Когда речь заходит о любом виде рака, особенно желудка или кишечника, самый простой способ — перевести стрелки на неправильное питание, посоветовать голод, или сыроедение, или пророщенную пшеницу по утрам, или девятикилометровые марафоны… Трудно принять горькую правду: в большинстве случаев рак — это беспричинная, необъяснимая «поломка». Мы не можем проконтролировать свою генетику или состояние окружающей среды. Зато можем вовремя пройти скрининг. О том, как принять рак с высоко поднятой головой и почему так важна колоноскопия, мы говорим с пациенткой Аллой Метленко и врачом эндоскопической диагностики Натальей Нагорской. Совместный цикл с «Лодэ», посвященный онкологии, продолжается.
Читать на OnlínerАлла Метленко говорит о раке буднично, словно о простуде. Если бы мы вдруг решили устроить соревнование по бодрости или, как говорят психологи, витальности, Алла точно не осталась бы без медали. Это интервью, кстати говоря, она дает прямо из больничной палаты во время химиотерапии, успевая перебрасываться шуточками с медсестрами.
— Я просто сейчас лежу под капельницей и думаю: чего время терять? Поговорю-ка заодно с журналистами (смеется. — Прим. Onliner).
— Как вы узнали о том, что у вас рак кишечника? Были какие-то симптомы?
— Я давно знала, что с кишечником что-то не так. Конечно, нужно было заняться здоровьем раньше. На протяжении не то что недель, а целых полгода у меня были проблемы со стулом. Но болей не было. В том-то и дело, что рак начинается безболезненно. Потом появились резкие боли с правой стороны, похожие на аппендицит. Но покололо и перестало. Я никуда не пошла, все тянула. Но когда увидела кровь в стуле, побежала к врачам.
Что важно знать про меня? Мне 50 лет, последние семь из них я работаю социальным работником. Живу в Бресте. У меня второй брак, старшей дочери 26 лет, младшей — 8. Так что у меня не то что позитивчик дома, а самый настоящий двигатель жизни. Поэтому мне надо выкарабкиваться! Жить дальше. Не впадаю я ни в какие пессимизмы.
Так вот, когда я дошла до врача, меня отправили на ректосигмоскопию — эндоскопическое исследование прямой кишки. Обнаружили новообразование. Тут же врач сказал: «Не затягивайте, идите к онкологу». Я и пошла. Это было в мае. Меня сразу положили в онкологический диспансер, посмотрели эндоскопические анализы и отправили на лучевую терапию — 25 сеансов. Но динамика была отрицательная. Процесс пошел не так, как предполагали врачи. Очаги распространились на матку и печень. В сентябре меня оперировали: удалили матку, опухоль в прямой кишке и два очага в печени. После операции отправили на химиотерапию: двое суток беспрерывно «капают», ночью и днем, потом я отдыхаю 12 дней, а потом снова капельница. И так шесть раз. Прямо сейчас я прохожу четвертый курс химиотерапии.
— И как вы переносите «химию»?
— Знаете, нормально. Особенно по сравнению с другими пациентами. Хотя химический состав капельниц у всех разный, тут сложно судить… Да, тошнота есть, слабость. Стул меняется. Ноющие боли там, где оперировали. Но это все терпимо. Нормально. Естественно, стараюсь есть, потому что обязательно нужны питательные вещества, а во время «химии» аппетит пропадает.
— Питание после операции пришлось изменить?
— Да, конечно. Врач сказал, что можно есть все, но я придерживаюсь диеты. Жареное и так далее я вычеркнула. Только сейчас начала потихоньку есть что-то более тяжелое — блинчик, например. А так я подобного не допускала: только рыба, все вареное или запеченное. Старалась не нагружать кишечник. После «химии» нужно восстанавливать силы. Всего десять дней — и меня снова будут «капать». Так что покупаю фрукты и стараюсь питаться.
— Специалисты по онкодиетологии говорят, что во время лечения пациентам психологически сложно есть: необходимость питаться превращается в своеобразную пытку. Вас это затронуло?
— Да, это было в течение месяца после операции. Тяжело. Даже съесть кусочек рыбы… Вроде и знаешь, что надо, заставляешь себя через силу… Но потом это прошло. Я заметила, что после «химии» мне совсем не хочется есть три дня, а затем аппетит возвращается. Иду и ем.
— Вас дома ждет маленький ребенок, которому нужно внимание. Как справляетесь с этой нагрузкой?
— Томочке уже 8 лет, учится во втором классе. Она, наоборот, приходит и говорит: «Мама, чем тебе помочь?» Старшая дочка приезжает, помогает по дому. А когда пару дней после «химии» проходят, я уже и сама справляюсь — еду готовлю, уборкой занимаюсь.
Тома — девочка самостоятельная. Я не стала рассказывать ей, что у меня рак. Просто говорю: «Я болею, еду в больницу, два дня меня не будет». Подготавливаю. Доченька понимает, что мне тяжело, знает, где у меня болит, видела мой послеоперационный шов. Но других подробностей я не рассказываю. Так что все нормально. Тома у меня молодец! Помощница.
— Когда вы услышали свой диагноз — «рак», было чувство страха или шок?
— Знаете, все говорят: шок да шок. А я легко приняла это, потому что наблюдала изменения в организме и знала, что проблема есть. Результаты эндоскопии мне отдавали в лаборатории, я спросила: «Рак подтвердился?» Мне сказали: «Да». Вот так просто я и узнала о диагнозе. Потом, в онкодиспансере врач сказал мне: «Да, результаты подтверждены. Это злокачественная опухоль». И я не была в ужасе. Восприняла это так: болезнь и болезнь. Что сделаешь? Лечиться надо. Помню, подруга ко мне приехала: «Ой, я боюсь!» А у меня паники не было.
Болезнь нужно стараться вылечить. Я иду вперед и знаю, что мне нужно это лечение и что оно поможет. Вот так. С такими мыслями продолжаю жить (улыбается. — Прим. Onliner). Каждый день живу и радуюсь.
— Врачи говорят, что в большинстве случаев рак — это беспричинная, необъяснимая «поломка». У вас есть ответ на вопрос, почему рак случился именно с вами?
— Я проматывала свое прошлое, думала: почему именно рак кишечника и почему у меня? Может быть, питание было не самым правильным? Или слишком много стрессов за последние пять лет — дома, на работе? Сколько я перенервничала! В конце концов я пришла к такому выводу: раковые клетки есть у каждого человека, но «просыпаются» они тогда, когда ухудшается иммунитет, увеличивается стресс. Под удар попадает слабое место. В моем случае это кишечник. Вот рак по нему и ударил. Мне кажется, я должна была это предвидеть…
— Рак изменил вас?
— Сложный вопрос. Раньше у меня самооценка была заниженная, а теперь стараюсь себя беречь, жалеть, ценить. Но тут есть и обратная сторона: я стала более дерганой, нервной, плаксивой. Смотрю на мужа — у человека ничего не меняется. Может быть, он переживает глубоко внутри? Но почему не показывает? Мне так хочется, чтобы он показывал свои переживания…
— Мы живем в мире, где царит онкофобия. Очень редкие белорусы имеют смелость рассказать о том, что у них рак. Почему вы согласились открыто говорить об этом?
— Для меня стал важным проект «Я люблю жизнь» — участие в фотосессии под хештегом #надеремракусраку вместе с другими девчонками. Я даже не предполагала, что такое будет. Меня уговорила подруга. Я потянулась к этим людям, которые не впадают в уныние. Мы с девчонками сплотились, и это подняло мне дух. Сегодня я принимаю мир таким, какой он есть, включая мой диагноз. После трех курсов «химии» МРТ показала, что динамика хорошая. Нужно продолжать. Так что, дай бог, еще три курса — и все будет хорошо. Раковая глава в моей жизни закончится. Останется только наблюдение у врачей.
Знаете, есть множество случаев, когда болезнь отступает и начинается пожизненная ремиссия. И надо об этом говорить. Может быть, кто-то прочитает мое интервью и воспрянет духом. Я очень на это надеюсь.
С Натальей Нагорской, врачом-эндоскопистом, заведующей эндоскопическим отделением медицинского центра «Лодэ», мы говорим о случайном и закономерном в раковой истории.
— Представители Минздрава озвучили статистику за 2018 год: если убрать гендерное разделение (рак груди у женщин и рак простаты у мужчин), то самый частый в Беларуси — колоректальный рак. Ситуация уникальная по сравнению со странами-соседками. Откуда у нас столько опухолей кишечника?
— Причина, во-первых, в недостаточной информированности пациентов. Во-вторых, проверка кишечника — это достаточно сложное исследование. Среди людей бытует мнение, что это болезненно, неприятно. В-третьих, подобная процедура требует специальной подготовки. Сегодня решил и тут же пошел проверил — так не получится. Человек должен созреть, подготовиться (несколько дней соблюдать диету, принять препарат, очищающий кишечник, в день исследования — полный голод) и так далее. Может быть, во всем этом частично и кроется ответ, почему обследование и, соответственно, постановка диагноза на ранней, «предраковой» стадии не происходит. Допустим, у человека появились жалобы, и он готов тут же пройти колоноскопию. Но пока он узнает, где это сделать, пока созреет, пока начнет готовиться, жалобы утихнут и пациент отменит визит к эндоскописту.
К сожалению, что касается онкопатологий кишечника, жалобы появляются в достаточно поздней стадии. Как правило, начало заболеваний протекает долгие годы абсолютно бессимптомно. А ведь пациенту можно помочь без всяких последствий и осложнений на том этапе, когда это просто мелкие полипы. Их легко и безопасно удаляют, предотвращая тем самым развитие из полипа раковой опухоли через 15—20 лет.
Поэтому мы и говорим, что должна расти осведомленность пациентов: к 40 годам колоноскопию нужно сделать в обязательном порядке, даже если нет никаких жалоб. Потому что, когда появляются специфические симптомы — боли в животе, нарушения стула (запоры, поносы) или, что еще хуже, кал с примесью крови и слизи, — заболевание уже может иметь запущенную форму. Поэтому прийти нужно лет на 15—20 раньше.
Если нет симптомов, будьте любезны в 40 лет пройти колоноскопию. Не ждите. Потому что пик колоректального рака приходится на 60 лет. Сделайте обследование на 20 лет раньше, и в 40 врачи поймают тот полип, который в 60 может превратиться в рак.
Если у кого-то в семье были онкологические заболевания, даже других органов, — это все равно показание провериться, не дожидаясь и 40 лет. Тем более если это родители, которых не стало слишком рано.
Кстати, снижение гемоглобина, общая слабость, потеря веса, ухудшение аппетита или изменение пищевых пристрастий тоже намекают на то, что нужно проверить кишечник. Хотя это неспецифические симптомы, которые могут быть и при других заболеваниях.
Если человек был у проктолога и в прямой кишке выявлены патологические процессы — это тоже показание к тому, чтобы посмотреть всю толстую кишку.
— «Около 80% опухолей можно предотвратить с помощью колоноскопии», — цитата заместителя директора РНПЦ онкологии и медицинской радиологии Сергея Красного. Как это работает?
— Во время исследования врач находит полип. Если новообразование совсем маленькое (2, 3, 4 миллиметра), то его можно убрать прямо во время обследования биопсионными щипцами — и на этом жизнь полипа заканчивается (улыбается. — Прим. Onliner). Ткань отдается на гистологическое исследование, а дальше врачи получают хороший благородный результат и радуются, что вовремя удалили.
Если полип покрупнее, то удаление происходит в условиях стационара — таким же эндоскопическим путем, но немного другим инструментом.
80%, о которых говорит Сергей Анатольевич Красный, — это пациенты, которые вовремя не обратились к врачам: не сделали колоноскопию, не удалили маленький полипчик… Вот в чем проблема. В том, что люди боятся и не хотят обследовать толстую кишку, откладывают до последнего. Им это кажется неудобным и неприятным. На самом деле сейчас колоноскопия — простое обследование с высокой диагностической ценностью, которое может спасти жизнь.
— Молодые врачи, побывавшие на стажировках в Европе, говорят, что колоноскопия без анестезии — это дичь, каменный век, средневековая пытка. И тем не менее во многих государственных клиниках ее до сих пор предлагают без наркоза: потерпите, мол.
— Неправда. Это уже не пытка. Сегодня оборудование и руки докторов позволяют сделать колоноскопию безболезненной. Все зависит от техники и навыка врача. Но при этом можно выполнить обследование под внутривенной анестезией. В тех случаях, когда в анамнезе были какие-то оперативные вмешательства, есть спаечный процесс или же имеются анатомические, конституциональные особенности, а также по желанию для тех, кто сильно боится, — пожалуйста, есть возможность сделать колоноскопию под наркозом. Человек засыпает и сладко спит, не испытывает болезненных ощущений, а когда просыпается, у него не остается никаких неприятных воспоминаний или же болезненных ощущений. Проснулся в хорошем настроении — и отправляется себе домой.
Колоноскопия не похожа на УЗИ. Во время процедуры врач видит на мониторе видео. Это, можно сказать, кино про кишечник (смеется. — Прим. Onliner). При этом есть возможность фотофиксации.
— Что вы думаете о новой технологии — капсульной эндоскопии? Пациент глотает капсулу, она проходит по всему желудочно-кишечному тракту, делая снимки.
— Это замечательная технология, которая признана во всем мире и дает возможность обследовать в первую очередь тонкий кишечник. Потому что гастроскопию можно сделать, колоноскопию — тоже, а вот тонкий кишечник остается недообследованным, хотя немало патологий может быть именно там. Особенно если уже сделана и гастроскопия, и колоноскопия, а у пациента сохраняются жалобы, в анамнезе есть кровотечения непонятного генеза, боли в животе, субфебрилитет, снижение веса, отсутствие аппетита, нарушение пищеварения. Для таких случаев и существует капсула. Она идет по просвету кишки, делает до четырех кадров в секунду, и вся эта информация по Bluetooth передается на устройство, которое пациент носит на специально надетом жилете. В течение 10 часов капсула делает огромное количество снимков, которые потом переносятся на компьютер. Специальная программа обрабатывает информацию, удаляет одинаковые кадры. Тем не менее для доктора остается работы еще на два-три дня, чтобы расшифровать записи. Это сложная, ответственная, но очень интересная работа: внимательно изучить каждый кадр, ничего не пропустить.
— Если бы у людей было больше денег, все пользовались бы только капсульной эндоскопией?
— Я думаю, что со временем эта технология будет дешеветь, как и все остальное. Буквально несколько лет назад это было невероятным достижением прогресса, а сегодня уже девять клиник в Минске используют такие капсулы. Со временем и производители начнут снижать цены.
— Вам когда-нибудь приходилось сообщать пациенту, что у него рак?
— Да. Но я не говорю об этом прямо, в упор, объясняю примерно так: «У вас заболевание, которое требует хирургического лечения и специализированной онкологической консультации. Поэтому не затягивайте, быстренько пройдите таких-то специалистов, сдайте такие-то анализы, возьмите выписку…» Полностью рассказываю, что нужно делать, пока пациент дожидается результатов биопсии. Как только гистологическое заключение готово и видно, что да, это злокачественная опухоль, звоню и говорю: «Скорее приезжайте, забирайте результаты и бегом на консультацию к онкологу. Соглашайтесь на все, что он вам предложит. Важно, чтобы это сделали быстро».
Чаще всего пациенты имеют внутреннюю готовность принимать решения, лечиться. Я не видела истерик и слез. Возможно, они остаются дома…
— Онкологи говорят, что на первой и второй стадиях колоректального рака гарантия излечения — 100%, причем без химио- и лучевой терапии.
— Да. И во всех органах так. Чем быстрее, тем лучше прогноз и легче лечение.
Помню такой случай. Человек проходил летную комиссию. Он купил самолет и собрался летать, на эндоскопию попал совершенно случайно (ни малейших жалоб!), а в итоге оказалось, что срочно нужно к онкологу. «Оставьте самолет в ангаре и бегом на консультацию!» — говорила я. Меня радуют такие случаи, когда рак выявляют на ранней стадии и спасают человеку жизнь.
Читайте также:
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by