитывали мужчин. Командир роты относился к каждому действительно по-отцовски, хотя нас было сто человек. Четыре года в училище научили меня дисциплине. Воспитали настоящие офицерские ценности. У нас был девиз «Жизнь — родине, честь — никому». В 14 лет я понял, что очень многое в жизни зависит от меня самого. 

Да, я вставал ночами и плакал в туалете. Было тяжело. А что еще оставалось? Вымещать свое возмущение из-за смерти матери на ком-то другом?

Помню, прямо на похоронах подошла Вера, подруга семьи, и сказала: «Артем, если тебе будет нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне». Эта женщина изменила меня! Ее поддержка и присутствие рядом стали отправной точкой для того дела, которым я занимаюсь сегодня. Вера никогда не давала советов, просто слушала. Я бывал у нее дома, видел, как она общается с мужем и детьми, и в моей голове происходила революция: «Ого! Семья может быть полноценной!»

Тогда у меня родилась мечта, которая двигала и продолжает двигать, — создать собственную семью. Я хотел перекроить свою историю. Я просто бомбил, топил, вставал ночами, учился изо всех сил, зазубривал предметы, бегал марафоны…

После Суворовского Артем поступил в Московский военный пограничный институт. Тогда случилась Оля — первая любовь, с которой он познакомился в гостях у друга в Жабинке. Оля терпеливо ждала, пока Артем выпустится из института с лейтенантскими погонами. «Понимаешь, я дедушке обещал, что не буду жениться, пока не получу диплом и погоны. Чтобы ты видела во мне хоть кого-то». Потом было распределение пограничником в Сморгонь, свадьба, служба в Бресте и Минске. Родилась старшая дочь Ангелина, затем Мелания…

— Ничего я тогда не думал за сирот и отказников. Но когда в апреле 2009-го знакомые позвали поволонтерить в детском доме в Брестской области — поздравить детей с Пасхой, я сел в машину и поехал. Это была абсолютная случайность, но она перевернула мою жизнь. Я до сих пор помню тот вечер, когда крутил двести километров обратно в Минск, отчетливо понимая, что подарками и праздником ничего не изменил в жизни этих ребят. Свой опыт — горький, болевой — я переложил на них. Чувствовал, понимал, чтó у них в голове. Рано или поздно подростки, выросшие без родителей, столкнутся с теми же вопросами, с которыми столкнулся я, — это неизбежно.

Представьте, в 16, 17 или 18 лет человек выпускается из детского дома, получает социальную квартиру, но даже не знает, как оплатить жировку!

Если рядом с ним не будет взрослого, который реально хочет помочь, а не забежать на полчаса, как волонтер, все может закончиться печально.

В общем, я стал ездить в детские дома. Жена поддерживала меня. Я увидел: это мое место. Происходящее очень сильно и глубоко во мне откликалось. Пазл складывался: все, что произошло в моей жизни, было не просто так. 

В 2014-м майор Головий оставил службу и создал «Нити Дружбы» — некоммерческую организацию, которая помогает подросткам-сиротам найти патронатного воспитателя: друга, учителя, наставника, да просто неравнодушного человека в мире взрослых.

Сегодняшний текст не ставит перед собой попытку разобраться в причинах сиротства — это всегда очень сложный и запутанный клубок из структурных социальных проблем, трансгенерационной травмы, отсутствия поддержки для конкретной семьи и отчаянного невезения в жизни маленького человека.

По непонятным причинам абсолютное большинство воспитанников в детских домах в Беларуси — это мальчишки. Измерить их голод и тоску по любви, по взрослой мужской фигуре — «отцу», на которого хочется равняться, — невозможно. Окруженные женщинами-воспитательницами, женщинами-поварами, женщинами-психологами и женщинами-завучами, мальчики растут в пустоте, которую умные люди сухо называют «кризисом самоидентификации».

— В определенный момент я понял: говорить о проблемах сиротства, просвещать, убеждать, что каждый ребенок должен расти в семье, — этого мало. Я обязан помочь не просто словами. Так в нашей семье появился Тимофей: мы усыновили его, когда мальчику было 11 месяцев. Мама отказалась от него в роддоме. Представьте, все это время, когда Тима кричал или плакал (а это естественно для маленького ребенка — нуждаться в материнском прикосновении, ласке, любви), к нему никто не приходил. Никто! И разве можно точно, выверенно, математически посчитать последствия?… В первую очередь дети-сироты теряют отношения с близкими, самыми родными людьми, и в будущем им сложно создать собственную семью. Вот что самое печальное.

Почему-то принято привозить в детские дома килограммы конфет на праздники. Но это не помощь. Конфеты съел и забыл! А что дальше? Жизнь без родных, которые нужны как воздух?..

Да вы зайдите в любой родительский чат, посмотрите, как люди рьяно воспитывают и всячески оберегают своих детей. А здесь… конфеты?

Конечно, усыновить ребенка — это долгое, глубокое и сложное решение. Для него нужны как минимум материальные ресурсы вроде отдельной комнаты и ресурсы душевные — избыток любви и ответственности. А что делать взрослым, которые не готовы к усыновлению, но и равнодушно стоять в стороне не могут? Для них существует «патронат».

— Патронатный воспитатель — это взрослый, который готов проводить с ребенком из детского дома не меньше двух часов в неделю на протяжении как минимум года. Он берет на себя ответственность и официально оформляет договор с интернатным учреждением. Для этого собирает справки, что не состоит на учете, не привлекался, что он нормальный хороший человек. К нему приходят представители органов опеки и проверяют, как он живет, есть ли все условия, потому что ребенок имеет право на выходных или каникулах приезжать в гости к своему патронатному воспитателю. Задача «Нитей Дружбы» — найти такого взрослого и соединить с ребенком. Мы хотим, чтобы в детский дом приходили подготовленные, обученные люди, которые понимают, с чем им придется столкнуться. 

На первой встрече с кандидатами рассказываем все: статистику, где дети находятся, какие бывают формы семейного устройства, почему патронат — это очень серьезно. Обычно после такого процентов сорок отказываются. Остаются только самые стойкие (улыбается. — Прим. Onlíner). Их ждет собеседование с психологом онлайн или офлайн. Способен человек или нет, справится ли — все это проговаривается. Окончательное решение должен принять сам взрослый. Дальше — обучение на протяжении двух полных дней. Наш авторский курс. Там и теория, и практика, приходят опытные патронатные воспитатели, рассказывают свои истории. И наконец, взаимоподбор. Мы соединяем пары ребенок-взрослый не по цвету глаз, а по множеству очень точных, тщательно выверенных критериев. Делаем это вместе с сотрудниками детского дома, которые очень хорошо знают своих воспитанников.

Выбрать себе подопечного по фотографии — это не работает. Это розовые очки. Я из практики вам говорю. 

Поймите, сироте может быть 12 лет, он по возрасту еще маленький, но пережил такое, что не каждый сорокалетний дядька видел. Нельзя это недооценивать. Поэтому в его жизнь должен прийти сильный человек. 

Артем Головий знает, о чем говорит.

— У «Нитей» были всякие времена, и очень тяжелые. В какой-то момент мы не могли найти финансирование, я даже думал закрывать проект. Тогда моя жена сказала: «„Нити“ — наш шестой ребенок, не трогай». Я без Оли не смог бы выстоять.

Недавно подвели итог 2021 года: у 15 детей появились патронатные воспитатели. Много это или мало? Не знаю. Самое важное, это пятнадцать взрослых, которые не оставят детей. Я счастлив, что стал частью их истории.


«Так у меня стало два сына»

Антону Армичеву, автомеханику из Минска, 38 лет. Он вырос в семье, где не было мужчин — только он, мама и двое сестер. Отец и отчим прошли в его жизни по касательной, но даже за это Антон благодарен. Армичев не очень-то хочет рассказывать «душещипательные» истории из прошлого. Говорит, было «обыкновенное постсоветское детство». Когда мать не смогла справляться, скопились большие долги и домой начали приходить красные неоплаченные жировки, Армичев поехал в Москву, на заработки. Ему было двадцать лет.

— Рядом со мной не было отца. И это огромный пробел, который я осознал и почувствовал только в 30 лет. Представьте, вам дарят на день рождения торт, а у него уже откушен кусок. Так и неполная семья: вроде бы все есть, но чего-то не хватает, — говорит Антон.

Метафоры про торт мало помогают понять, что парень пережил в реальности.

— Когда я жил в Москве, было подавляющее чувство одиночества, хотя родной отец неподалеку — в Подмосковье. Конечно, мы виделись, я частенько бывал в гостях, и отношения с ним и его семьей становились все лучше и лучше. Он помогал чем мог. В Москве я ремонтировал машины, немного поработал официантом, сыграл в любительском спектакле в доме Высоцкого на Таганке... Так прошло семь лет. А потом я не выдержал и вернулся в Минск. Все-таки дом есть дом. Познакомился с Леной, женился, у нас родилась первая дочь, Маша. Сейчас ей уже шесть. Потом появилась Леля. Ей три года. Я создал семью и храню ее. Это моя ценность.

Что привело сурового автомеханика в «Нити Дружбы» — большой вопрос. Маленькая случайность, которая, как известно, случайностью никогда не бывает.

— По радио услышал, что ребята ищут людей. «Нити» тогда делали проект «Команда мечты» — «дети-сироты и настоящие мужчины играют в футбол». А я футбол люблю. Вот и пришел на тренировку. Открываю дверь, захожу в зал, и первый, кто мне попадается на глаза, — это Влад Михейчик (сейчас я зову его Миха), темненький мальчишка двенадцати лет. А за ним подтягивается его лучший друг, Влад Алишевич. «Тебя как зовут?» — «Влад». — «Тоже Влад? Издеваешься?» (смеется. — Прим. Onlíner). Ну и все. Это был 2015 год. 

Мне уже было за тридцать. Что-то повидал, пожил… Мне было чем делиться и, главное, хотелось делиться. Дать молодому парню поддержку, чтобы моя история не повторилась. «Куда двигаться, что делать?» — эти вопросы мальчик обязательно должен обсуждать с мужчиной. Ведь, как сказал Джордж Герберт, «один отец значит больше ста учителей».

Потом было обучение на патронатного воспитателя, сбор документов, встреча с опекой, муторное ожидание…

— Наконец, мне звонят из «Нитей» и говорят: «В седьмом детском доме есть паренек — можешь ехать знакомиться». И мы с психологом поехали.

Выводят мне Влада — того самого мальчика с футбольной тренировки. Что это — удача, судьба?

Мама у Михи пьет, а отца он никогда не видел, знает только отчима — одного, второго, третьего… Я начал брать его к себе. Сводил в гараж, познакомил с машиной. Миха смотрел-смотрел и говорит: «Слушай, а ты подаришь ее мне, когда умрешь?» (смеется. — Прим. Onlíner) Жена сначала относилась к Михе и моему участию в проекте ревностно, а потом успокоилась. Вскоре к нам подтянулся и Влад Алишевич, его друг. 

Так у меня стало два сына. 

Жизнь без родителей меняет детей. Представьте, мальчишки в детском доме называют воспитателей «мама». Потому что больше некого. А мужчин там вообще раз, два — и все.

Они не могут легко общаться, смотреть в глаза незнакомому человеку. Закрываются. Быстро взрываются, не справляются с эмоциями. Спускают наличные на то, чего, в отличие от сверстников, никогда не могли себе позволить — побрякушки, джинсы, кроссовки… И это естественно: у них ведь не было доступа к собственным деньгам. 

И вообще у них много пробелов и трудностей. Больше, чем у детей, которые растут в семьях.

В словах Антона нет ни капли осуждения. Даже на одержимость Михи кроссовками — каждый месяц новая пара: классика, найтболлы, джорданы, бусты! — он смотрит понимающе.

«Влад, братишка!» — широко улыбается Антон. Это значит, Миха приехал.


«В четыре года мама забыла меня на улице»

Владу Михейчику, Михе, 18 лет. Красивая стрижка, темно-карие глаза-вишни, худи с иголочки — ничто не выдает в нем ребенка, выросшего без родителей.

— Когда мне было четыре года, — рассказывает Миха, — мама была пьяна и забыла меня на улице. Я потерялся. Это было зимой. Помню жуткий холод и ощущение «я совсем один на районе». Так повторялось много раз. Когда мама уходила, я постоянно плакал, и меня забрали в приют. Я был не против — по крайней мере, там было тепло. Бабушка вернула меня из приюта, но я плохо себя вел, сбегал, и в 10 или 11 лет она сдала меня в детский дом.

Наверное, это предательство. Немного.

Миха пока не знает, что психике ребенка, пережившего опыт насилия или пренебрежительного отношения, приходится перерабатывать огромное количество закономерной ярости — и каждый справляется с этим как умеет.

— Я пил, курил, постоянно косячил в школе. Мог специально что-нибудь сломать. Послать учителя. Мы же ходили в обычную школу, и преподаватели предвзято относились к нам, детдомовским, — вот Антон подтвердит. Все это терпели, а я выплескивал гнев на учителей. Поэтому в 14 лет меня отправили на два года в закрытую спецшколу, в «спецы» — сначала в Могилев, потом в Кривичи.

«Думал, ты меня оставишь, когда узнаешь, что я попал в „спецы“», — скажет Миха Антону. «Еще чего!» — ответит Армичев. И каждый месяц будет ездить к своему «братишке», возить передачи. Сейчас они со смехом об этом вспоминают.

— Я думал, что я зэк. Хотя на деле «спецы» оказались обычной школой: бассейн, футбол, столовая… В Кривичах было построже: своя иерархия, «смотрящие», «кони»… Однажды у меня украли две пары очень дорогих джинсов, но потом вернули благодаря «смотрящему»: он сам не любил, когда воруют. Там у каждого своя «семья» — это когда посылка с едой приходит, и вы делите ее на всех, скажем, семерых, — объясняет Влад Михейчик.

— В августе 2020 мне исполнилось 17, а в сентябре меня уже выпустили из детдома. Документы отдали в колледж, и теперь колледж отвечает за меня. Хотя я его бросил. Электрика — это не мое. Думаю поступать снова — на повара. Сейчас живу в общежитии и работаю шаурмистом в кафе и курьером на почте. А вообще, мечтаю повысить скилы и уехать из страны. Говорят, лучшие повара — в Италии. Стану известным шеф-поваром. 

Моя мама в тюрьме. У меня осталась бабушка. Я пытаюсь с ней общаться, но это непросто. Бабушка все время повторяет, что всего в жизни добилась сама. 

А еще у меня есть Антон. Мы вместе гоняем мяч, жарим шашлыки, делаем пиццу, варим супца, орем в машине под «КиШ». Думаю, Антону в кайф проводить время со мной и Владом. В конце концов, я научил его раздавать интернет (смеется. — Прим. Onlíner).


«Милиция сказала, что забирает в детский дом на три дня. В итоге прошло девять лет»

Владу Алишевичу, Али, тоже 18 лет. Непослушные рыжие кудри, большие очки, умный грустный взгляд. Он дружит с Михой с пятого класса, когда воспитательница попросила показать новенькому, как добираться до школы.

Сам Влад попал в детский дом в семь лет. Он ничего не помнит о своей предыдущей жизни. Увы, закон психики — чем страшнее обстоятельства, тем меньше воспоминаний — никогда не дает осечек.

— Милиция сказала, что забирает меня в детский дом на три дня. А в итоге прошло девять лет, — говорит Али.

— После девятого класса я выпустился из детдома и поступил в — только бы выговорить — Минский государственный профессионально-технический колледж комплексной логистики и легкой промышленности. Сейчас у меня практика: стою на складе и фасую лед. Вообще играю на барабанах и мечтаю сделать карьеру рок-звезды. Ну или работать до конца жизни на складе — фасовать лед, — иронично усмехается Влад. — Мне платят 4,5 рубля в час. Я работаю как все: два дня через два по 12 часов. Особо нет выбора. Нужно работать.

В своей новой, взрослой жизни Влад еще не до конца освоился:

— Здесь все по-другому. Тяжело перестроиться после школы. 

Из близких людей у меня остались Влад, Илья и Антон, конечно же. Прихожу после работы в общежитие и сразу засыпаю от усталости. Скоро у меня первая зарплата. Если повезет, заплатят целую тысячу рублей. Даже не знаю, на что ее потратить. Столько желаний сразу! Летом хочу в Питер — столица музыки все-таки.

Их мужская дружба — на троих — очень ценная и, разумеется, скрытая от посторонних. В конце концов, разве можно потрогать любовь? Или взвесить доверие?

Влад смущается журналистов, прячет длинные руки, держит дистанцию, осторожно выглядывает из-под очков.

Напоследок он расскажет шутку:

— Как только у ребенка-сироты появился компьютер, он создал папку. Ну, поняли? Папку, а не мамку.


Прямо сейчас «Нити Дружбы» работают в Минске и Гродно. И очень ждут новых патронатных воспитателей. Если вы хотите стать патронатным воспитателем — жмите сюда или пишите на info@niti-d.by. Оформить ежемесячную подписку или сделать разовый платеж, чтобы поддержать проект, можно здесь.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by