Почему возвращают усыновленных детей? Эта ситуация выглядит ужасающе: ребенка-сироту приняли в семью, подарили заботу, любовь, рисовали красивую картинку обществу, и вдруг возврат… Родители-монстры, которые не рассчитали свои силы, плохие, безответственные люди. «Чем с такими, может, лучше уже в детском доме». Хочется порассуждать с точки зрения родителя-усыновителя, почему такая ситуация возможна, такие ли уж монстры родители, что дальше происходит с ребенком и причем тут общество в целом.
Читать на OnlínerКогда мы решили усыновить ребенка, у нас, как у большинства родителей-усыновителей, была перед глазами красивая картинка, как мы придем за малышом не старше трех лет в детский дом, он побежит к нам навстречу, мы тут же его полюбим и своей любовью сразу исцелим. Это про стереотипы. Пишутся книги, снимаются фильмы, в которых дети и родители находят друг друга и становятся бесконечно счастливыми. А еще лучше, если ребенок по факту оказывается потерянным кровным ребенком в младенчестве.
И практически никто не пишет о том, что не смогли полюбить, не приняли, захотели вернуть. О том, как ребенок после 2 лет жизни в семье хочет «без видимых проблем» перейти жить в другую семью, где «больше игрушек, чаще „МакДональдс“ и т. д.». А это и есть реальность.
Конечно, кандидаты в усыновители проходят подготовку (2-месячные курсы), получают заключение от психолога о том, что они готовы к усыновлению. Действительно, в процессе обучения на многие вещи открываются глаза, но реальность бывает намного сложнее теории.
А если ребенок пришел в семью, а ты не можешь его полюбить? Любить всех детей на свете легко. Любить пока чужого странного конкретного ребенка, который не соответствует твоим ожиданиям, очень сложно. А если раздражает его мимика, жесты, запах, любые действия? И чем дальше, тем невыносимее становится. «Я хотела усыновить ребенка, чтобы его любить, заботиться о нем, водить его в цирк, а на деле он только кричит и позорит меня. Это со мной что-то не так, это я монстр». На самом же деле это нормальный процесс адаптации. Он может быть легче, может быть гораздо сложнее.
Я, например, просто не понимала, что моя ситуация не уникальна. Была уверена, что это со мной все не так. Через 3 месяца после приема ребенка в семью я пришла в детский сад, ко мне подбежали дети из группы моего мальчика и начали наперебой говорить, что он сегодня сделал каждому из них (по настоянию воспитателя, которая хотела как лучше — рассказать мне правду о нем). Я услышала, что не было ни одного ребенка, которого бы он не ударил. Я видела, как на меня смотрели родители других детей и как мне в глаза называли нашу ситуацию «щепетильной». Я была в отчаянии.
Мне было практически некуда пойти. Очень здорово, что у меня очень понимающие родители и они меня поддержали. Главный посыл окружения — «зачем усыновляли, если не справляетесь?», ну и, конечно, самое главное — про гены, которые «пальцем не раздавишь».
Окружение не только не понимает и не принимает, а еще и нагнетает. Ребенок продолжает с каждым днем вести себя все хуже и хуже. Внутри родителя растет чувство вины, что не справляешься, и съедает последние силы. И тогда пусть лучше ребенок вернется в детский дом. «Там ему будет лучше, чем с такими родителями. Сам он испорченный, нас обманули, обещали ангелочка, пусть сами его и усыновляют».
Происходит возврат. Насколько я владею информацией, до 10 возвратов на более чем 500 усыновлений в год. С точки зрения статистики кажется, что это совсем немного — меньше 2 процентов. Раз ребенок так плохо себя вел (а тут вариантов может быть масса — вранье, воровство, насилие в отношении кровных детей в семье и т. д.), значит, в семье было плохо, в детском доме будет лучше. Семья сбросила «балласт» и зажила спокойной жизнью. Педагоги в детском саду стали счастливы, направляя усилия на «нормальных детей, которым это действительно нужно».
На деле все совсем иначе. Давайте попробуем разобраться, на каком этапе все пошло не так.
Дети, как правило, склонны винить себя в тех вещах, которые от них не зависят — в ссорах родителей, разводах и даже в том, что от ребенка отказались или его изъяли из семьи. «Если бы я не просил покушать возле магазина, меня бы не заметили органы опеки, не забрали. А раз я плохой, то даже если меня усыновили, новые родители все равно узнают, какой я, и вернут меня». Так пусть это произойдет быстрее. Зачем привыкать, если все равно исход один. Есть еще один сценарий. «Новые родители строят из себя добреньких, а ведь все равно все люди предатели, родная мама же меня предала и не забрала из детского дома. Я быстро выведу вас на чистую воду». Ребенок проверяет, «прощупывает», давит на самые больные точки.
Еще одна ситуация: ребенок пережил насилие (моральное или физическое). Для него это была ситуация нормы. В новой семье, в детском саду, в школе — в любой новой обстановке он будет проверять взрослых: я сделаю максимально плохо, и ты все равно меня ударишь, «бить — это нормально, из этого складывалась моя жизнь, и ты такой же, я лучше сразу узнаю, какой ты».
Конечно, ребенок так не думает. Это все работает на подсознании. Ребенок может сам не понимать, почему он совершает те или иные поступки. «Я не знаю, оно само, так получилось».
Педагоги (а как правило, речь идет именно о них, так как чаще всего на этом уровне происходит взаимодействие с обществом), к большому сожалению, очень редко понимают эту особенность наших детей. Для этого нужно читать специальную литературу. Я не говорю обо всех, исключения, безусловно, есть.
И тогда семья, где ребенок с таким поведением, такими сложностями, своей личной адаптацией, сталкивается с негативом со стороны общества. Люди, которые «не в теме», окружающие не готовы принимать наши проблемы и наши слабости.
Когда мы усыновляли детей, нам сказали, что за помощью в сложной ситуации можно обратиться к психологам социально-педагогического центра нашего района. И уточнили, что они же, кстати, и будут проверять нас первые 3 года — бытовые условия и психологическую обстановку в семье. Ситуация абсурдная: как я могу прийти и сказать, что я не справляюсь, если меня завтра же за этот крик души определят в СОП.
Ситуация с возвратом страшна на самом деле не только для ребенка. Я не пытаюсь оправдывать такие семьи, но нужно понимать, насколько ужасная трагедия — вернуть ребенка, который должен был стать близким человеком. Как потом с этим жить, как смотреть в глаза другим своим детям, как перенести осуждение общества. Ну и, конечно, это катастрофа для ребенка. «Да, меня вернули, я плохой, все люди — предатели, и эти не выдержали, хоть и обещали». Помимо страшной психологической травмы, ребенок получает клеймо «возвращенного». Крайне малы шансы, что его могут усыновить повторно.
К счастью, эти тяжелые процессы не сильно затронули нашу семью. Мы успешно справились. Конечно, сложностей мы не избежали, но мы с ними разбираемся и считаем, что достигли определенных успехов. И так происходит в большинстве семей.
Мы с такими же, как я, усыновителями организовали Центр поддержки усыновителей «Родные люди». Помимо просветительской, образовательной функции, моя лично цель в этом проекте — дать возможность людям общаться между собой, не оставаться один на один со своими трудностями, предоставить возможность нашим детям дружить и открыто в нашем сообществе обсуждать их особенные проблемы.
Мне хочется однажды проснуться в мире, где мы будем обычной семьей без ярлыков «многодетные», «усыновленные», «ради льгот» и т. д. И именно поэтому я буду пытаться донести до окружения, что мои дети прекрасны, что мы нормальная семья, что мы любим детей, а они любят нас. Я хочу перестать бояться, что в школе узнают нашу «щепетильную» ситуацию, что родители будут косо смотреть, а дети дразнить. И в этом не виновато ни «государство», ни «злые тетеньки из органов опеки». Просто людям нужно объяснить, донести, рассказать, и тогда, возможно, мои дети, если когда-нибудь решатся на этот шаг, будут делать это в совсем другом обществе.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. sk@onliner.by