Было понятно, что нас ждет острое обсуждение, некоторые вопросы — болезненные. О важности встречи говорит еще и то, что ее с неофициальным визитом, в качестве рядовых читателей Onliner, посетили представители Министерства обороны, что мы расценили как жест открытости и заинтересованности и признак того, что наши обсуждения выходят на новый уровень.

Мы пригласили на встречу полковника запаса Андрея Шубадерова, автора множества интересных и современных инициатив, связанных с белорусской армией (один из последних примеров — IT-рота). Вторым нашим гостем стал эксперт в области международной и европейской безопасности Денис Мельянцов, который более 10 лет изучает оборонную стратегию Беларуси и соседних стран, а также сотрудничество нашей страны с НАТО. Третьим собеседником выступил Эдуард Пискорский, предприниматель, капитан юстиции запаса, человек, не один год отвечавший за соблюдение законодательства в различных воинских частях Беларуси.

И конечно, как всегда, генеральным партнером проекта выступает компания velcom | A1.

О чем тут речь?

• Можно ли к армии применять понятия «нравится» или «не нравится»
• Наши военные в международных рейтингах на хорошем счету
• Много или мало тратим на армию?
• Дедовщина есть, и это абсолютно не нужно скрывать
• Можно ли сократить войска и перевести количество в качество?
• Как много стреляют срочники?
• Доверие к армии на втором месте после церкви
• Новый шаг реформ — IT-рота

Полковник Андрей Шубадеров:

— Человеку, который отдал армии тридцать лет, говорить о том, что она плохая, будет неприлично. Сразу возникнет вопрос: если плохая, почему ты тогда из нее не ушел? Поэтому у меня есть четкая позиция: мы все эксперты в транспорте, кулинарии, политике, экономике и т. д., но, когда со мной начинают спорить об армии, я задаю вопрос: «Ты там был? Или твое мнение основано на субъективной информации, полученной от других людей?» Армия не должна нравиться или не нравиться, это институт, который необходим. Найдите мне страну, где ее нет. Обычный социальный пример: ты идешь по улице, тебе прилетает удар справа, если не был готов — ты попал. То же самое и с государством, но в глобальном масштабе: может «прилететь», а защищать некому.

Белорусская армия прошла серьезные трансформации, я как раз застал время больших реформ 2001—2005 годов, когда все ломалось, переделывалось, менялась парадигма. Мой диплом в Военной академии был написан по теме «Условия повышения эффективности рекламы военной службы в вооруженных силах», в то время когда все остальные писали, как наступать или обороняться. Надо мной смеялся весь курс. А в 2003 году министр обороны Леонид Мальцев сказал: «Информационные методы важнее, чем артиллерия».

Журналист Onliner Дмитрий Корсак:

— Насколько эффективно сегодня работают эти информационные методы? Стала ли армия ближе к обществу?

Андрей Шубадеров:

— Давайте скажем так, журналистам не очень близка. К мамам и папам новобранцев стала ближе, потому что сейчас появилась целая система взаимодействия с ними: родительские дни, возможность приезжать в часть и т. д. Если вы спрашиваете, открыта ли армия, я отвечу — нет. К сожалению, в последнее время в информационном пространстве очень мало интересных вещей об армии, которые можно было бы послушать, увидеть, оценить.

В свое время, когда я возглавлял информационное агентство «Ваяр», перед журналистами стояла задача не просто написать статью, но еще и снять видео и фото или сделать подкаст. И на этом все не заканчивалось — после надо было проследить, как статья размещена на форуме, сайте. И в результате получалась отличная обратная связь. Когда мы делали проект «Блогеры в армии» (посмотреть), предполагали, что возьмем «на службу» блогеров на несколько дней и замучаем их так, что быстро разбегутся. Но ребята неожиданно для нас сплотились в дружную команду. В результате положительные репортажи разошлись по сети сотнями тысяч просмотров — не это ли правильный рассказ о современной армии?

Блогеры летали на вертолете, стреляли, совершали марш-бросок, делали вещи, которые по формальным правилам не должны были делать гражданские. Я тогда понял такую вещь: очень важно, чтобы в определенный момент большой генерал сказал «окей, поехали», взял на себя инициативу и ответственность, понимая, что он может получить проблемы, если что-то пойдет не так.

Сейчас мне сложно общаться с коллегами в «Ваяре», почему-то все закрылось. Почему — я не знаю. Наверное, это надо менять. Нынешнее общество совершенно иное. Оно хочет знать больше, порой даже то, что не всегда доступно.

Дмитрий Корсак:

— Денис, какова позиция белорусской армии на международной арене? Насколько мы обороноспособны, если использовать общепринятые критерии оценки?

Эксперт в области международной и европейской безопасности Денис Мельянцов:

— Оценивать боеспособность белорусской армии можно по-разному. Во-первых, поскольку страна наша не воюющая, а армия не воевала, проверить теорию на практике мы не можем. К счастью. Тем не менее есть разные способы и методы оценки, которые, например, используют международные рейтинги. Если мы возьмем такой рейтинг, как Global Firepower 2019, то узнаем, что из 137 стран, которые он оценивает по 55 параметрам, белорусская армия занимает 39-е место. Для сравнения: Украина занимает 29-е место (но тут скорее из-за размеров, нежели из-за боеспособности), Польша занимает 24-е место. Россия — на втором месте, после США, на третьем — Китай. Литовская армия занимает место ближе к 80-му.

Таких рейтингов достаточно много, и все они показывают, что наша армия по региональным меркам находится на достаточно высоком уровне. Второй способ — мы можем оценивать количество и качество учений, так как, наблюдая за ними, нас оценивают военные из других государств. Например, белорусский спецназ в прошлом году в Великобритании взял золото на очень престижном военном конкурсе — и это тоже показатель. Я разговаривал с польскими и российскими экспертами, они говорят, что белорусская армия находится на хорошем уровне и в своем регионе вполне боеспособна.

Если взять очень важный аспект совместимости армии, специальных служб, полиции, различных подразделений пограничных войск, войск территориальной обороны, то и здесь у белорусской армии достаточно крепкие позиции.

Дмитрий Корсак:

— А как обстоят дела с финансированием?

Денис Мельянцов:

— Вот здесь — большая проблема. Существует миф, что Беларусь — очень милитаризованное государство, мол, у нас большая армия и мы очень много денег на нее тратим. На самом деле на сегодняшний день мы тратим на армию меньше всех своих соседей — порядка одного процента от бюджета государства. Несколько лет назад была даже ситуация, когда эта сумма опускалась, была меньше одного процента. В бюджете 2019 года на армию заложено порядка $600 млн. Это очень мало. Маленькая Литва тратит на оборону в два раза больше. Россия тратит на армию порядка 4% от своего ВВП, Украина по понятным причинам на протяжении последних пяти лет тратила на армию около 5% от ВВП. Польша до 2026 года проводит программу перевооружения, на которую она выделила $50 млрд. Ну и еще одна цифра: США на сегодняшний день тратит на армию больше $600 млрд.

Дмитрий Корсак:

— Обозначая сферы компетенций, следующий вопрос к Эдуарду: что вы можете сказать о дедовщине в армии? Удалось ли ее искоренить и, если нет, почему?

Капитан юстиции запаса Эдуард Пискорский:

— Дедовщина в белорусской армии есть, и это абсолютно не нужно скрывать. Простой пример: случай дедовщины был зафиксирован уже в первый день, когда я пришел служить в очередную воинскую часть на должность начальника юридической службы.

Почему дедовщина сохранилась как явление? Вам на этот вопрос скорее ответит, конечно, психолог. Лично мое мнение, по целому комплексу причин. В каком-то случае это последствие безделья, в другом, как говорится в протоколах, «попытка доказать свое мнимое превосходство». Ну и конечно, попытки старослужащих «воспитать» молодое пополнение методами, которые пришли в голову. В советской армии людей заставляли есть гуталин, намазанный на хлеб, просто для того, чтобы поиздеваться. Сейчас подобного, конечно, нет, разве что в исключительных случаях. Могу вспомнить только историю про солдата, который заставлял новобранца есть мыло. Этого солдата отправили в дисбат, но он и там «отличился» — совершил похожее преступление. То есть мы здесь уже говорим про определенный тип личности, а не про систему.

Андрей Шубадеров:

— Человек приходит в коллектив, в котором 24 часа в сутки на протяжении года он видит практически одних и тех же людей. Конфликты возникнут в любом случае, и можно расценивать их как дедовщину, а можно — как выход существующего напряжения. Другое дело, когда старослужащий «учит» молодого, когда тот «тупит». Но важно понимать, что за такое сейчас реально возбуждаются уголовные дела.

Считаю, что основная причина того, что дедовщина еще есть в армии, — качество подбора людей в вооруженные силы. И здесь глубокая проблема. Все, кто могут не пойти в армию, — не идут. Срочниками становятся в большинстве своем те, кому «нечем крыть». В результате получается, что с каждым годом людей, приходящих в армию с навыками, умениями и образованием, становится все меньше. И это сказывается на поведении в общем.

Важная часть проблемы еще и в том, что многие, подвергающиеся дедовщине в армии, молчат. Молчат их родители, друзья, и это поддерживает ситуацию в том состоянии, что есть. Стереотип, что правильное поведение — подчиниться, пережить, а потом, если получится, отыграться на других, еще жив. Он выживает только благодаря тому, что уровень образования и воспитания низкий. Это заметно в контрасте со службой в резерве, куда в основном приходят ребята с высшим образованием — там практически все сосредоточены на обучении, все вкалывают и качество подготовки выходит приличное, невзирая на малые сроки, которые ребята проводят в армии.

Эдуард Пискорский:

— Надо понимать, что случаи применения насилия, даже незначительные, вполне могут стать поводом для судебного разбирательства, и это происходит регулярно. Лично в моей практике один из старослужащих дал новобранцу «лося» за то, что тот плохо воспитывает другого. Тот, кому дали «лося», в свою очередь «прописал» его тому, кого якобы должен был воспитывать. В результате оба «воспитателя» (один из которых к тому же оказался еще и жертвой) получили по два года условно.

Также важно уяснить, что в подобных случаях даже не нужно, чтобы была жалоба от потерпевшего. Порой для возбуждения уголовного дела достаточно просто констатации факта: кто-то увидел подобное, доложил, и началось расследование. За каждой частью всегда следит куратор из военной контрразведки, к которому стекается информация про даже самые невинные проявления дедовщины...

Дмитрий Корсак:

— То есть можно сказать беспокоящимся родителям, что за безопасностью их детей в армии пристально следят?

Эдуард Пискорский:

— Да, конечно, можно!

Андрей Шубадеров:

— Есть общепризнанный факт — во время учений, или интенсивных занятий, нарушения воинской дисциплины минимальны. Потому что люди заняты делом. Лично я всегда предлагал беспокоящимся мамам и папам задуматься о том, какова картина смертности за пределами вооруженных сил (от аварий, отравлений, случайных нападений на улице и т. д.). Здесь в десятки раз превышена вероятность получить травму и уж тем более умереть, чем на территории военной части, где за каждым шагом вашего сына наблюдают десятки пар глаз, прямо отвечающих за его безопасность. Считаю, что армия — вообще одно из самых безопасных мест, даже несмотря на то, что средств повышенной опасности там гораздо больше.

Дмитрий Корсак:

— Я уже неоднократно слышал от знакомых, что они благодарны армии именно за то, что пережили здесь период опасного разгильдяйства, который у многих молодых людей как раз приходится на 18—20 лет. Один благодаря армии не спился, другой — распрощался с «плохой компанией», третий — отказался от уже появившейся тяги к игровым автоматам.

Журналист Onliner Игорь Деменков:

— Да, я совершенно с этим согласен. В армии разгильдяями не становятся, в армию разгильдяями приходят, и иногда этот недуг там удается исправить. И как правильно отметил Андрей Шубадеров, это рождает вопрос отбора, причем он касается не только простых солдат, но и сержантского и офицерского состава. Конкурс на военные специальности и получение офицерских званий резко упал. Раньше поступить в военный вуз было честью. Я помню, общался с одной женщиной, директором школы. Она узнала, что мы приехали из Военной академии, обрадовалась и спросила: «А у вас там еще стоит клуб „Ракетчик“?» Оказывается, она туда ездила с подругами в молодости, потому как солдаты считались самой выгодной партией, выйти за них замуж было просто пределом мечтаний.

Дмитрий Корсак:

— Я неоднократно слышал предложения провести следующую реформу в армии: перевести количество в качество. Условно говоря, вместо 100 человек призывать всего тридцать, но при этом загружать по полной, учить как следует, тратя на них все освободившиеся деньги. Как вы относитесь к такой идее?

Денис Мельянцов:

— В Беларуси в свое время была топ-менеджер, которая подарила нам крылатую фразу: «Нет источника заплатить!» Это полностью применимо к нынешней белорусской армии. Конечно, можно сделать ее профессиональной, сформировать таким образом, как формируют в США или других странах, где нет призыва. Но это стоит очень дорого. Просто механически сократив численность состава и распределив освободившиеся деньги, реформу не провести. Это совершенно не значит, что у армии останется нынешняя боеспособность и она будет в силах решать при необходимости те задачи, какие может решать сейчас. Так не бывает. Допустим, в той же американской армии львиная доля бюджета — зарплаты. Военные эксперты неоднократно проводили подсчеты и пришли к выводу, что для Беларуси полностью профессиональная армия с численностью, необходимой для обороны, пока — дороговато. Может быть, это прозвучит цинично, но солдат-срочник гораздо дешевле, чем профессионал.

Есть другая сторона проблемы — государство и граждане должны быть готовы к кризисной ситуации. Если армия будет профессиональной, в случае конфликта не получится мобилизовать большую группировку войск. Грубо говоря, ты не поднимешь миллион человек, умеющих стрелять, которые могут дать отпор наступающей опасности. Такое можно сделать только в случае, если у вас есть призыв.

В свое время Украина отменила всеобщую воинскую обязанность, а сейчас ее вернула. То же самое и с Литвой — она отменяла призыв и также решила его возобновить. Дело в том, что примеры последних лет показали, что боевые роботы пока войну не ведут, она до сих пор проходит по старинке — большими группировками солдат с применением артиллерии, танков и авиации. Есть прекрасный пример Швейцарии, где призыв поголовный, ежегодно организовывают сборы для тех, кто уже прошел военную службу. Граждане хранят свое оружие дома, и страна имеет возможность мобилизовать за сутки миллионную армию. Но швейцарская армия ОЧЕНЬ дорогая!

И вот вам еще третий момент — белорусская армия уже сегодня профессионализируется, но об этом мало говорят. По состоянию на прошлый год в ней служило 20% контрактников. Для сравнения — в 2012 году их было всего 12%.

Андрей Шубадеров:

— В 2008 году мы с группой офицеров поехали в Голландию обмениваться опытом. Когда голландцы узнали, что у нас призывная армия, сказали: «Вы счастливые люди!» Оказалось, что не так давно они отменили срочную службу, а в день, когда мы встречались, в Афганистане погиб голландский военнослужащий. По всем телеканалам в новостях было только одно: «Погиб! Зачем наши солдаты там воюют? Зачем мы там находимся?» Голландцы рассказали, что ранее каждый считал себя причастным к армии, когда же она стала контрактной — военные сравнялись по статусу со всеми профессиями и уже никому нельзя было что-то объяснить про почетную обязанность. Никому это не интересно. Все начало буквально разваливаться.

Я бы хотел отметить, что лишь в белорусской армии придумали столько видов разнообразной подготовки военнослужащих. Та же служба в резерве есть только у нас из всех стран СНГ. Военнослужащие проходят сборы 30—40 дней в году. Таким образом уже обучили несколько тысяч человек.

Помимо этого, в белорусской армии очень много техники. Часть из нее — наследие СССР, также закупается, модернизируется и производится много новой техники. Понятное дело, что человек не может изучить ее за месяц, а ведь надо не просто изучить, а еще и научиться применять, и передавать свои знания тем людям, которые приходят тебе на смену.

Поэтому нам очень важно донести за пределы вооруженных сил мысль, что армия нужна. Чтобы не возникла ситуация, как в некоторых странах, — об армии вспоминают тогда, когда начинают прибывать первые цинковые гробы. И уж тогда на военных собирают деньги через сайты, группы взаимопомощи и т. д.

Дмитрий Корсак:

— К вопросу о практической подготовке. Я бы хотел задать вопрос залу. У нас здесь явно есть те, кто служил: много ли стреляли в армии конкретно вы?

Эдуард Пискорский:

— Я, например, стрелял с лихвой. Не могу на это пожаловаться.

Читатель из зала Алексей:

— Я офицер запаса, отслужил год в ПВО, получил старлея. За время своей службы я занимался всем чем угодно, но ни разу не стрелял. Насколько я знаю, должно было пройти шесть стрельб, но все они не состоялись по тем или иным причинам.

Одна из таких причин — постоянно ломающаяся техника. Вместо того, чтобы ехать на стрельбы, ты чинишь свою станцию. Либо же мы выезжаем на стрельбы, отъезжаем 200 метров от части, и у нас ломается автобус. Вот что я хочу сказать — у нас в армии все неплохо, кроме того, что надо постоянно прилагать руку. Я видел, что призываются парни, которые совершенно не готовы к службе. Они не готовы качественно исполнять свои обязанности: солдат не понимает, как держать гаечный ключ или молоток. Как эти беспомощные люди могут сделать хоть что-то?

Это, конечно, проблема родителей, проблема демографической ямы, на которую сейчас так часто ссылаются. Но еще это проблема того, что этих «безруких» призывников по факту невозможно обучить. Сейчас попробую объяснить почему. Дело не в том, что молодые ребята не готовы учиться, а в том, что офицер постоянно занят. У тебя нет времени на новобранца. Всегда стоит выбор: либо решать насущные вопросы, в том числе с ремонтом техники, либо следить, чтобы с солдатом что-нибудь не случилось.

Читатель из зала Сергей:

— Служил десять лет назад, был водителем, и за полтора года службы отстрелял 17 патронов, дважды выехав на учения. Возможно, это предусмотрено программой обучения, но я считаю, что показывать, что такое настоящая армия и настоящие боевые действия, надо не только представителям элитных спецподразделений. Может быть, тогда, возвращаясь из армии, ребята не будут говорить, что потратили время зря?

Читатель из зала Евгений:

— Во время учебы в БНТУ я решил проявить инициативу и пойти на военную кафедру. Скажу честно, я вижу мало отличий от простого обучения, и, конечно, у нас не было какой-то особенной физической подготовки. Два или три раза нас вывозили в Сосны, мы изучали саперное дело, мне даже доверили взорвать килограмм тротила. За все время я отстрелял восемь патронов, помимо этого научился разбирать и собирать автомат на время. Самое яркое воспоминание — над нами глумились люди, которые нас готовили, из-за того, что мы не могли нормально бросить гранату.

Читатель из зала Николай:

— Офицер запаса, отслужил 15 лет. Скажу сразу — траву в армии красят, деревья от листвы обтрясают. Дедовщина в армии есть, и нередко ее прикрывают сами офицеры, «сглаживая углы», так что не все так красочно, как вы рассказываете.

Дмитрий Корсак:

— Денис, скажите, а существуют ли какие-либо достоверные социологические исследования, показывающие уровень доверия к армии? Они, судя по всему, должны быть очень красноречивыми...

Денис Мельянцов:

— Думаю, мы сейчас продолжим разрушать мифы. Читая форумы и социальные сети, вы наверняка пришли к уверенности, что население страны к воинской службе, и армии в целом, относится негативно. Но неоднократные социологические исследования (государственные и негосударственные) показывают совершенно иную реальность: армия на сегодняшний день — второй по уровню доверия социальный институт (после церкви). Мне кажется, что, находясь в тесном пузыре социальных медиа, контактов с друзьями и знакомыми, мы формируем очень фрагментарную картину мира.

Читатель из зала Игорь:

— Судя по всему, я меньшинство, поскольку у меня радикально иное мнение по поводу вооруженных сил. Я хотел бы поправить Дениса: сегодня распечатал бюджет на этот год, и там сказано, что на национальную безопасность тратится не один, а пять процентов бюджета...

Денис Мельянцов:

— Вы должны учитывать, что в раздел «Национальная безопасность» входит не только армия, но и милиция, спецслужбы и т. д. Если говорить сугубо об армии (а мы с вами говорим сейчас именно о ней), то все же будет один процент... Учитывайте, что в том же НАТО рекомендуемая планка бюджета на армию — два процента, и очень мало стран до нее дотягивают.

Игорь:

— Спасибо, что прояснили. Тем не менее финансирование есть. Я и мои товарищи считаем, что было бы неплохо провести перераспределение этих денег. Часть из того, что мы сейчас тратим на армию, следовало бы направить на образование, здравоохранение — поднять зарплату учителям, подлатать поликлиники и т. д. Возможно, было бы правильно сначала сделать людей здоровыми и образованными, а после, когда в стране начнется подъем, вновь задуматься о безопасности? Вспомните, что в свое время в Японии была практически упразднена армия и при этом страна пережила головокружительный экономический подъем.

Андрей Шубадеров:

— Не военные виноваты, что на здравоохранение и образование выделяется денег меньше, чем хотелось бы. Но при этом меньше давать на армию уже никак нельзя. Потому что здравоохранение и образование можно улучшать до бесконечности, но в какой-то момент может возникнуть ситуация, при которой здоровые образованные люди умрут. И мы должны быть от такой ужасной ситуации застрахованы — это базовые вещи для любого государства, наравне с территориальной целостностью или экономической безопасностью. Если вы откажетесь от армии, то готовьтесь к тому, что рано или поздно появятся те, кто будет решать, как распределять бюджеты, за вас. История уже неоднократно демонстрировала плачевные итоги необоснованного сокращения расходов на армию. Количество военных конфликтов не уменьшается. К сожалению, мир не становится стабильнее, и это надо учитывать.

Денис Мельянцов:

— История с Японией не может служить примером хотя бы потому, что американцы принудили эту страну к капитуляции на своих условиях, сбросив бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Я бы не хотел даже умозрительно применять подобные сценарии к Беларуси.

Насчет упразднения или радикального сокращения армии: у нас перед глазами ярчайший пример Украины. Вспомните обнародованную стенограмму заседания Совета безопасности и обороны этой страны, которое прошло после захвата Крыма. Люди, отвечающие за безопасность Украины, открытым текстом там говорят, что боеспособный контингент армии — пять тысяч человек, потому что учения не проводились, а значительная часть армейского имущества и техники или негодна к использованию, или расхищена...

Еще в середине 1990-х годов Беларусь подписала целый комплекс соглашений с Россией, и это повлияло на нашу нынешнюю армию. Дело в том, что наша страна является частью совместной с РФ системы ПВО и Единой региональной группировки войск, поэтому нам нужны в том числе боевые истребители дальнего действия (хотя для такой маленькой страны, как наша, они избыточны). На территории Беларуси находится два российских военных объекта, важные для обороноспособности нашего союзника. Имея в виду эти обстоятельства, мы должны поддерживать определенный уровень боеспособности нашей армии. То есть мы оказываем России определенные услуги в оборонной сфере, за что в ответ получаем компенсацию в виде скидок на энергоносители, вооружение по льготным ценам и т. п. Я сейчас все очень сильно упрощаю, но по большому счету ситуация выглядит именно так.

Читатель из зала Владислав:

— Имидж белорусской армии, по моему мнению, ниже плинтуса. У нас многие, в том числе я, считают, что это бессмысленная обязаловка. Будто бы на тебя надевают кандалы на год-полтора. Слыша резонансные истории вроде той, что произошла в Печах, молодое поколение пугается, и мне тоже страшно. У меня вопрос: почему военные не стремятся изменить имидж армии на более либеральный, позитивный? Почему сегодня нельзя прийти в любой военкомат или военную часть и спросить: объясните мне, что меня ожидает после призыва? К чему мне готовиться?

Андрей Шубадеров:

— А сколько раз вы ходили в военкоматы, военные части? Хотя бы раз были там?

Владислав:

— Да. Когда я учился в гимназии, ходил в Военную академию, посещал несколько военных частей.

Андрей Шубадеров:

— Мне кажется, в Военной академии и военкоматах проблем с информированием нет. Да, в военных частях дни открытых дверей стали проводить реже (насколько я знаю, их практически нет). Что касается либеральности — это все же не для армии. А вот открытость — да, ее хотелось бы больше. Люди должны видеть, что в армии большинство занимается важным делом.

Дмитрий Корсак:

— Какие шаги по изменению имиджа армии, на ваш взгляд, надо сделать?

Андрей Шубадеров:

— На днях мы ездили с моими коллегами в IT-роту. Те посмотрели условия, которые созданы для военнослужащих, и сказали: «Круто». Вы представляете, какие должны быть условия, чтобы айтишник сказал «круто»? Причем это не показушная история, я был к проекту причастен — и на этапе, когда формировалась концепция, и на этапе, когда рота создавалась. Важно, что условия там уникальные: 90% времени военнослужащие в IT-роте пишут программы. Они не занимаются внутренней службой, кроме своего подразделения, то есть состоят в наряде по своей роте, но не выполняют задачи в столовой и не делают другие хозяйственные работы. Логика здесь такая: программист — это дорого, армия не может позволить себе разбазаривать время, которое этот человек может потратить на написание программы. И скажу вам, это один из примеров, как можно эффективно повысить имидж армии.

И еще. К сожалению, большинство ребят, которые идут служить, вообще не имеют никакой социальной защищенности. Сейчас общество устроено так, что у многих молодых людей уже к 18—20 годам есть множество обязательств, им есть что терять, уходя в армию. Да, они обязаны служить, но необходимо предоставить какую-то компенсацию, льготы, бонусы.

Читатель из зала Евгений:

— Мне кажется, после IT-роты следующим актуальным этапом реформ в армии должно стать создание SMM-роты. Очевидно, что вооруженные силы имеют отрицательный имидж в глазах многих призывников потому, что в интернет-пространстве большинство инфоповодов, связанных с военными, отрицательные. Не видно конкретной стратегии, касающейся сети, а ведь это место, где потенциальные призывники проводят очень много времени. Я уверен, что в армии есть много хороших и полезных моментов, о которых просто не рассказывают.

Читайте также:

• «Уехали из города и обратно уже не вернемся!» Народное интервью с участием читателей Onliner
• «Машины в Минске становятся неконтролируемой массой!» Народное интервью с участием читателей Onliner

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by