«Я к наградам так отношусь… Не придаю значения. Самое главное, чтобы ты сам был чист. Чтобы ты сам был достоин себя», — говорит Николай Лашук, один из последних в Червенском районе живых ветеранов мировой войны. В свои 96 он много часов рассказывает о вызовах, с которыми пришлось столкнуться в жизни. Вызовов было немало. Onlíner провел полдня с участником событий, которые до сих пор влияют на историю.
Читать на OnlínerУтром 9 мая 96-летний Николай Лашук сидит близко-близко к экрану. В телевизоре — парад в Москве. Звук — на полную мощь.
Слух плохой — «это после контузии», да и «глаза уже подводят».
Окликов не слышит, нужно коснуться плеча. Обнаруживает наш приход, выключает телевизор.
— Ну что, парадный костюм, что ли, надо надеть?
Тяжелой поступью идет в спальню, достает рубашку, пиджак с наградами, галстук не берет.
— Ельцин же ввел систему без галстуков ходить, — объясняет. — А что? Галстук, галстук… Это уже сильно официально.
Уже при пиджаке, рассказывает:
— Сегодня ж придут друзья поздравлять — всю ночь не спал. Ну казалось бы, что такое? А уже нервы сдают. Вот, жизнь… — разводит руками.
На груди ветерана Лашука переливается прошлое. Друзья потом глянут наметанным глазом и спросят:
— Ты и медали почистил, Александрович?
На вопрос, какая награда самая дорогая, отвечает так:
— По-настоящему самая дорогая — это медаль «За победу над Германией». Но я ее потерял. Где? А кто его знает… Во-первых, это было давно. Во-вторых, мы тогда не считались с этим. Мы довольны были, что победили! Довольны! Никто не думал о наградах, никто не думал о подарках. Все думали: победили — теперь надо восстанавливать. Все. И восстанавливали. Я демобилизовался в 45-м или 46-м году из Москвы — я уже забыл… Приехал в Беларусь — а дома нету. Отец и четверо моих — сестра и три брата — в землянке жили. А землянка — погреб довоенный, с половину такой комнаты. Вот так и жили. И мы дома строили: стены ставили, крышу натягивали — и все.
Наше дело было отстроить, восстановить Беларусь. И мы это делали.
Вспоминает Патоличева (с 1950-го по 1956-й — первый секретарь ЦК Компартии БССР), собирается перечислить других руководителей, которые «восстановили такую Беларусь, что она стала лучше, чем была до войны», но раздается звонок.
Поздравляет племянник Юра. Ветеран кричит в трубку в ответ:
— А! Добрый день! Спасибо, Юра, дорогой! Этот праздник для вас не настолько, может быть, дорогой, как для меня, но, я думаю, дорог он для всех. Юра, слышишь, ты внуков своих свози на место, куда тебя самого дедушка приводил к нам на обед, на Замковую гору! Пусть и они знают!
Родился Николай Александрович в деревне Каменка Смолевичского района, где во многих хатах жили Лашуки, как он. Замковая гора — это там.
Объясняет, что на эту возвышенность сам с компанией друзей долго ездил отмечать 9 Мая, да и по другим поводам.
— Расстилали на Замковой горе покрывало метров на 200! И за него садились. Там обедали, варили уху.
Звонки с поздравлениями раздаются несколько раз за полдня. Каждый из них ветеран встречает с волнением.
В паспорте у Николая Лашука дата рождения — 24 июля 1925 года. Он не знает, точно ли родился в этот день.
— Это дата восстановленная. Мама говорила, что я родился, «як жыта жалі».
Родители — Александр Николаевич и Ольга Дмитриевна.
За полдня общения мысли о прошлом несколько раз приводят Александровича к истории его отца.
— Я помню отца лет с пяти, а в 37-м его арестовали. 10 лет без права переписки, а 5 лет мы о нем ничего не знали вообще… Он участвовал в революции, был на стороне советской власти… Но долго был в единоличном хозяйстве. Сначала ж колхозов не было. Он скот держал, все делал своими руками. Имел три гектара земли! Пятеро детей, надо ж как-то жить. Столярничал, валенки катал, делал своими руками. Рядом тоже жили Лашуки, отцов брат. Тот считался кулак! А что такое кулак? — Николай Лашук показывает кулак своей большой руки, раскрывает ладонь и загибает пальцы.
— Ну да, он жил зажиточно, но у этого кулака было пять или шесть душ семьи, которые работали. День и ночь зарабатывали.
Помню как сейчас: осень, убирают капусту, верхние листья себе шинкуют, а кочаны — на базар! Ну и, соответственно, началась коллективизация, его выслали в Сибирь.
Николай Александрович — коммунист. Владелец партбилета с высоты своих 96 лет делает выводы.
— Собственно говоря, теперешним разумом я считаю, что есть ошибка советского руководства… Ведь что такое кулак? Крестьянин женился, старались больше детей сделать, работали — и вырастал в крепкого крестьянина. А мы этого крепкого крестьянина уничтожили. Вот это наша ошибка.
Когда отца отправили в лагеря, хозяином в семье стал юный подросток Николай Лашук.
— Надо было жить. Но перед самой войной нас уже врагами не считали, хотя всегда говорили: это сын заключенного.
Ветеран рассказывает, что отцу «сняли пять лет» благодаря подписям уважаемых людей. Сразу после лагеря ушел на фронт. Выжил, вернулся домой с войны раньше сына, умер в 1973-м.
Дом Николая Лашука стоит рядом с центральной площадью, где с утра вовсю готовятся к концерту в честь 9 Мая. Это первый год, когда Николай Александрович туда не идет.
— Что-то я захандрил. Здоровье шалит.
У меня был приступ. Помню, что залез на койку, а дальше не помню ничего. И потом болела грудь, ребра.
Зато сегодня, чего много лет не было, Николай Лашук позвал друзей на застолье — в 14:00. Ждет этого момента Александрович с волнением, а все заботы на себя взяла соседка, которая режет на кухне салаты.
Ветерана не забывают: официальные лица из исполкома и других организаций поздравили заранее.
Утром 9 мая в квартиру к Лашуку заходит с цветами друг, бывший коллега и председатель местного совета ветеранов Николай Ладутько — он и сам пожилой. Желает товарищу дожить до 100 лет и отправляется на праздник.
На площади в Червене начинается памятный концерт, а ветеран Николай Лашук вспоминает, как начиналась война.
— Жили мы в Каменке, а школа находилась в деревне Емельяново. Мы, школьники старшего класса (седьмого. — Прим. Onlíner), по графику приходили в школу дежурить. Нас обязывали смотреть с вышки в сторону Минска. Смотреть, вдруг будет Минск гореть. В нашем возрасте мы не понимали почему. Думали, боятся просто пожара, мало ли.
22 июня, в воскресенье, школьники возвращались с учебы по большаку.
— В Каменке мы встретили немцев на мотоциклах. Это был первый десант, разведка. Смотрим: «Что такое?» Скоро вернулись крестьяне из Смолевич и говорят: война началась. А в понедельник, 23 июня, вереница людей из Минска шла к нам в Каменку…
Кругом — леса, там искали убежище.
Николай Лашук помнит советских солдат, сдавшихся в плен в первые дни. По свидетельству ветерана, в их деревне немцы солдат оставили в живых и разрешили уйти.
— Отбирали винтовку, доставали из нее затвор, выбрасывали в сторону и отпускали: иди домой!
Но куда солдатам деваться? И они шли «самабродам»: находили себе какой-то угол в Каменке.
Наших мужиков многих мобилизовали, и они ушли в сторону Москвы. Деревня осталась: подростки, женщины да девчата. Мне в 41-м было 16 лет. Жили я, мама, три брата и сестра. Нам дали надел, и мы занимались сельским хозяйством: сеяли картошку, зерно… — продолжает ветеран. — Так жили 1,5 года, боялись. Немцы ввели новый порядок, притом очень жесткий. Однажды новый председатель общины, Ясь, поехал на хорошем коне в Смолевичи. У него того коня отняли, но заплатили марки. Потом оказалось, что он эти марки в кассу деревни не сдал, присвоил. Приехали немцы: снимай штаны, и — 25 палок, отлупили. Ясь после этого с полгода еще пожил и помер.
Николай Лашук говорит: сдавшиеся в плен, но оставшиеся в живых солдаты подпольно стали организовывать сопротивление.
— Мы этих бывших солдат, оставленных у нас в деревне, называли приписники, потому что они были к нам приписаны. Они в лесу прятали затворы, винтовки. Собирали оружие для себя. А мы, дети, — для себя. Мне уже на 17 лет пошло, кое-что можно было соображать.
Теперешний ветеран вспоминает, когда случился перелом.
— В 43-м году нашу деревню окружили немцы. Дождались утра, собрали всех людей в свинарник, сарай обнесли соломой — и ждали своего руководства. И я в том сарае был, все были. Приехал их какой-то комиссар, долго что-то говорил, но факт в том, что отпустил людей. Но мы уже готовы были. Мы, пятеро ребят 25-го года рождения, прямо оттуда, не заходя домой, ушли в партизаны.
Сначала Николай Лашук относился к Борисовскому подпольному райкому партии.
— Я там был ездовой стрелок. Когда при подпольном райкоме организовался боевой отряд «Коммунар», я попросил, чтобы меня отпустили туда.
— Почему?
— Там дела делали, там воевали.
Не сразу, но со временем Николай Лашук в «Коммунар» попал, а потом и в легендарную бригаду «Дяди Коли».
Бывший партизан описывает лесной быт.
— Зимой в деревне где-то переночуешь. Но, по существу, — землянки, шалаши.
Вспоминает, как однажды уничтожили немецкий гарнизон, из которого забрали запасы продуктов.
— У нас-то довольствия как такового не было. А у них продукция была — конфисковали, отвезли в тыл. Но самое главное: где прятать? Особенно мучные изделия. Помог опыт стариков. Мешки с мукой бросали в воду: в озеро Палик, в речки Гайну, Дисну. Нет, не промокает: мука вот на столько за мешковину зацепится, — показывает пальцами отрезок в несколько сантиметров. — А внутри остается сухая. А так… Стреляли в лесу дичь, коптили.
Растет высокая трава в болоте — там такой белый корень. Вырываешь и ешь, сладковатый.
Сейчас Николаю Лашуку непросто отмерять шаги по комнате и по двору, а тогда вся жизнь была — в походе.
— День спишь, если не на задании, а ночью — в разведку пошел. С Палика по тропкам до Смолевич — где-то 60 километров. Мы их проходили примерно за ночь.
Окруженное болотами озеро Палик в Борисовском районе — известное партизанское место.
— Вы там бывали? Видели эти болота? Вот в том болоте я концы и отдавал, — говорит Лашук.
Отметка с той поры — на правой руке нет большого пальца. Тогда же партизана сильно ранило в плечо. Попали в окружение на острове среди трясины. За пару дней до этого контузило.
— Вы были так молоды. Кто вас учил воевать?
— Мы сами всему научились, — смеется. — Бери винтовку, стреляй. Если ты не убьешь немца — немец тебя убьет. Расчет один.
После ранений на озере Палик партизан Николай Лашук надолго попал в госпиталь.
— Потом уже был не строевой. Меня записали в вольнонаемные и отправили в Московскую область охранять артиллерийские склады.
— Как встретили День Победы?
— На День Победы пришлась большая пьянка, — смеется. — Радовались!
В ожидании друзей, которые должны прийти к 14:00, ветеран Николай Лашук показывает нам свое подворье.
Жена ветерана умерла 13 лет назад, детей у пары не случилось.
— Вера Васильевна у меня была очень хорошая. Сравнять с кем-то нельзя. Жена много меня на место ставила. Скажем, при своих больших должностях, при своей работе я не спился. По поведению могла что-то подсказать. Конечно, горе со мной она имела, но умная была, уравновешенная.
В хозяйстве у ветерана — небольшой огород, пара теплиц. Есть курочки и петух. По весне вскапывать огород «приходили местные комсомольцы». С живностью помогает управиться соседка.
На вопрос про увлечения Николай Лашук вспоминает, что в молодости ему нравилась охота.
— И вы понимаете, что со мной сейчас? Уже то ли сознание, то ли нервы сдают… Жалко любой организм уничтожать. Сейчас даже если вижу, что курицу надо уничтожить, — я не могу… Это ж живое существо.
А что значило на войне убить человека? Не дай бог, не дай бог…
Вернувшись домой после войны, партизан Лашук сначала работал всем кем можно. Его родительский дом, как мы писали выше, все-таки сожгли.
— Работал плотником, каменщиком, землекопом. Пришел на торфозавод на Усяж, прошусь землекопом. Мне говорят: «Зачем тебе землекопом? У тебя ж образование семь классов, а это не у каждого есть!» А потому что за земляные работы давалась карточка на 800 граммов хлеба ежедневно. 200 из них оставляешь себе, остальное — семье несешь.
Николай Лашук после войны параллельно с тяжелой работой окончил вечернюю школу, потом Институт механизации сельского хозяйства.
— И пошла губерния плясать, — смеется.
Немало был руководителем. Даже возглавлял колхоз «Звезда» в деревне Рудня Смолевичского района.
— Когда меня избрали председателем колхоза, я собрал 4—5 мужиков в возрасте — у кого красивый дом, двор ухоженный, то есть хозяев. Советовался. Вдруг пленум. Хрущев приходит к власти: «Запахать клевера!» А наш колхоз как раз на клевере жил: и на корма еще использовали, и на удобрение. И вот приезжаю с пленума, собираю мужиков, говорю: «Надо клевер запахать…» Ну, не запахал, — улыбается.
За «тяжелый характер» и «упрямство» Николая Лашука не раз снимали с работы. Это как будто его не расстраивает.
— Да, несколько раз снимали. Но не бросали. Подержат в стороне, подержат, а потом опять руководящую должность дадут.
В Червене Николай Лашук долгие годы был начальником ПМК-21. Эта организация строила многие здания и вообще создавала городскую инфраструктуру: «после войны ж тут не было ни канализации, ничего».
Среди книжек к боевым наградам и юбилейным медалям лежит документ к бронзовой медали ВДНХ СССР. Перебирая все это, Николай Лашук в который раз повторяет:
— Наградам я не придаю значения.
Самое главное, чтобы ты сам был чист. Чтобы ты сам был достоин себя.
Николай Александрович поглядывает на часы. Снова надевает парадное. Соседка все-таки уговаривает надеть галстук — так приличнее.
Поджидая друзей, ветеран привычно для своего поколения не раз сожалеет, что «развалили большую страну».
— Я родился при советской власти, воспитывался при советской власти… Ну а помирать — не получится, очень жаль, — говорит.
Смотрит на часы: 14:01.
— Не понял… И что они не идут? Должен быть Ладутько, который утром заходил. Отставной полковник Ведерко. Пенсионер Кириенко. Военком еще обещал, — перечисляет.
14:05. Тревожится.
Но гости начинают собираться.
Наконец довольный ветеран дрожащей рукой поднимает бокал:
— Дорогие товарищи! Наш светлый день, как мы могли, так и завоевывали. Мы завоевали спокойной жизни уже 77 лет. Пусть не повторится больше такого горя, такого несчастья. За наш белорусский советский народ!
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by