Но иногда очень полезно все же приглядеться. Несмотря на то, что живое в первую очередь должно петь оду жизни, периодические размышления о том, что закат неизбежен, отлично отрезвляют и, кстати, заставляют любить каждую секунду нашего нынешнего беззаботного существования еще ярче. Что испытывают люди, подходя к смерти очень близко? С чем сталкиваются те, у кого умирают близкие? Что действительно важно людям, доживающим свой век без близких и родственников? Об этом всем мы поговорим сегодня в рубрике «Неформат».

Кто это?

Больше десяти лет, с 2005 по 2016 год, Ольга Мычко возглавляла больницу паллиативного ухода «Хоспис» и являлась главным внештатным специалистом по паллиативной медицинской помощи Минздрава Беларуси. По сути, она стояла у истоков создания системы хосписов и организации паллиативной службы в стране. С 2016 года — генеральный секретарь Белорусского Общества Красного Креста. Помимо этого, наша сегодняшняя собеседница депутат Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь, член Постоянной комиссии по здравоохранению, физической культуре, семейной и молодежной политике. Опыта работы с тяжелобольными и пожилыми людьми у Ольги Мычко хватит на десятерых специалистов, поэтому именно ее суждения об этой очень деликатной теме показались нам наиболее интересными.

— Трудно представить, сколько сотен людей вы проводили за время работы в хосписе за черту жизни. Как вы видите, что наше общество знает о смерти и старости и насколько готово оно к неизбежному?

— К смерти мы не готовы никогда. На моей практике были буквально несколько человек, которые восприняли новость о том, что скоро придется уйти, спокойно и завершили свой земной путь совершенно осмысленно. Это были не просто верующие, скорее глубоко воцерковленные люди. Для них смерти просто не существовало, потому как известно — нет смерти у Бога.

Атеисты у нас тоже все сплошь бессмертные, но только немного иначе. Смерти для них нет, а если она где-то на горизонте и маячит, то никогда не случится именно с ними. В этом и возникает главный конфликт и проблема.

Для подавляющего большинства из нас тема смерти — это табу, она остается до последнего момента закрытой. Все боятся смерти мучительной, болезненной, немощной, но люди, которые не сталкивались со смертью на своей шкурке, говорят о ней очень легко. Они пространно рассуждают, философствуют. А когда рано или поздно приходит пора, оказывается, что ни они, ни их близкие совершенно не готовы.

Смерть от рака — заведомо мученическая, ее боятся особенно. Поэтому православные священники говорят, что, как правило, онкобольные (а их — 95% в хосписе) в большинстве своем сразу попадают в рай, потому как они уже здесь, на земле проходят свое чистилище. А еще говорят, что дар для онкобольных — возможность подготовиться к переходу отсюда — туда. Доделать дела, завершить незавершенное, расставить точки. Очень много в современном обществе говорят о качестве жизни и совершенно недавно начали задумываться о качестве смерти. И сегодня это понятие включает в себя, например, такие параметры: отсутствие боли и других патологических симптомов, ясность в принятии решений, готовность к смерти, завершенность дел, возможность отдать дань ближним, признание автономии личности и другие.

— Какие основные изменения в отношении к смерти произошли в нашем обществе за последние 20 лет?

— Мне кажется, что раньше умирание — это было ритуальное, можно сказать, сакральное событие, в которое была вовлечена вся семья, община. Умирающий человек и его близкие родственники чувствовали поддержку, и процесс, конечно, проходил легче. Сейчас же все это больше переходит в техническую сферу: на первый план выходят проблемы, как быстрее нанять людей, чтобы они вынесли тело из дома, а лучше — чтобы человек вообще умирал не в квартире, а в больнице или интернатном учреждении. Потому что люди сейчас в первую очередь думают о своем физическом и психологическом комфорте, а смерть, как бы ты по своей натуре ни был циничен, доставляет множество неприятных хлопот.

Хочу отметить: я не говорю, что люди стали плохими. Это — защитные механизмы нашей психики, не более того. Пока я живу — надеюсь, а если случится смерть — меня уже не будет. Подход чаще всего такой — эпикурейский.

— Не кажется ли вам, что у нас в обществе, наоборот, происходит романтизация старости и смерти, испытывая страх, мы представляем их в розовом свете и не готовы в нужный момент стать прагматиками.

— О старости, болезнях, одиночестве — проблемах, которые с каждым годом для нашего общества становятся все острее, у нас массово вспоминают раз в году, на День пожилых людей. Все остальное время «живое думает о живом» — это закон природы, ничего удивительного. Надо радоваться жизни — радоваться солнцу, каждому дню, который ты под ним ходишь, об этом вам скажет каждый смертельно больной человек. Современный паллиативный подход и заключается в том, что, по сути, готовя человека к смерти, мы учим его жить и радоваться жизни до последнего вздоха. Другое дело — что необходимо создать такие условия, чтобы человек и его ближайшее окружение не мучились до последнего дня…

— У нас это мало понимают и мало об этом задумываются.

— Почему вы так думаете? Я с таким утверждением не согласна. Другое дело, что для полного понимания ситуации общество вместе с государственными институтами должно дорасти — прямо как трава, ее ведь нельзя из земли взять и выдернуть «за волосы». Мы 70 лет жили в стране, где не было Бога, а на первом месте стоял боец, который должен был, родившись, сразу встать в строй. Когда боец падал и было видно, что он уже не поднимется, государство смещало фокус внимания на того, кто еще способен строить светлое будущее коммунизма.

Существующую проблему давно осознали и сегодня над ней много работают. Система паллиативной помощи уже создана и развивается. Она уже эффективно существует в недрах Министерства здравоохранения. Первый государственный хоспис для взрослых в Минске был организован в 2005 году. Да, возможно, кто-то скажет, что произошло это с опозданием, я только отвечу, что общество созрело позже — так вышло. Иначе, если бы мы форсировали события искусственно, могли бы начаться проблемы. Потому что у нас свои традиции — до недавнего времени такие вопросы в подавляющем большинстве решались силами семьи.

— Неужели сегодня происходят настолько фундаментальные изменения?

— Именно так. Для меня, например, был культурный шок, когда я приехала в Голландию и увидела, как не сильно занятые, здоровые молодые люди ходят навещать свою маму в дом-интернат и живут при этом в большом частном доме. Первая мысль была: «Вот же гады! Как можно так поступить с пожилым человеком!» А потом я увидела интернат, и все вопросы и претензии отпали. Я поняла, что маме там действительно очень хорошо, что она туда перебралась жить совершенно добровольно.

Нам все равно это сложно понять. Это не вяжется с нашим представлением о семье. Но для меня сейчас очевидно, что процессы глобализации затрагивают наше общество и перемены неизбежны.

Связи, которые скрепляют людей в семьях, слабеют, население из деревень перетекает в город. Традиционная славянская общинность постепенно трансформируется в европейский индивидуализм.

— И все же до сих пор главное качество социального работника в представлении пожилых и тяжелобольных людей не профессионализм, а «душевность». Многим бабушкам важно не то, как их обслуживают, а как долго с ними говорят. Создается впечатление, что очень сложно совместить высокий класс оказания услуг и умение слушать. Кажется, этими качествами обладают в полной мере лишь медсестры Красного Креста.

— Квалификация наших сотрудников — это вопрос технологий, отработанных столетней историей существования организации. Но важно понимать, что в пожилом возрасте все меньше обращаешь внимание на материальное. Для бабушек и дедушек важнее потратить часы и минуты, которые они проводят с социальным работником, на разговор потому, что впереди их ждут сутки или даже недели одиночества и изоляции. Мало того, работники социальных служб, в отличие от сестер милосердия Красного Креста, не имеют никакого права совершать медицинские манипуляции, потому как они не имеют соответствующего образования.

— Так, может быть, стоит как-то унифицировать процесс? Совместить «три в одного»…

— Зачем? Есть такое понятие, как «бригадный метод», но он не обозначает, что регулярно к бабушке приезжает, взявшись за руки, бригада из пяти человек. Каждый прибудет тогда, когда в этом действительно будет необходимость. Социальный работник — в свое время, медицинская сестра — в свое.

Мы говорим сейчас о междисциплинарном подходе. Конечно, в идеале было бы хорошо, чтобы сиделка, которая ухаживает за пожилым или больным человеком, обладала бы обширными знаниями в медицине, хорошо готовила и была отличным психологом. Но это будет не золотой — бриллиантовый сотрудник, и при идеальном стечении обстоятельств он должен быть один на одного лежачего больного.

Понятно, что это — практически нереальная ситуация. Такой сервис сложно реализовать даже при наличии больших финансовых ресурсов, а уж что говорить о государстве, которое заботится о людях на безвозмездной основе. Поэтому даже в странах, где уровень достатка очень высок, в первую очередь речь идет о междисциплинарном сервисе.

У нас сегодня наблюдается проблема именно со слаженным взаимодействием различных сервисов.

Мастера на все руки в одном лице, которыми являются сестры милосердия Красного Креста, это все же отдельный  разговор, это «спецназ» — специалисты высшего разряда. Армия не может состоять только из одного спецназа.

— Что может сделать государство для того, чтобы укрепить взаимодействие, о котором вы говорите?

— Как я говорила, трава растет не сразу. Государство делало для этого очень много раньше и делает много сейчас. До 1994 года служба сестер милосердия Красного Креста вообще содержалась за счет государственного бюджета — штат насчитывал около 1000 сотрудников. И каждая поликлиника знала свою сестру милосердия, когда возникала необходимость, участковые звонили и говорили: «Марьиванна, у тебя появился новый пациент — выезжай!» Существовал качественный обмен информацией и ресурсами. Сегодня мы, по сути, наблюдаем ренессанс — возрождение этой практики на более высоком уровне. Государство сейчас не просто поддерживает сестер милосердия через систему госсоцзаказа, но и создает здоровую конкуренцию на этом поле. Вакантное место сестры Красного Креста может сейчас занять представитель частной структуры или другой неправительственной организации. Другое дело, что желающих конкурировать пока нет: дело-то очень хлопотное, много не заработаешь.

— В период, когда вы работали руководителем хосписа, наверняка стало понятно, с какими проблемами сталкиваются тяжелобольные люди и их родственники. Можете их перечислить?

— Я бы выделила три основных момента. Первый — отсутствие полной, доступной и достоверной информации, порой по самым элементарным позициям: где взять коляску? где взять лекарства? конкретно эти медикаменты должны выдаваться бесплатно или за деньги? Причем иногда люди не знают не потому, что им не сказали, а потому, что убиты горем и грузом, который обрушился на них, попросту ничего не слышат. Поэтому необходимо уметь правильно информировать пациентов и их родственников.

Вторая проблема — нехватка времени у персонала. Эта проблема совершенно общая для медицины практически в любой стране. Но особенно в паллиативной помощи важен хотя бы непродолжительный, но тесный человеческий контакт с пациентом.

И третье — было очевидно, что людям постоянно не хватало профессиональной психологической поддержки. Хотя бы для того, чтобы объяснить, что с тобой происходит, что может произойти в дальнейшем. «На каком месте твоя голова» — многие в состоянии стресса даже этого понять не могут.

Ведь порой достаточно просто телефонного разговора, который ведется правильно поставленным голосом, с нужным тембром. Человек должен почувствовать, что ты подставляешь ему свои плечи — мол, спрячься за них и ничего не бойся.

Но лично меня за время работы поразили именно картины из жизни: случалось видеть примеры как потрясающей любви и преданности, так и вопиющего равнодушия, подлости и предательства. Мы называли хоспис клубом бывших жен: многим больным мыли ноги и стригли ногти первые жены, которые уже давно перешли в разряд «бывших». А молодые и красивые, которым оставались квартиры, яхты и машины, куда-то исчезали.

— Вы говорили, что Красный Крест всегда идет туда, где его ждут, куда приглашают, где очевидно требуется его помощь. Мне кажется, что это своеобразный маркер, показывающий самые больные точки. В системе помощи одиноким, пожилым и больным людям в Беларуси где вы наиболее востребованы? Какие новые программы реализовываете и планируете осуществить?

— Действительно, в рамках глобального соглашения государств и движения Красного Креста наша роль определена как вспомогательная в решении социальных проблем того или иного государства. При этом мы придерживаемся принципов гуманности и нейтральности, что позволяет работать во всех странах.

В Беларуси, в области помощи больным и пожилым людям, наш основной фокус остается на развитии института сестер милосердия. К слову, сейчас эта служба будет переживать ребрендинг и станет медико-социальной службой Красного Креста. Это делается для того, чтобы нас не путали с православными сестрами милосердия, которые сегодня стоят в переходах и собирают пожертвования.

Мы планируем выступить учредителем собственного сервиса платных услуг медсестер и сиделок. Эти услуги в Беларуси сегодня очень востребованы. Все заработанные деньги пойдут на поддержание бесплатной помощи тем, кто в ней нуждается.

Совместно с Министерством здравоохранения мы разрабатываем стандарты по предоставлению услуг по уходу за пожилыми людьми и инвалидами — раньше их просто не существовало, думаю, что они будут готовы уже до конца этого года.

Помимо этого, мы много вкладываемся в популяризацию принципов «активного старения», помогая пожилым людям самоорганизовываться и вести вместо привычного для большинства затворнического образа жизни более активный и интересный. Проблемам молодежи сегодня уделяется очень много внимания, в том числе для нее строятся воркаут-площадки. Считайте, что образно мы строим воркаут-площадки для пожилых людей и инвалидов. Это могут быть велосипедные сообщества, кружки скандинавской ходьбы, различные курсы по интересам и взаимопомощи, целые парки, ориентированные на целевую аудиторию.

Понятно, что это только небольшая часть всех проектов, которыми сегодня занимается Красный Крест. Если подводить итог и обрисовать в общем, на что направлены они все вместе и каждый по отдельности, — изменение качества жизни тех, кто нуждается в нашей помощи.

Белорусское Общество Красного Креста благодарит всех жертвователей, волонтеров и просто неравнодушных людей, которые оказывают помощь организации все годы ее существования. 

Читайте также:

• Белорусов спасают добровольно-принудительно? Патологоанатом о том, почему большинство соотечественников не беспокоятся о своем здоровье
• «Наблюдаю неизменную деградацию архитектуры Минска». Известный архитектор о незавидной судьбе столицы
• В 38 изменить все. О том, как белоруска за пять лет с нуля стала владелицей двух зарубежных компаний

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by