Стоит ли поднимать белорусскую глубинку или уже пора махнуть рукой на эту безнадежную затею? Мы слышим множество историй про опустевшие деревни, загибающиеся бизнесы и крошащиеся в пыль памятники культурного наследия. Белыми воронами в этом депрессивном ряду выглядят люди, сознательно уезжающие из столицы и (ну как у них это получается!) процветающие в деревне. Они с удивлением смотрят на транслируемую сельскую безнадегу и своими поступками постоянно доказывают, что существует какая-то параллельная Беларусь, в которой чудесным образом задуманное реализовывается, ценное приумножается, а правильное понятно всем окружающим.
Читать на OnlínerМы продолжаем серию интервью со спикерами конференции TEDxMinsk, которая пройдет 30 марта. На этот раз попробуем заглянуть за территорию МКАД и узнать, есть ли у глубинки шанс на что-то большее, чем прозябание. Он-то точно есть, мы знаем!
Матвей Сабуров — музыкант, режиссер, клипмейкер, работавший со многими белорусскими и зарубежными знаменитостями. Проекты Матвея — это «Саша и Сирожа», группа «Плато» с Вячеславом Бутусовым, клипы «Ляписа Трубецкого» и Лявона Вольского.
А еще Матвей — из поехавших. Из тех, кто в свое время взял и поехал из Минска подальше, поселился в итоге в деревне, расположенной в 150 километрах от столицы. Сейчас Матвей горит идеей создания культурного центра в одной из деревень Чашникского района Витебщины. Одна из граней этого проекта — успевший прогреметь фестиваль Sprava (о котором мы уже писали в позапрошлом году).
— Для начала все же расскажите, что такое Sprava, как родился фестиваль, какая у него концепция?
— Надо начинать чуть издалека. Я родился в Новолукомле, прожил четверть века в Минске, но десять лет назад купил дом в деревне Белая Церковь в Чашникском районе и перебрался в него на постоянной основе. Можно сказать, вернулся на малую родину.
Жил в деревне, но работал в Минске или был занят в европейских проектах, ездил на месяц то в Берлин, то в Варшаву… Хотелось найти работу рядом с домом, но перспектива работника Дома культуры меня не устраивала. Раззнакомился с местными ребятами, оказалось, что соседи у меня музыканты, журналисты, фотографы.
Что дальше? У меня есть друзья из Германии — группировка столяров, которые периодически приезжают ко мне отдыхать. Они захотели совместить приятное с полезным и предложили: давай мы тебе что-нибудь построим, как-нибудь кухню в саду, например… Посоветовались с женой и соседом и решили, что лучше будет, если они построят сцену на полуострове, неподалеку от нашего дома. А мы на этой сцене устроим концерт.
Так и родился фестиваль Sprava. Основная его идея уместилась в короткой фразе: «Фестиваль места. Присутствие через дело».
Фестиваль объединяет несколько направлений музыки: электронную, этническую, классическую, у нас поют хоры, происходят театральные постановки и перформансы, мы приглашаем самых разных ремесленников, они очень органично вписываются во все, что у нас здесь происходит.
Важно, что мы действуем не по принципу «есть сцена, и ее надо чем-то заполнить», а видим места и придумываем, что бы смотрелось в их контексте лучше всего. И это работает. Нас, говоря по правде, рост популярности даже немного пугает. Первый раз мы проводили его на 300 человек, второй раз желающих попасть на Sprava оказалось значительно больше, чем заявленное нами количество билетов. В этом году фестиваль будет трехдневным и приняли волевое решение открыть продажу билетов уже сейчас. Так мы избежим неприятной ситуации, когда нам придется отказывать людям, приехавшим к нам без билета в расчете купить его на месте.
— Предложи рядовому белорусскому организатору концертов создать идеальный провальный проект — он проведет его вдали от Минска, на острове рядом с глухой деревней. И без алкоголя. У вас все эти составляющие стали формулой успеха. Почему?
— Ну у нас не такая уж глушь, всего 150 км от столицы. По трассе М1 добираться из Минска часа полтора-два. Я концертирующий музыкант и бывал на сотне европейских фестивалей. Многие из них были очень странные, проводились в очень странных местах, но количество людей, которые туда приезжали, меня впечатляло. Например, Fusion festival проходит в 200 км от Берлина, на него собирается 50 тыс. человек, а все билеты разлетаются уже через 40 минут после старта продаж… Поэтому я четко понимал, что главное — идея. Привести на мероприятие людей (где бы оно ни проводилось) это вообще не проблема.
— То есть проблема «белорусы не хотят платить за хорошую музыку», которую сейчас озвучивают многие концертные агентства, вас удивительным образом не коснулась?
— Я только что разговаривал с другом о странном термине «воронка предложений», который сейчас часто можно услышать от всякого рода фейсбук-коучей. Говоря честно, звучит это как какая-то муть, есть нормальный человеческий термин «уникальное торговое предложение», и мне он кажется максимально отражающим суть.
Так вот, у нас есть это уникальное, черт подери, торговое предложение: офигенное место, очень точно подобранный музыкальный ряд и правильная атмосфера. Мы даем то, что никто другой в этой стране не может дать (надеюсь, пока). Все остальное делает сарафанное радио. Люди говорят: «Как будто не в Беларуси все это происходит», а мы их поправляем: как раз так в Беларуси и должно происходить! Это европейская история.
Уже второй фестиваль вышел на самоокупаемость, и для нас это большое достижение. Мы не планируем на нем зарабатывать. Скорее, Sprava — это точка сбора нашего глобального проекта устройства территории вокруг зерна в общее культурное пространство. На горизонте событий в 10 лет мы хотим перестроить здание закрытой школы в культурный центр, а неподалеку открыть отель-кафе и экологическую тропу.
— У вас получилась вполне рабочая модель создания достаточно крупного культурного события в глубинке. Как вы считаете, можно ли сделать «копипаст» и перенести его на какой-то иной регион страны?
— Уверен, что можно, только это должен быть не тупой, а идейный «копипаст». Мало того, когда мы разрабатывали концепт фестиваля, то хотели создать не какое-то всеобъемлющее пространство на сотни километров, а именно то, на что можно равняться и попробовать примерить на свою малую родину. Это идея события, продукта, который работает на небольшой территории и гармонично сам себя обеспечивает. Мы рассчитываем, что в будущем создадим подробную документацию, рассказывающую, как это повторить, и будем делиться этими идеями с людьми. Пусть создают свою Sprava в Бешенковичах и Плещеницах! Пусть моделируют «воронку продаж» (смеется. — Прим. Onliner).
— Как вам удалось победить знаменитую белорусскую бюрократическую машину, славящуюся аморфностью и подозрительностью ко всему новому?
— На самом деле не все так страшно. Да, когда мы делали первый фестиваль, местный отдел культуры и идеологии настороженно нас выслушивал и никаких конкретных действий не предпринимал. Я понимаю такую позицию: они не знали, кто мы, присматривались. Зато уже на второй год нас поддерживали, исполком снял с нас множество важных вопросов, в том числе с размещением биотуалетов, охраной и т. д.
Мне кажется, что местные власти поначалу были сами слегка удивлены, что в «попе мира» может собраться так много людей и все это прилично выглядит, нет грязных, страшных, «волосатых панков», которые обязательно должны бухать до беспамятства.
К третьему фестивалю нам уже звонят из исполкома и говорят: «Мы вас вписали в план мероприятий». Мы плодотворно с ними работаем! Я вижу, что они реально болеют за свое дело.
Важно понимать, что история с чиновниками в столице и история с чиновниками на периферии — большая разница. Здесь они у всех на виду. Если ты выглядишь ... [презервативом] в чьих-то глазах, об этом вскоре узнает каждый окрестный житель. Чиновники получают при этом вполне приличную по местным меркам зарплату, темпы работы у них совсем не минские. Зачем, спрашивается, им пудрить кому-то голову? Практически все вопросы можно решить на уровне простого человеческого общения. Эргономика интерфейса работы с госслужбами здесь намного лучше.
— Почему ты вообще уехал из Минска?
— Потому что, повторюсь, я родом из маленького Новолукомля. Все детство озеро было в пятистах метрах от дома. А в Минске я задолбался каждый раз на машине ездить на Птичь или Дубровское водохранилище, разгребать пластиковые бутылки, чтобы искупаться. Мне в принципе не хватало того, что я по умолчанию получал в детстве.
Профессиональная режиссерская деятельность — это по сути своей истерия, снимать стресс можно в спортзале или, например, бухая. Мне оказалось ближе колоть дрова, гулять по лесу, строить что-то из дерева своими руками.
— Думаю, у многих наших читателей возникнет такой вопрос: творческие метания и отдых после европейских туров в деревне — это, конечно, хорошо. Но как это впишется в реалии простого человека?
— Вот тебе пример. В соседней деревне я проезжаю мимо старой общественной бани. Вижу — у нее новая красивая крыша и современная котельная. Подхожу ближе, заглядываю внутрь: ... [краткий возглас удивления]! Там целый современный цех по производству сценических конструкций из цветных металлов. Ребятки в новенькой спецодежде на наливных полах следят за работой импортных станков. Хозяин живет где-то в Лос-Анджелесе, молодые работники отучились в столице и вернулись домой, потому что они получают здесь минскую зарплату… И все это — в антураже «типа увядающей деревни».
Почему в Европе ездить за 150 км на работу не зазорно, а у нас — неразрешимая проблема? Люди всю жизнь мечтают о льготной «двушке» в Каменной Горке, когда их ждет настоящее родовое поместье в ста километрах от города за эти же деньги.
Многие мои друзья в Германии живут не в Берлине, а в маленьких поселениях далеко от него. И они сами создают там инфраструктуру, а не ждут, когда это сделают для них. Кто-то открывает кафе, кто-то — спортивный зал, кто-то организовывает прокат техники… Мы мало чем отличаемся от Европы, у нас просто очень сложная траектория попадания в эту точку. Я уверен, что уже в обозримом будущем малый, средний и даже крупный бизнес будет скорее уезжать из Минска, чем стремиться в столицу. Как это происходило в Германии в начале двухтысячных.
— Сейчас остается главный вопрос при переезде: чем заняться?
— Чем заняться, уехав из Минска? Можно с ходу предположить, что в любом месте на периферии будет свободна ниша для развития торговли, развлечений, производства еды из местных продуктов. Надо только посмотреть на происходящее в регионе незашоренным взглядом. Картина уже сейчас может показаться вам слегка сюрреалистичной, но она совершенно правдива.
Вот классный французский шеф-повар Борис, живущий у меня по соседству. Он приготавливает полуфабрикаты из виноградных улиток. Мы с ним как-то сели и посчитали: любой местный житель, обладая целеустремленностью и минимальным набором знаний, может спокойно зарабатывать $200 в неделю.
Недавно заместитель по экономике райисполкома привез ко мне двадцать китайских инвесторов — молодого миллионера Дэвида и его подчиненных разных возрастов. Я поводил их по округе, показал, как живем, пригласил в сад, угостил чаем. Гости говорят: Матвей, у вас офигенная страна, можно столько всего хорошего делать… И вы уже столько сделали… Можно мы вам споем? Встают и хором затягивают песню.
На дворе — сентябрь, я сижу в саду своего деревенского дома, горит лампа, двадцать китайцев под предводительством миллионера поют мне хором про Мао. Я думаю: можно сказать, что жизнь удалась. Параллельно за соседним забором сидит мужик, допивая с трудом добытую за день бутылку, и клянет судьбу: «Чем заняться? Как мне выпутаться из этого болота?»
Я все это говорю к тому, чтобы вы поняли: вариативность развития событий невероятная, надо только на один шаг свернуть с проторенной дроги.
— Ты сознательно переселился в белорусскую глубинку, говоря официальным языком, «поднимаешь село». Не только создаешь, но и стараешься делиться с другими. Возникает резонный вопрос: ты патриот?
— Я скорее космополит. Меня не интересует национальность людей, меня интересует их включенность в место, где они живут. Я, например, не люблю Бали, мне ближе белорусский климат и белорусская природа. Но Беларусь не только для белорусов.
Я понимаю: мир сейчас настолько переплетен, что какая-то замкнутость, самокопание — это не более чем старомодная идея. Попытка делить нас по национальности мешает масштабно мыслить. Национальный язык, культура, искусство приобретают совсем иные оттенки, если их используют для решения совершенно практических, бытовых проблем. Мой друг начал разговаривать на белорусском и избавился от моря «мусорных» слов, его язык образов стал острым и точным, как лезвие ножа. Вот правильное, осмысленное применение.
Мы в своем фестивально-культурном движении обращаемся к истории и культуре. Но вспоминаем, не кто кого и где победил, а рассказываем, например, историю про последнего из панов Милошей, который в конце XIX века разбился на воздушном шаре. Он был женат на дочери директора парижской Grand Opéra. Его ребенок стал послом Литовской Республики в Лиге Наций… И это рождает совсем иное восприятие прошлого. Некоторые люди ведь до сих пор уверены, что единственное, что могло случиться с помещиком в белорусской глубинке, — его могла загрызть свинья.
Я вчера ехал домой на машине. За окном — подтаявший серый снег на полях, голые деревья. Кто-то скажет, что это унылая картина. А для меня эта графика безликих деревьев и кустов — спокойное изображение. Бери и используй как фотообои в дурдоме.
Еще раз: белорусскими пейзажами можно успокаивать людей. И этот национальный дзен реально присутствует. В природе, архитектуре, искусстве, людях. Он присутствует и во мне. Поэтому я счастлив, что могу заварить кофе, закурить сигарету, сесть и часок посмотреть в сад. Зачем мне, спрашивается, Минск?
— Слушая тебя, мне кажется, что история с тем, что белорусская глубинка воспрянет из небытия, свершится как-то сама собой…
— Я смотрю на то, как до нас доходят европейские тренды, и вижу, что лаг составляет от 10 до 20 лет, в зависимости от сложности преобразований.
Возрождение из небытия — процесс, безусловно, очень сложный, но он уже идет полным ходом, просто это не все замечают. Множество состоятельных, инициативных, толковых людей в столице и областных центрах прямо сейчас покупают и приводят в порядок недвижимость в глубинке. По моим наблюдениям, они чаще всего переезжают туда в течение пяти — пятнадцати лет. Переехав, привозят свою инициативу и интеллектуальные ресурсы, желание что-то менять. Я думаю, «децентрализация» полностью случится уже лет через десять. И действительно, произойдет это само собой, главное не мешать.
Читайте также:
Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook и присылайте свои истории и размышления.
Самые яркие из них могут стать темой для следующей колонки!
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by
