В конце июля в Бобруйске случилось двойное убийство. Две девушки — 26 и 27 лет — после распития спиртных напитков уехали на такси домой к мужчине. В милицию одна из них позвонила в семь утра. Сообщила, что с подругой закрылась в ванной комнате, куда собирается проникнуть неизвестный. Девушек спасти не удалось, обе были найдены мертвыми в той же ванной, откуда и звонили. Сотрудники уголовного розыска установили мужчину, который был вместе с ними. Его задержали на улице в состоянии алкогольного опьянения. Вчера в Бобруйске начался судебный процесс по этому делу. Сегодня в суде допрашивали свидетелей.
Читать на OnlínerСудебное заседание объявляется продолженным. Первый свидетель — Светлана К., продавец одного из магазинов «Квартал».
— Мы с Кристиной [Крюшкиной] работали в летнем кафе. В тот день она в 8:10—8:20 ушла из кафе. Сказала, что пойдет гулять в парк с друзьями. Про «Престиж» (кафе. — Прим. ред.) она ничего не говорила. Ее вроде какой-то друг ждал. Он сначала сидел в летнем кафе, потом ушел. Нет, это был не Осипович. Его я никогда не видела до того (при этом сам обвиняемый сказал, что женщина его несколько раз видела. — Прим. ред.).
Судья:
— Какой была Кристина?
— Хорошая, общительная девушка, душа компании.
Судья зачитывает показания свидетеля Светланы К., которые она давала ранее:
«Из всех сотрудников магазина она (Кристина. — Прим. ред.) больше всего общалась со мной. Несколько раз ходили с ней в парк, пили пиво. Она рассказывала, что у нее был друг, они расстались. Ее близкий круг общения мне не знаком. Видела, что у нее много друзей мужского пола, она пила с ними кофе, ей дарили цветы. Она по характеру спокойная, доброжелательная, очень общительная.
19 июля она пришла на работу. Отработала до 20 часов. За столиком ее ждал друг, они в парк собирались. К нему подходили знакомые глухонемые, я подумала, что и он, наверное, глухонемой. Он ушел раньше».
Следующий свидетель — Оксана П., заместитель заведующей магазином «Квартал», где работала Кристина:
— У нас с Кристиной были нормальные рабочие взаимоотношения. Пришла к нам работать в конце 2017 года продавцом в молочный отдел. По характеру общительная, дружелюбная, со всеми общалась хорошо. Скандалов, конфликтов с ее участием я не видела.
Я с ней близко не общалась. Как работник она нормальная, претензий не было. Ничего плохого не скажу. Не опаздывала, с работы не уходила. Стояла в молочном отделе. Но там холодильники, она часто простужалась. И ее перевели в летнее кафе.
Свидетель номер шесть — Юрий Р., пенсионер:
— Наша хорошая знакомая уехала в Россию, мы сдавали ее квартиру. В 2016 году ее сняла Кристина. Она работала сначала в «Евроопте» на Минской, потом в «Квартале» у рынка. Сначала снимала квартиру с парнем, он ездил на заработки, где-то через полгода они расстались.
Думаю, к трагедии привело то, что она часто забывала ключи где-то. В тот вечер тоже забыла на работе. А меня беспокоить, наверное, не решилась поздно вечером. Возможно, решила время скоротать в кафе.
К Кристине претензий не было. Квартира убиралась, посуду мыла, стирала. За квартиру платила иногда с задержкой, если с деньгами проблемы, мы шли ей навстречу. В квартире ничего не пропало. Кристина была спокойной, немного стеснительной. Бутылок в квартире не замечал, выпившей ее не видел.
Следующий свидетель — мать обвиняемого Антонина Владимировна.
Ранее работала лаборантом в кабинете химии и физики одного из учебных учреждений Бобруйска. Ее предупредили, что она имеет право не давать показания в отношении близких родственников. Но она решила им не пользоваться.
Судья:
— Какие взаимоотношения с сыном?
Антонина Владимировна:
— Как у матери с сыном. Вражды, ненависти не было. Он помогал мне младшего ребенка воспитывать, когда муж умер. Родителей девочек не знаю, но выражаю им искренние соболезнования. Но чем я могу помочь им сейчас? Уверена, что им даже видеть меня неприятно. Не любящие и ненавидящие нас, прошу простить.
Обвиняемый заплакал, когда мать начала говорить.
— Муж мой был работником МВД, милиционер ППС. У сына проблемы со здоровьем с самого рождения. Было четырехкратное обвитие пуповиной. После этого гематома правого локтевого сустава, потому его не взяли в армию.
Мать рассказывает, что у Александра постоянно были проблемы со здоровьем. В июне этого года он получил травму головы на работе. На учете у психиатра не состоял. Несколько раз терял сознание.
— Сын не раз был в заключении. Первый раз попал в 17 лет, его приговорили к большому сроку. Не учли, что это первый раз, что совершил нарушение в возрасте до 18 лет. Я писала жалобу, и срок с 7 лет сократили до 3 лет 4 месяцев. Мы полностью оплатили иск.
Судья:
— Тогда ваш сын нанес человеку ножевые ранения, потерпевший скончался в больнице...
— Он скончался спустя 2 недели. И это был не нож, а обломок металлической пластины. Находясь в заключении, сын обучался, получил четыре профессии: монтер по ремонту и обслуживанию электрооборудования, слесарь-инструментальщик, переработка нефти и нефтепродуктов, обслуживание нефтепроводов, производство строительно-ремонтных работ.
— А другие судимости?
— По поводу последней. Во дворе у нас живет такой слабоумный мальчик, пристает ко всем, просит закурить, денег. Когда его побьют, когда толканут. А мой сын шел с работы. У него в рюкзаке лежал инструмент, сумка была не закрыта. Он его ударил рюкзаком, забыл, что в рюкзаке резаки в боковом кармане.
— Потом были кража, грабеж.
— Какая там кража? Два человека по 120 кг на остановке. У одного он якобы украл телефон, у второго — кошелек. Потом они его скрутили. Это вообще анекдот какой-то: человек весит 60—70 кг, а те двое по 120 кг, как он мог их ограбить? А последнее вообще ерунда. Он к другу пошел, они пили все вместе. А утром проснулись — денег нет. В магазин ходили покупать все вместе. Другому дали бы за это 15 суток, а ему, учитывая большой «багаж», пришлось отвечать. Прошу дать ему наказание в виде лишения свободы с возможностью работать и оплачивать иск. А я буду до последнего дыхания ему помогать.
— Были случаи чтобы он вас бил, толкал?
— Нет. Чтобы ругались, было. Но чтобы проявлял агрессию, нет. Его воспитывали бабушка, я, тетки, и никогда к женщинам он не испытывал вражды или ненависти. Никогда никого не обижал, со всеми был дружен. Любил животных. Я всегда говорила ему, что мы с дочкой одни, и если он кого-то обидит, то обидят нас. Как к сыну вопросов у меня не было.
— Почему он жил отдельно от вас?
— Женщину нашел, ушел к ней. Первые полгода, пока у него был надзор, мы вместе проживали. Пока нашел работу, прошел медкомиссию, немного оделся.
— А когда ваш сын выпивал, как он себя вел?
— Если выпьет, музыку включает громко, танцует, веселится. Мог на праздники выпить, в выходные дни. После последнего заключения с водкой не дружил, боялся ее. Наркотики не употреблял, и друзей таких у него не было.
— Он вас слушался, как мать? Говорили ему, наверно: остепенись, сколько можно.
— Слушался обычно. Но рядом же нельзя быть с ним 24 часа. Как такое могло случиться, не понимаю. Наверно, он был не в себе. Может, они все втроем какие-то психотропы принимали.
— Вы пытались как-то перед потерпевшими загладить вину?
— Нет. Я думаю, им неприятно меня видеть и слышать. Я согласна помогать сыну возмещать материальный ущерб. Больше я ничем помочь не могу. Не любящие и ненавидящие нас, прошу простить.
В тот день, 19 июля, я была в квартире на Лынькова — там все было спокойно, порядок. Потом я поехала к дочери на Пушкина. На следующий день мы все хотели на дачу поехать. Сын хотел своего товарища с собой взять, Андрея, который печи умеет класть.
— Договорились, что 20-го зять заедет за сыном, потом за нами. Я день (19 июля. — Прим. ред.) была у дочери в квартире, смотрела ребенка. Приехал зять, сказал, что Саша на работу не выходил и его сожительница Марина его ищет. Я позвонила ему — он сказал, что он дома у Марины. Я сказала, что он врет, что она его ищет.
20-е число, дождь кончился, и мы собрались ехать на дачу. Но дочке позвонили из милиции и сказали, чтобы она открыла дверь в квартире на Лынькова. Я поехала туда. Во второй половине дня это было.
В зал заседания принесли орудия убийства — молоток, гвоздодер, два ножа. Их обнаружили в ходе осмотра квартиры обвиняемого 20 июля.
На ножах следы темно-бурого цвета, похожие на кровь.
Следующий свидетель по делу — родная сестра обвиняемого. Проживает в Бобруйске. Работает педагогом дошкольного образования. Давать показания захотела сама, что может отказаться, знала.
— Какие были у вас отношения с братом?
— Хорошие. Для меня он был и остается самым лучшим братом. Он всегда меня защищал. К женщинам никогда агрессии не проявлял. Если выпивал, с мужчинами мог поругаться, но дальше ругани никогда не доходило. После освобождения старался не пить. Хотел семью, ребенка, хорошую работу, свое жилье.
Следующий свидетель — муж родной сестры, обвиняемый ему приходится шурином.
Судья:
— Что за человек обвиняемый?
— Отношения нормальные. Ели на даче шашлыки, выпивали, он вел себя нормально. Мог выпить пива, немного водочки, но агрессии за ним не замечал. Ссор, драк у нас не было. Общительный. Если что попросишь у него, никогда не откажет.
Последний раз виделись 19 июля в 6:45. Заехал за ним, поехали вместе на работу. Говорили о том, что нужно на следующий день поехать на дачу с печкой повозиться, с баней. Вечером он позвонил, сказал, что друга возьмет с инструментом.
Наутро 20-го числа ехал на работу. Его не было, я поехал один. К нему не заходил. Позвонила его сожительница, спросила, есть ли он на работе, искала его.
В 11:30 в обед позвонил Саше, он трубку не брал. В 12:50 он сам позвонил, спросил про дачу. Потом мы поехали на дачу, и нам сообщили, что случилось.
Следующий свидетель — коллега обвиняемого, работает сборщиком окон.
— С Осиповичем знаком, вместе работали на пилораме. Отношения были нормальные. В четверг 19 июля вышли вместе с работы, где-то полпятого было. Купили в магазине пива, во дворах посидели. Поговорили. Встретили его знакомого. Они говорили, потом начали драться. Попало и тому, и тому.
Его знакомый убежал. Появился еще один знакомый с его района, я его не знаю. Саша расстроен был, пошел с этим знакомым еще за пивом, а я пошел в другую сторону.
Не знаю, какие у него были планы на вечер. Наутро на работу собирался. 20-го числа позвонил около 9 утра, сказал, что его девушка в аварию попала, в реанимации, что он не сможет прийти на работу. Потом звонила его сожительница, я ей сказал, что она вроде в аварию попала — с его слов. Понял, что он неправду сказал.
Саша просил утром за него деньги получить. Я получил, он подъехал позже на такси, забрал. Он сказал, что у него проблемы, попросил помочь решить. Я даже не предполагал, что такие проблемы. Думал, может, помочь мебель передвинуть или еще что. Но я был занят домашними делами, сказал: прости, не могу помочь, занят. Доехал с ним до кожкомбината на такси и ушел.
Судья:
— Осипович, а вы не думали скрыться? Забрали деньги и уехали.
— Нет, я поехал домой и сидел на скамейке у подъезда.
Остальные свидетели не явились. Суд продолжится завтра, 6 декабря.
В перерыве между судебными заседаниями в фойе первого этажа суда произошел инцидент. Мать обвиняемого и родители погибших девушек начали обмениваться оскорблениями. Корреспондент «Коммерческого курьера» Дмитрий Суслов пытался сделать на мобильный телефон фото для своего репортажа. Мать обвиняемого начала кричать, что он не имеет права снимать без их согласия. Отобрала у него телефон, положила себе в карман и отказывалась возвращать. Журналист попытался отнять у женщины свой телефон. Она закричала, что он сломал или вывихнул ей палец. Начался скандал. В ситуацию вмешался сотрудник отдела Департамента охраны, который дежурит в фойе здания суда. В результате мать обвиняемого вызвала скорую и поехала в больницу — видимо, «снимать побои». А Дмитрий Суслов обратился в милицию, чтобы написать заявление за воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналиста (статья 198 Уголовного кодекса Беларуси).
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
