Белорус Василий Шарапов прожил 100 лет. Он родился еще при царе, во времена конки и паровозов, а умер спустя несколько культурных эпох — в 2017-м, когда в Китае уже зарождался TikTok. Участвовал в Великой Отечественной, потерял ногу, а потом восстанавливал освобожденный Минск. Его знают как многолетнего «мэра» белорусской столицы и министра автодорог БССР. Но этот текст не про должности, войну или город, а в основном про любовь. Для проекта Onlíner «Письма с войны» внук Василия Ивановича впервые показал фронтовую переписку Шарапова с будущей женой.
Читать на Onlíner— Эти письма попали к нам недавно: когда умер мой отец, перешли мне по наследству, — говорит Владислав, внук Василия Шарапова. — Мы сами лишь недавно закончили их читать.
Это целая подшивка с военной перепиской Василия и его будущей жены Анны. Листки — кое-где надорванные, со сгибами, заломами. На лице людей, проживших такую долгую жизнь, тоже остаются следы.
Родом из деревни Красновка, теперь это Крупский район Минской области. Начало его самостоятельной жизни было связано с железными дорогами. Был помощником машиниста, потом машинистом, в оршанском депо работал с будущим знаменитым партизаном Константином Заслоновым. В армию Шарапов ушел еще в 1937-м, добровольцем — служил в ж/д войсках.
В годы Великой Отечественной сначала был командиром бронепоезда, потом замкомандира дивизиона тяжелых ракетных установок. В результате ранения лишился правой ноги.
После демобилизации оказался в Минске, с которым и связал свою жизнь до конца дней. Четырнадцать лет (1954—1968) возглавлял белорусскую столицу, был председателем Минского горисполкома.
В разные годы был на первых ролях и в партийной работе города: например, был первым секретарем Минского горкома КПБ (1968—1972). Когда в 1972-м случилось громкое ЧП — взорвался футлярный цех на радиозаводе — подал заявление об уходе.
Министр строительства и эксплуатации автомобильных дорог БССР (1972—1989). Четыре года назад именем В. И. Шарапова назвали мост через Припять в Мозыре.
Похоронен на Восточном кладбище Минска.
«С этой девушкой я познакомился в один из тех редких вечеров, когда на фронте бывает затишье. Играла гармошка. Несколько пар кружились в вальсе. Девушек было мало. И когда она — маленькая, стройная, хрупкая, за что я прозвал ее Кнопкой, — подошла ко мне, видел, какой завистью светились глаза рядом стоящих бойцов», — так описал то важное знакомство Шарапов в книге мемуаров «Листая жизни страницы», которая вышла в 2016 году.
Пути Василия из Беларуси и Анны из Подмосковья пересеклись 7 ноября 1943-го, в разгар войны.
«После того вечера наши фронтовые дороги разошлись. А однажды, по воле судьбы и удачи, снова случайно встретились. И мы оба поняли, что хотели бы быть вместе всегда. Переписывались. Письма Анны, к сожалению, затерялись во время скитаний по госпиталям. А она сохранила мои послания все до единого. И теперь, спустя целую вечность, сидя в одиночестве грустными вечерами, понимая, что ее уже никогда не будет рядом, я достаю пожелтевшие от времени листки, и милый образ Кнопки встает передо мной, словно живой».
Несмотря на сказанное выше, сохранилось и немало писем Анны. Переписка Василия с невестой — общение влюбленных. Тут есть все: много нежности, ласковых слов, понятных только им прозвищ, воспоминания о поцелуях, а еще тоска друг о друге, ревность, обиды по пустякам, шуточные и не очень упреки.
Сам Василий Шарапов, уже в глубокой старости, написал: «Не верьте тому, кто говорит, что на войне не до любви. Близость смерти, которая ходит за солдатом буквально по пятам, наоборот, обостряет чувства, бывают такие минуты, когда кажется, за один поцелуй любимой готов отдать даже жизнь».
А тут на войне были оба. По переписке видно: редко, но иногда молодым людям удавалось увидеться в разных городах.
— Когда началась война, бабушка жила в Подмосковье. Там был патронный завод, где она работала до 1942-го, — рассказывает Владислав. — Понятно, что было тяжело: работали там в основном женщины, потому что многие мужчины ушли на фронт, да и производство сильно увеличилось. Позже Анна была бухгалтером, а в какой-то момент перешла работать в госпиталь медсестрой. Бабушка дошла до Кенигсберга.
Жена Владислава Ольга, будучи под впечатлением от этих посланий из 1940-х, даже вложила закладки между самыми яркими.
Вот несколько цитат из письма от 9 января 1944 года:
«Здравствуй, моя милая Кнопка!!! Только что приехал, вернее, привезли с огневых, и тут же получил твое письмо, о котором ты уже рассказывала. Большое спасибо, дорогая, что не забываешь своего „маленького“ мальчика. Как-то на душе легче стало, когда увидел знакомый почерк и знакомый стиль письма с маленькими заковырками. Ведь ты у меня такая — хотя чем-либо, но все равно заденешь. Верно же?
Вот я сейчас сижу и думаю: немецкая бомба ничего не сделала, а твои слова кое-какие крепко за живое задевают.
Ну да ладно, стоит ли об этом говорить. Ведь ты и так, по-моему, обиделась на меня в последний раз, хотя эта ошибка будет полностью исправлена в следующий раз. Знаешь, что я сделаю? Как войду к вам в палатку, так скомандую всем встать и при всех поцелую. Как это получится?»
Писали много и часто, случалось, что и несколько раз в сутки. За небольшие перерывы в переписке корили друг друга.
Василий иногда цитировал популярные тогда песни, дошедшие и до наших дней. Одно дело — слышать их фоном на военные даты, другое — читать строчки оттуда вот так, в письмах. Вероятно, Василий и сам писал стихи, они тоже встречаются.
Двадцать четвертого июня 1944 года Василия Шарапова сильно ранило, это было самое начало операции по освобождению Беларуси «Багратион». Мужчина остался без ноги, чудом попал в госпиталь — и наблюдал там грустные истории, как покалеченных бросают жены. Но и примеры самоотверженности и поддержки тоже видел. В мемуарах он рассказывал, как не находил сил рассказать Анне о своем состоянии.
«После ранения я долго не решался написать Анне. Понимая, что в моей судьбе произошел трагический поворот, не находил нужных слов. < …> Решил, что не имею морального права привязывать ее к себе, инвалиду. Написал обо всем, как есть. Что тяжело ранен. Что со мной нелегко будет в мирной жизни. И потому я освобождаю ее от клятвы в верности. Написал. А сам втайне надеялся: если любит — не бросит! И ждал, ждал ответа! < …>
Когда получил долгожданную весточку, долго не мог разорвать трясущимися руками конверт. В ответ на мое послание Анна написала мне гневное письмо. Я даже не ожидал, что моя Кнопка способна на такую резкую отповедь. „Как мог ты подумать, что я променяю любовь на мещанское счастье?!“ — примерно таким был смысл ее ответа.
А еще через день пришло письмо от начальника эвакоприемника, в котором Анна работала бухгалтером. Рассказал о том, как обидело ее мое предложение расстаться. И в конце остроумно добавил: „Капитан, подозреваю, что у тебя вырезали далеко не все, что делает женщину счастливой, и потому не дури!“»
Сохранилось ответное письмо Василия Шарапова этому коллеге невесты, остряку Василию Васильевичу. Там белорус рассказывает товарищу, в каких обстоятельствах был ранен и как переживает, что потеряет любимую. Несмотря на свое незавидное состояние, умудряется шутить.
«Только что получил твое письмо и от радости просто прыгаю, хотя в наличии и осталась только одна нога.
Как видишь, судьба злую шутку сыграла надо мной. Ранило меня 24.06 в 19:30, был я тогда на < неразборчиво>, корректировал огонь дивизиона. Было там нас трое, но в живых остался один. Первую помощь оказывал сам себе, потом полз метров 800 к дороге, около дороги лишь подобрали танкисты. < …> А дальше пошло сплошное путешествие из одного госпиталя в другой, и наконец вот добрался до Куйбышева. Здесь, наверное, и пролежу, пока не получу протез. Завод здесь по выработке ног есть.
Василий Васильевич, прошу тебя, передай Ане, что я ее люблю как и любил. Обманывать ее никогда даже и не думал. И если она мною одноногим не побрезгует, я никогда Анку не оставлю. Вот, пожалуй, и все».
Нелегко было и невесте. Ей, бухгалтеру, в горячее время приходилось работать медсестрой. В конце октября 1944 года девушка писала дорогому человеку в госпиталь уже из Германии.
«26.10.44. Дорогой мой, здравствуй! < …> Получила твое письмо с фото, большое спасибо, моим радостям нет границ, я давно мечтала просить тебя об этом, но ты сам догадался. Василь, куда делись твои круглые щечки, ведь один нос большой остался! Может быть, фотограф немного испортил, но нет, переживания все-таки берут свое. И кладут отпечаток. < …>
Неужели еще долго я не увижу тебя, неужели так долго продлится эта проклятая война?
Ведь ты не представляешь, родной, что у нас здесь творится. Сколько ночей не приходится уже спать. Мы с Верой уже за сестер начали работать, все свои матрацы, телогрейки, шинели приносим в штаб, укладываем наших воинов и дежурим все дни и ночи напролет. У нас ужасный вид, ведь мы не привыкли видеть кровь, ампутированные руки и ноги, но, пойми, женские руки нужны, а их не хватает в такое горячее время — так приходится прилагать все уменье, все старанье с тем, чтобы легче раненому. Ибо мы знаем, к чему это все ведет, ведь переступили границу Германии — значит, нужно рассчитывать, что скоро настанут счастливые денечки, когда скажут: конец войны».
Иногда эмоции зашкаливали. В том же октябре, да и на той же неделе Анна поздравляет Василия с годовщиной их знакомства (ищите и это письмо в галерее фотографий ниже). И тут же находит повод для переживаний: вдруг предал, ведь гадалка-то не зря нагадала!
Одноногий ветеран не только сбережет любимую, но и долгие годы будет работать на серьезных постах, ездить в командировки по всей Беларуси и не только, да и вообще вести очень активную жизнь.
— Дед плавал хорошо. Несмотря на протез, на лыжах бегал, обожал рыбалку, очень часто брал меня с собой, — вспоминает внук Владислав. — В Беларуси больше всего любил ездить на Браславские озера. А еще в Тюмени рыбачил, там белорусские дорожники много всего построили.
— До 83 или 85 лет он ездил за рулем, — отмечает Ольга.
Из своих 100 Василий Шарапов лишь последние лет пять передвигался на инвалидном кресле.
— Потому что значительную часть жизни провел на одной ноге — сустав буквально стерся, — рассказывает Владислав.
— На поминках кто-то из его знакомых рассказывал: после войны в городе ездили в основном на лошадях, так Шарапов спрыгивал с повозки и бежал быстрее здоровых! Никто не мог сказать, что он без ноги, — добавляет Ольга.
Когда раненый пошел на поправку, его демобилизовали. Василий Шарапов подробно описывал в мемуарах, каким разрушенным увидел Минск, приехав сюда после освобождения Беларуси. Эти цитаты уже не раз публиковались, но повторим их здесь:
«В девятом часу, когда стало светать, я вышел на хорошо знакомую мне с довоенных времен Привокзальную площадь. Увиденное потрясло меня. В дымке морозного утра перед глазами предстал мертвый, покрытый белым снежным саваном город. Вокруг не было ни одного уцелевшего здания, только Дом правительства одиноко возвышался на фоне сгоревших и разрушенных строений. С боями мне пришлось пройти много больших и малых городов, поселков и деревень, но то, что увидел здесь, казалось нереальным».
«Центральная часть города выглядела ничуть не лучше Привокзальной площади. Насколько видно окрест — ни одного уцелевшего здания».
«Проходя по улицам Комсомольской и Маркса, видел, что в подвальных окошках разрушенных зданий светились огоньки керосиновых ламп, а из труб „буржуек“ струился дым. Так жили в холодную зиму сорок пятого большинство минчан».
В письме от 30 января 1945 года Василий грустно писал невесте: в освобожденном Минске очутился среди чужих людей, «из которых очень немногие побывали на фронте».
«Сокровенного товарища, с которым можно было бы поговорить по-дружески, посоветоваться, а иногда и спросить совета — нет, а это слишком плохо».
«Хотя бы ты была поближе, а то все дальше и дальше уходишь на запад. Разве я смогу догнать тебя?»
«Вчера получил ордер на квартиру (я еще продолжаю жить в гостинице). Пошел смотреть, а там уже живет какая-то тетенька с семейством. Оказывается, ей на 10 часов раньше меня разрешили занимать эту комнату. Пришлось взяться как следует за пред. райсовета. Пообещал завтра новую квартиру. Посмотрим, что с этого получится.
С питанием дело обстоит неплохо. Получаю рабочую карточку, плюс к этому литер „Б“, а это значит, что можно жить вдвоем на то, что я получаю один. Вот с тряпками дело обстоит гораздо хуже. Местная промышленность не работает, а поэтому ничего нет, ну да ничего, как-нибудь перебьюсь. Вот получу квартиру, и милости просим. Поняла? Вот, пожалуй, и все. Пиши, как живешь ты, как воюешь?»
…И вот, наконец, победа.
Ожидание встречи заняло не несколько дней, а затянулось до осени. Вот одно из самых трогательных писем Анны, присланных в это время. И снова отсылка к известным произведениям — на этот раз кино.
«21.06.45 г. Василь, здравствуй! Как приятно получать письма каждый день. Просто прыгаешь от радости. И напрасно тебе кажется, что письма с твоим адресатом мне приелись. Ты все что-нибудь выдумаешь. Я готова их перечитывать день и ночь, и никогда они мне не надоедят, только пиши чаще. В этом ты убедишься при встрече.
Вчера я опять в ДКА смотрела кинокартину «В шесть часов вечера после войны». Понимаешь, родной, как они быстро встретились… Тут уж прошло 1 месяц и 12 дней, и каждый день 6 часов вечера бывает, а встреча никак еще не состоялась. Да еще такое большое расстояние разделяет. Вот уже семь раз смотрела эту картину и еще пойду пятнадцать — только вместе с тобой, чтобы ощутить лучше, сидя вдвоем, ибо мы являемся героями этой картины. Верно?»
Она приехала в Минск в октябре 1945-го. Василий Шарапов спустя годы напишет об этом в мемуарах.
«Собрался было выйти в город, как раздался стук в дверь. Открыл, даже не подозревая, что меня ждет за ней. На пороге стояла в шинели, шапочке со звездой, в сапогах, с вещмешком за плечами… Анна! < …> Более счастливого мгновения не было во всей моей последующей жизни…
— Ты не раздумал еще жениться на мне, ревнивец! — улыбаясь, спросила Анна, не преминув уколоть за сомнения в истинности ее чувств, которые, признаюсь, сквозили во многих моих письмах. Вместо ответа я крепко прижал ее к себе».
«Весна в мою жизнь пришла ненастным октябрьским вечером…»
Дальше их любовь продолжилась не по переписке. Уже через несколько дней Анна Титова стала Шараповой.
У супругов первой родилась дочь, но она умерла, не прожив и года. В 1948-м появился на свет сын Владимир, в 1954-м — сын Михаил.
— В Минске бабушка не работала, занималась хозяйством, детьми. Она всю жизнь посвятила деду, — рассказывает Владислав Шарапов. — Опекала его, собирала в командировки, до последних дней называла мужа Василек. У него был надежный тыл. Бабушка умерла в начале 2000-х. Дед страшно переживал, все говорил «моя Аннушка, моя Аннушка». Плакал, долго не мог успокоиться.
К сыновьям, говорят близкие, Василий Шарапов был требователен и строг. А внуков баловал и обожал.
— Когда был министром автодорог, брал меня с собой в командировки по Беларуси. Девятого Мая, кстати, водил на парад. У него ж был пропуск, как у члена правительства. Парад в Минске в мои детские годы проходил на Октябрьской площади. Помню, поставит меня на парапет с боку от трибуны, и я смотрю.
Пока мы общаемся с потомками Василия Ивановича, его правнучка Юлия с любопытством посматривает на артефакты, разложенные на столе. Она успела застать прадеда.
— Юля родилась в 2016 году, а он умер в 2017-м — еще у прадеда на руках посидела, — рассказывает Ольга. — Помню, принесли ему маленькую Юлю, а он меня наставляет: «Только следи, чтобы у нее были ровненькие ножки!» Я потом говорю: ничего себе, человеку 100 лет, а о чем переживает!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ga@onliner.by