Каждое нововведение воспринимается если не в штыки, то с опаской. Январь нынешнего года был богат на новости в этой сфере: президент Беларуси принял указ об изменениях в правилах приема в вузы и ссузы, затем последовали изменения и дополнения в Кодекс об образовании. Надо признать, что на этот раз изменения эти скорее позитивные: они дают абитуриентам больше возможностей для выбора. Это и право сдать ЦТ по четырем предметам, и три резервных дня для тех, кто проболел в основные даты. Но есть и другие новации.

Среди прочего в новых правилах приема теперь предусмотрена возможность поступать в педагогические вузы по результатам собеседования (то есть без экзаменов) для выпускников профильных педагогических классов. Правда, с обязательной отработкой по распределению в течение пяти лет. Все это объясняют нам необходимостью «привлечения мотивированных молодых людей». Если помните, годом ранее педагогические вузы распахнули двери для медалистов, которые также могли стать будущими учителями без вступительных испытаний. Какими красивыми словами ни комментируй эти факты, но правда в том, что идти в учителя молодежь не стремится, в педвузах постоянно самые низкие проходные баллы, а на некоторых специальностях и вовсе хронический недобор.

О том, что профессия учителя сегодня непрестижна, спорить не приходится. Низкая зарплата, ненормированный рабочий день, рабочие субботы, множество лишних обязанностей, не имеющих отношения к педагогике, незащищенность — ни от глупых приказов «сверху», ни от хамства «снизу» — и еще множество минусов не перекрываются единственным серьезным плюсом — большим отпуском.

Скажем прямо, легкой профессия учителя не была никогда. Кроме знаний, она требует специфических моральных качеств. Я поступала в БГУ в начале восьмидесятых, и уже тогда, говоря, что сознательно выбрала педпоток, встречала недоуменные взгляды: с медалью и неплохими знаниями выбор был. «Школа — это не для меня», «У меня не железные нервы», «Я в школе не выдержал бы — прибил бы кого-нибудь» — вот примерный набор стандартных фраз, которые слышит от приятелей будущий учитель. И все же очень многие шли в профессию по призванию — или им так хотя бы казалось. Были, конечно, и те, кто оказался в группе только из-за невысоких проходных баллов. Но их точно было меньшинство. Учитель все же был человеком уважаемым, востребованным, обеспеченным чуть выше среднего. И желание работать было. Сколько часов после уроков ты занимался с одаренными детьми или, наоборот, с неуспевающими, не считали. Помню, как ходили с детьми в многодневные походы и ездили на турслеты, отправлялись в интересные города, ставили спектакли. Наверное, этого бы не было, если бы тогда существовали система принудительного посещения непонятно кому нужных мероприятий, бесконечное написание отчетов и прочая рутина, убивающая творческое начало.

Резко изменилась ситуация в нестабильные девяностые. Неуверенность, острое чувство социальной несправедливости и незащищенности, очевидное расслоение общества. Школу покинули тысячи инициативных, предприимчивых, не боящихся рискнуть людей. Они уходили в бизнес, любыми путями уезжали за границу, а порой просто шли торговать на базар. Кто же остался? Самые разные люди: те, кто боялся перемен, те, кого устраивает школьный график, и те, кто действительно любил детей и профессию. Многие из них трудятся до сих пор. И зачастую именно на них сегодня держится школа. Опыт, знания, приобретенное в «те» годы чувство ответственности. Но сегодня им нелегко: они уступают молодежи в знании современных технологий, порой не находят общего языка с подростками, существующими в мире гаджетов и виртуальных отношений. Они не могут мириться с тем, что при условии вечно меняющихся непродуманных программ не могут дать детям те знания, которые давали когда-то. Да и элементарной усталости, выгорания никто не отменял. Все это я очень остро чувствую по себе.

К началу двухтысячных нехватка учителей была очень острой. Постепенно проблема сгладилась. В школу должны были идти дети, рожденные в годы резкого демографического спада. Да и государство приняло шаги по «решению» проблем с нехваткой кадров, а заодно и по снижению расходов на образование. Одним только увеличением числа учебных часов на ставку с 18 до 20 почти на 12% сократили потребность в учителях, а оставшимся на столько же снизили доходы. Сократили учебные планы по всем предметам. (Ни на минуту не верила, что это из-за заботы о детях.) Укрупнили классы: из трех по 20 учащихся сделали два по 30 — и каждый третий учитель может быть свободным. И вот уже несколько лет в адрес педагогов снова зазвучало: «Мы никого не держим, не нравится — уходите».

По-прежнему не хватает математиков, физиков, учителей иностранного. А вот гуманитариев переизбыток. Моя бывшая ученица, с хорошими оценками закончившая геофак, не смогла найти работу учителя даже за пределами столицы и трудится в кинотеатре. Совсем не могут найти работу по специальности выпускники музыкально-педагогического факультета.

Так что проблем у педагогических вузов много: это и где набрать хороших студентов, и какие перспективы можно предложить выпускникам, и качество образования. Верю, что и сейчас есть умные, творческие молодые люди, которые искренне желают стать учителями, несмотря ни на что. И педагогические классы созданы именно для того, чтобы их становилось больше. В этих классах дети на факультативах знакомятся с основами педагогики и психологии, им рассказывают о светлой стороне учительства. По уровню они могут быть самыми разными: одни классы действуют в гимназиях, куда по результатам экзаменов отбирались сильные дети, другие — в обычных школах, где в педкласс дети пришли просто для того, чтобы отбыть здесь два года без всякой мотивации.

Но пусть даже прекрасный ученик выбрал пединститут — что его ждет, какое окружение? Преимущественно вчерашние троечники. Или даже двоечники. Ведь вуз должен выполнить план приема, не лишить работы преподавателей. Вот и берут на бюджетные места всех желающих. Помнится, несколько лет назад в Минске активно обсуждался почти анекдотический случай: после первой сессии были отчислены несколько студентов-«педагогов», которые признались, что и не собирались учиться, подрабатывали строителями, но очень благодарны университету, на полгода обеспечившему их регистрацией, общежитием в столице и стипендией. А уровень преподавания очень зависит от контингента. Вузовские преподаватели жалуются, что им на первых курсах приходится заниматься ликвидацией катастрофических пробелов в знании школьной программы у студентов. То есть самых слабых либо дотянут до средненького уровня, либо отчислят. А вчерашняя умница почти не будет развиваться: нет стимула, и так на голову выше окружения.

Каковы молодые учителя, которые приходят сегодня в школу? Разные. Встречаются умные, творческие, думающие. Конечно, мало опыта, но это дело наживное. Если пытаться сравнивать поколения, молодежь сейчас менее начитанна, у нынешних выпускников не сформирована потребность знать — ведь всегда можно «загуглить». Но при этом разные «порции» информации теряют логические связи между собой. Беда и в том, что большинство изначально не хочет работать с детьми. Одни приходят, чтобы отработать два года по распределению, и относятся к работе как временщики. Другие не находят иной работы и чувствуют себя неудачниками. Конечно, чудеса случаются и кто-то может уже в процессе преподавания понять, что именно это и есть его призвание. Но так происходит крайне редко. Ведь, как уже говорилось, работа педагога не ограничивается обучением и воспитанием (о том, насколько последнее осуществимо в школе, — особый разговор). Это еще и написание вороха бумаг, посещение непродуктивных курсов и совещаний, походы по разнарядке в музеи, на парады и спортивные мероприятия и многое-многое другое, чем уважающий себя человек не особо хочет заниматься.

Вряд ли возможность поступать без экзаменов сильно изменит общую картину. Возможно, выпускники педклассов ею и воспользуются. Но это будут те, кто боится экзаменов, конкуренции, риска, кто идет по пути наименьшего сопротивления. Впрочем, что подразумевает в данном случае слово «собеседование», никто толком пока не объяснил. Это может быть формальная беседа, как у нынешних журналистов и юристов, например. А может быть и некое подобие испытания по разным критериям, как в творческих вузах.

В любом случае наполнить школы знающими, думающими и любящими детей педагогами возможно только при полной перезагрузке отношения к профессии учителя со стороны тех, кто принимает законы, делит бюджет и определяет, кого же мы хотим растить в школах — исполнителей с минимальным базовым набором знаний или творческих личностей.

Читайте также:

• Художник Антон Шаппо: с метросексуалами что-то не так, и я, скорее всего, знаю что
• Главный редактор Onliner.by Николай Козлович: я и мой товарищ «Горизонт» — как нам не превратиться в хлам
• Читательница Onliner.by Яна Францкевич: «Отец чуть не умер в троллейбусе, полном пассажиров, — никто даже не подошел»

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by